Оскар Лутс - Лето
– Куда? – растерянно спрашивает управляющий.
– Через окно…
Звонарь подталкивает управляющего к окну, а сам шепчет в приоткрытую дверь передней комнаты:
– Скажите, что дома нету! Скажите – ушел в Паунвере через болото!
Затем оба они стремительно выскакивают в окно горницы и мчатся по направлению к болоту. У самого болота Тоотс, тяжело дыша, останавливается и раздувает ноздри; он и сам не знает, почему он бежал. Топ-топ-топ! Его догоняет далеко отставший Либле, бросается на траву и хохочет во все горло.
- Ох и здорово получилось! Пусть ищет своих приглашенных, пока пятки не протрет. А мы, как полагается почетным гостям, пойдем в воскресенье в Рая, станем, растопырив ноги, и потребуем вина и пива… ха-ха-хаа!
– Ага-а! – тянет Тоотс. – Ну да-а!
– Тыниссон живет далеко, к нему Кийр со своей весточкой не сунется, так что тот все равно прибудет, ежели вообще надумает идти. Вот бы еще кого-нибудь позвать – скажем, Имелика из Тыукре… Приходи, мол, будет чем поживиться. Да, собственно, на кой черт оно так уж нужно – вино это или пиво. Зато потеха одна чего стоит!
– Еще бы!
Управляющий опускается на траву рядом с Либле, оба закуривают и дымят так, словно на болоте жгут подсеку. Вокруг на поблескивающих ночной росой цветах жужжат бархатистые лесные пчелки. Над гороховым полем порхают поодиночке и парами белые и разноцветные бабочки. Одна из них, пестрокрылая, летит к краю болота, чтобы взглянуть на странных гостей, и опускается на украшенную пером шляпу Тоотса. Звонарь снимает шапку и глядит вверх, на синеющее небо.
– Может, на солнышке, – говорит он, – волосы вырастут скорее, опять с моей малышкой Мари подружусь.
Старая изба хутора Заболотье подслеповатыми глазами смотрит из-за пашен, вызывая у хозяйского сына невеселые размышления. В ярком солнечном свете, среди весенней природы ветхий дом кажется еще более жалким и неприглядным, чем в другое время года. Старые рябины у ворот грустно покачивают ветками, как бы спрашивая: «Что же это будет? Давний друг наш с каждым годом все больше горбится, словно клонясь к земле под тяжестью прожитых лет: Долго ли он еще выдержит?». Над гумном белеют жерди обрешетины, напоминая выгоревшие кости животных на пастбище. Местами крышу покрывает густой зеленый мох, рядом с трубой выросли две маленькие березки. Прорехи в кровле кто-то пытался заткнуть пучками соломы… Еще плачевнее обстоит дело с хлевом. За то время, что Тоотс отсутствовал, это лишенное каменного фундамента убогое строение совсем покосилось и угрожает рухнуть и задавить скотину. Отовсюду глядят беспомощность и убожество. А обитатели дома дряхлеют вместе с постройками, они не могут не видеть, как все вокруг них разваливается, но ничего не делают, чтобы предотвратить разрушение, как будто все это в порядке вещей. Но, может быть, они и не замечают, как гниет их жилище и остальные постройки? Этот процесс умирания происходит так медленно, что следы разрушительной работы времени бросается в глаза лишь тому, кто долго здесь не был. А возможно, люди и замечают разницу между прошлым и настоящим, но силы их убывают и они уже не в состоянии бороться с этим медленным тлением? Или забота о завтрашнем дне отнимает у них последние остатки сил?
Как бы там ни было, скоро они исчезнут с лица земли вместе со своей ветхой избой, и океан времени поглотит еще один человеческий век!
– Знаешь, Либле… – Управляющий вдруг приподнимается и садится. – Ну их к дьяволу со всеми ихними помолвками! Походил я вчера по своему двору, поглядел кругом и надумал так… кое-какие маленькие планы. Дело в том, что постройки скоро развалятся. Нижние бревна подгнили – одна труха, уже стен не держат. Что-то надо сделать, хоть подпорки поставить, что ли. От старика уже никакого толку, еле-еле душа в теле. Все равно – останусь я здесь или опять уеду в Россию, но в таком запустении тут все бросить нельзя.
– Это верно!
– Да, да, – в раздумье добавляет Тоотс. – Одними приказами да окриками в Заболотье ничего не сделаешь. Здесь нужно руки приложить, а не командовать. Да, черт побери! – оживляется он опять. – Я тут в родных местах уже пошатался немного, пора и за дело браться. А работать я привык, без хлопот и жить скучно. Человек родится на белый свет не для того, чтоб небо коптить, как Иванов говаривал.
– Правильно, правильно! – поддерживает его звонарь. – На этом хуторе работы хватит, была бы силенка. Вы теперь земледелец, можно сказать, со всех сторон отшлифованный, многое сумеете в Заболотье сделать.
Управляющий имением медленно поднимается, потягивается и глядит вниз, на болото. Работы везде непочатый край. Ну их к лешему со всеми их помолвками к сердечными муками – тут есть дела поважнее. И гость из России сразу загорается новой мыслью, как это с ним обычно бывает: перед его круглыми совиными глазами, словно выплывая из тумана, возникают осушенные болота, хорошо возделанные поля и красивые строения.
Часть вторая
IТоотс и Либле еще некоторое время стоят молча – на краю болота, потом управляющий говорит:
– Н-да, раньше я думал сразу же поставить новый добротный хлев, честь то чести, а как подсчитал, так ясно стало: большим куском подавишься. У старика за душой и ломаного гроша нет, да и у меня самого не густо… Как ты думаешь, что если мы возьмем да подведем под старый хлев каменный фундамент? Еще несколько лет выдержал бы, пока настанут лучшие времена и можно будет взяться за новый. Как ты считаешь? Ты когда-то работал каменщиком и в этом деле разбираешься лучше меня.
– Ну что ж! – живо откликается Либле. – Задумано дельно. И правда – какая спешка новый строить? Не бог весть какое большое стадо, не помещики. Этот же самый хлев починим в аккурате, на чей хочешь век хватит. Пару-другую нижних бревен долой, вместо них каменный фундамент, сверху тоже кое-какие трухлявые бревна заменить, крышу новую – и полный порядок! К тому же, и с виду будет хорош. Да, господин Тоотс, толковую речь вы повели.
– Так-так, – откашливается Тоотс. – Считаешь, что дело выйдет?
– Бог ты мой, чего ж ему не выйти! Никакого тут фокуса нет, многие так делают. Но за эту перестройку можно взяться, только когда навоз вывезут и хлев пустой будет.
– Вот-вот, я так и думал, – отвечает управляющий. – Я вчера прикинул: до вывозки навоза будем на паровом поле камни дробить и домой возить. А как с навозом покончим, примемся за хлев. За это время и можно будет известь подбросить и песок… Но прежде всего камни.
– По мне, хоть завтра. Сразу двух зайцев убьем: и поле от камней очистим, и материал для фундамента получим. Правильно, господин Тоотс! Меня, правда, звали в Сааре на вывозку навоза и на сенокос, но ежели вы твердо решили хлев чинить, так я все брошу и приду в Заболотье. Отзвонить на похоронах или за упокой – Мари и сама справится. Да и кому сейчас, перед самой страдой захочется помирать.
– Решение должно быть твердое, – задумчиво отвечает управляющий. – Ничего не поделаешь. Хлев вот-вот на голову свалится.
– Верно, верно! – поддакивает звонарь. – По мне, начнем хоть завтра. Время тянуть незачем – скоро навоз возить. Надо бы сегодня же сходить в Рая, буравы взять, чтоб камни сверлить, у них после постройки дома должны были остаться. Оттуда надо к кузнецу забежать, буравы наточить. Господин управляющий пусть пороху достанет, и ежели полагает, что с этим делом справится, пусть приготовит носилки для камней, знаете, такие вот… два бревнышка потоньше рядышком.
– Знаю, знаю, – отвечает управляющий. – С этим я справлюсь. Жаль чертовски, что не захватил пороху из города. Ну ничего, где-нибудь раздобуду. Если здесь не достану, придется опять в город слетать.
– Завтра суббота, – рассуждает Либле, – суббота… Ну, ладно, суббота… Но ежели мы порешили всерьез, нельзя ни одного дня терять. Начнем завтра же с утра. Не забудьте, господин Тоотс, нас только двое. На батрака рассчитывать не приходится, ему картошку окучивать надо, да и всякой другой работы на одного человека хватит. Может, когда и подсобит нам часа два-три, на большее надеяться нечего. Хорошо хоть то, что сейчас в работе вроде бы перерыв, на хуторах народ дух переводит после весенней спешки, а потом опять горячка начнется – и вывозка навоза, и сенокос, и жатва, еще и нас заставят работать, не дадут спокойно хлев чинить… Ладно, завтра с утра я с буравами тут как тут, а сейчас надо пойти поглядеть, ушел ли портной.
Либле нахлобучивает шапку и бросает испытующий взгляд в сторону дома.
– Ха-ха-ха! Портняжка прямо в беде с этой помолвкой, словно девица с ребенком. Хоть бери да городи забор вокруг раяского господского дома, чтоб гости не пробрались. Ох, и горе же с этими сердечными делами! Но, черт побери, неужто он заполучит когда-нибудь барышню из Рая… Не знаю, это и впрямь будет седьмое чудо света. А верховодить, ясное дело, будет жена. Ежели она и сейчас уже этого рыжего так прижимает, что ж она потом ему запоет? Нет, вообще вся эта история, такая путаная и непонятная, что, как говорится, и кистеру в ней не разобраться.
