Иоанна Хмелевская - Мы все под подозрением

– Он что, выказывал тебе свое презрение? – с интересом спросила Алиция.

– Нет, просто рылся в санузле покойника. Я пережила ужасные минуты.

Домой, разумеется, иду. Подожди, сейчас я соберусь.

Алиция была явно заинтересована моими видениями, которые я ей кратко описала, собирая свои вещи.

– Но ты, по крайней мере, видела, кто это: мужчина или женщина? – недовольно спросила она.

Она совершенно ошеломила меня этим вопросом, – потому что я осознала, что даже этого узнать не смогла. На убийце было что-то вроде широкого синего комбинезона. В следственном запале и с уверенностью, что через минуту я увижу его лицо, на все остальное я не обратила достаточного внимания.

Мы покинули бюро, доехали на такси до Мокотува, после чего пришли к выводу, что нам некуда спешить. Ничто не мешало нам пойти в кафе, выпить кофе и продолжить наши расследования, прерванные в прошлый раз Веславом.

Со вчерашнего дня я обогатилась множеством новых сведений, среди которых, вопреки внушениям дьявола, больше всего меня волновало то, что касалось Веслава. Я призналась в этом Алиции, которая выслушала меня без всякого удивления.

– Я знаю тайну Веслава, – безмятежно сказала она.

– Что?!

– Я ее знаю совершенно случайно. Ты, разумеется, никому не скажешь?

– Ну, знаешь! За кого ты меня принимаешь?!

– У Веслава есть ребенок...

В первый момент у меня было впечатление, что кто-то из нас сошел с ума. У Веслава есть ребенок?! Что это значит?!

– Он что, сам его родил? – спросила я ошеломленно.

– С ума сошла! Ханя... ну, знаешь Ханю? Это моя приятельниц которая ничего не делает. Она живет дверь в дверь с тайной Веслава. Она уже давно рассказала мне, что познакомилась с девушкой, которая живет напротив, у этой девушки есть ребенок, отец ребенка женат и навещает ее тайно. Это не совсем типичная история, потому что он ходил с ней еще до свадьбы...

Алиция остановилась и задумалась.

– Ходил... Разве это можно назвать хождением?

– Господи помилуй! Назови это как тебе угодно, только рассказывай дальше!

– Дальше он с ней порвал и женился на другой, тем временем она родила этого ребенка, о чем ему раньше не говорила из-за своей гордости, и теперь из-за этого ребенка он поддерживает с ней отношения. Этот человек – не кто иной как Веслав.

– Откуда ты знаешь? Ханя знает его?

– Нет, я его знаю. Случайно видела его там, а Ханя показала мне на него и сказала, что это именно тот человек.

– Что ты говоришь! Потрясающе!..

Долгое время я сидела, размышляя очень напряженно и в довольно быстром темпе. Ну да, ничего странного, что Веславу постоянно не хватает денег... Но ведь это не является поводом для убийства, иметь ребенка никакие законы не запрещают. Правда, у Веслава имелась жена, но я думаю, что в подобном случае он предпочел бы признаться во всем жене...

Алиция продолжала рассказывать дальше. Хамя, заинтересовавшись девушкой, живущей напротив, собрала о ней все возможные сведения. Отец ребенка женился на девушке из очень богатой семьи, его жена учится, благодаря помощи родителей он может заниматься диссертацией, не особенно заботясь о зарплате в бюро, потом ему обещано приглашение во Францию или в Соединенные Штаты...

Очень строгая в моральном отношении семья со своими правилами...

Известие об имеющемся у молодого зятя ребенке ситуацию изменило бы диаметрально...

Нет, невозможно, чтобы Веслав из-за каких-то паршивых денег мог свалять такого дурака! Я думаю, что жена простила бы его, если бы он ей во всем признался...

Но он выходил на балкон, а ключ был в вазоне...

– Мне все это осточертело! – решительно заявила я. – Я уже не могу больше слышать об этом преступлении и кончаю им интересоваться. Пусть все идет как идет. Алиция, давай сменим тему разговора!

– Вот именно, – с интересом сказала Алиция. – Что у тебя с прокурором? Кто из вас за кем ухлестывает? Красивый парень, мне очень нравится, только для меня он слишком молод.

– Для меня нет, – буркнула я неохотно, потому что не была уверена, не хуже ли еще эта тема предыдущей. – Не знаю, кто за кем ухлестывает, думаю, что больше всех участие в этом принимает дьявол. Если и сегодня он позвонит мне под служебным предлогом, то значит, он интересуется мной больше, чем я им...

***

На следующий день с утра в мастерской царило удивительное спокойствие. Прокурор накануне вечером позвонил мне, и мы провели упоительные минуты, на этот раз в «Бристоле». Сейчас я страшно хотела спать и потому не обращала никакого внимания на атмосферу вокруг меня.

Если бы я была в нормальном состоянии, то сразу бы поняла, что это спокойствие ничего хорошего не сулит.

Иоанна вызвала меня в кабинет Витека, которому потребовалась программа обслуживания жилого высотного здания. Одновременно в кабинет заглянул капитан. Отвечая на его приветствие, я прошла через конференц-зал, после чего вернулась с программой снова через приемную, где сидела Иоанна.

Меня удивило, что мое появление произвело на нее какое-то странное впечатление. Она явно испугалась и смотрела на меня, моргая глазами, как будто была чем-то неожиданно ошеломлена. Мне не хотелось спрашивать, чем я ее так удивила, поэтому я отдала Витеку программу и вернулась в отдел.

Удивительное спокойствие продолжалось до полудня. События, которые потом произошли, ликвидировали его совершенно.

Все началось с того, что в нашем отделе неожиданно появились капитан, прокурор и поручик, и все трое ринулись к картине Лешека, по-прежнему стоящей у стены. Мы не могли понять, почему это произведение искусства, уже осмотренное ими несколькими днями раньше, вновь возбудило у них такой интерес. Мы внимательно наблюдали за ними, а они с невероятным вниманием рассматривали лицо изображенной там мегеры, чуть не ползая по нему носами.

Наконец они выпрямились и посмотрели друг на друга.

– Действительно, – сказал удивленно капитан, обращаясь к прокурору. – Я вас поздравляю...

Мы смотрели на них все с большим интересом, предвкушая какую-то сенсацию.

– Можно узнать, чем вы это рисовали? – любезно повернулся прокурор к Лешеку.

– Гуашью, – искренне ответил Лешек. – А что, это запрещено? – обеспокоенно спросил он.

– Вы все рисовали гуашью? Это тоже?..

Лешек посмотрел на картину, затем встал с кресла и пригляделся поближе к тому месту, в которое стукал пальцем представитель власти.

Наконец он оторвался от созерцания и с неописуемым удивлением посмотрел сначала в пространство, а затем на нас.

– Что это? – глупо спросил он.

– Именно об этом мы вас и спрашиваем.

– Это не гуашь, – сказал Лешек по-прежнему тоном глубокого удивления.

– А что?

Вопрос прозвучал резко, и Лешек явно испугался.

– Клянусь Богом, не знаю! Я рисовал гуашью!

– Может быту кто-то из присутствующих скажет нам, что это такое и кто это нарисовал?

Нам недоставало только подобного вопроса, чтобы сорваться со своих мест и кинуться к картине, потому что мы и так сидели как на иголках.

С первого взгляда я поняла, о чем идет речь, и припомнила вещество, которым была дополнена картина Лешека. Губы чудовища были подведены толстым слоем ярко-красной губной помады. Веслав отодвинулся от картины и начал хохотать.

– Но это же губная помада, – сказал Витольд, удивленный не меньше, чем Лешек.

– Вот именно. А кто это рисовал?

– Я, – признался Веслав, стараясь сохранять серьезность.

Он немедленно оказался в центре всеобщего внимания. Лешек смотрел на него с заметным неудовольствием.

Действительно, сразу после ухода одержимого хандрой автора Веслав закончил его произведение, дополнив макияж дамы, изображенной на древесностружечной плите, при полном одобрении Януша и моем. Нас удивляло, что Лешек до сих пор этого не заметил, потому что ярко-красный цвет ужасно выбивался из прочей тональности.

Не понимая необычного интереса следственных властей к проблемам колористики, мы с интересом ждали, что будет дальше.

– Чем вы это рисовали? – удивительно мягко спросил капитан у Веслава.

– Помадой и рисовал.

– Но вы, но-видимому, не употребляете губную помаду, – любезно сказал прокурор. – Где вы ее взяли?

– У Ирены...

Если бы Веслав внезапно выстрелил из пушки, это не произвело бы большего эффекта. Трое мужчин, как громом пораженные, повернулись ко мне и застыли в молчании, глядя на меня с неописуемым удивлением. Я совершенно не могла этого понять, потому что, в конце концов, факт заимствования у женщины губной помады, даже ярко-красного цвета, не являлся ничем из ряда вон выходящим.

– Это правда? – тихо спросил прокурор.

На мгновение в его глазах появилось что-то похожее на упрек.

– Разумеется, – ответила я, несколько удивленная. – Я одолжила ее Веславу специально дня этой цели. Это в самом деле хорошая французская помада, но цвет у нее слишком глупый, поэтому мне не было ее жаль. Я очень редко ею пользовалась.