Кнут Гамсун - Отец и сын (пер. Кившенко)
Принцъ, который вернулся въ залу въ качествѣ зрителя, подалъ собственноручно стаканъ вина господину изъ Зинвара.
— Васъ преслѣдуетъ несчастье, — сказалъ онъ ему, — прекратите на сегодня вашу игру.
Принцъ нарушилъ одно изъ правилъ игорнаго дома, произнеся громкимъ голосомъ этотъ совѣтъ. Господинъ изъ Зинвара ничего не отвѣтилъ, онъ только безсознательно взглянулъ на него и молча выпилъ вино.
Внезапно колесо фортуны повернулось въ его сторону, и онъ выигралъ три раза подъ рядъ.
— Вотъ видите, какъ слѣдуетъ играть, — обратился онъ весело и любезно къ старому воину.
Тотъ ничего не слышалъ, весь поглощенный своей игрой на жалкіе гроши. Румынъ внимательно слѣдилъ за возрастающей нервностью господина изъ Зинвара, обмѣнялся взглядомъ съ крупье, забралъ свой выигрышъ и прекратилъ игру.
Господинъ изъ Зинвара теперь чистъ, какъ ободранная липка. Онъ только что поставилъ все, что у него оставалось — нѣсколько сотенъ — на черное и проигралъ. Онъ растерянно оглядывается вокругъ. Онъ очень блѣденъ.
— Къ чорту съ чернымъ цвѣтомъ! — кричитъ онъ.
Затѣмъ онъ погружается въ раздумье. Крупье не спускаетъ съ него глазъ. Машинально выплачиваетъ онъ старому воину его ставку, не разбирая, выигралъ ли тотъ или проигралъ. Господинъ изъ Зинвара продолжаетъ сидѣть неподвижно, — онъ, повидимому, что-то обдумываетъ. Отчего онъ не уходитъ? Онъ медленно стаскиваетъ съ пальца одно кольцо за другимъ и протягиваетъ ихъ крупье. Тотъ окидываетъ ихъ взглядомъ знатока, спокойно опускаетъ въ желѣзный ящикъ и передаетъ господину изъ Зинвара три свертка съ золотомъ — три тысячи. Никто не произноситъ ни слова. Онъ держитъ съ минуту тяжелые свертки въ рукѣ, вздрагивая всѣмъ тѣломъ. Внезапнымъ движеніемъ приподнимается онъ со стула и ставитъ всѣ три свертка на черное. Золотыя монеты глухо звенятъ въ ихъ бумажныхъ оболочкахъ. Колесо вертится, оно вертится легко и беззвучно, шарикъ дотрогивается то до одного номера, то до другого, — наконецъ, колесо останавливается.
— Красное.
Господинъ изъ Зинвара вскакиваетъ, хватается обѣими руками за голову, испускаетъ полузадушенный крикъ и покидаетъ игорную залу.
V
На слѣдующее утро лакей — настоящая старая сплетница — разсказалъ мнѣ, что господинъ изъ Зинвара проигралъ наканунѣ вечеромъ пятьдесятъ четыре тысячи. Паво же отправился изъ игорнаго дома къ себѣ въ палатку торговать, а теперь онъ, то-есть лакей, только что встрѣтилъ его у фонтана: онъ шелъ съ непокрытой головой и громко говорилъ самъ съ собой илм, вѣрнѣе, какъ будто читалъ кому-то проповѣдь. Впрочемъ, никакой священникъ не могъ такъ проповѣдывать, какъ Паво, когда онъ принимался за это.
— Бѣги отъ искушенія, — повторялъ онъ нѣсколько разъ, — повернись спиной къ соблазну. Ты протянешь ему только палецъ, а онъ сейчасъ захватитъ все твое сердце. Неужели ты такъ глубоко погрязъ, что я, твой блудный сынъ, долженъ тебя предостерегать отъ соблазна?
Да, Паво дѣйствительно говорилъ очень убѣдительно, и лакей полагалъ, что онъ заучивалъ рѣчь, которую собирался произнести передъ отцомъ сегодня утромъ.
Этотъ проныра-лакей всюду совалъ свой носъ и все зналъ.
— Вы хотите сегодня уѣхать? — сказалъ онъ мнѣ.
А я, между тѣмъ, въ гостиницѣ не сказалъ объ этомъ ни слова, даже не спрашивалъ счета.
— Откуда ты это знаешь? — спросилъ я.
— Я ничего не знаю, — отвѣтилъ онъ, — но вы сказали на почтѣ, чтобы всѣ письма, которыя придутъ на ваше имя, посылались вамъ вслѣдъ, и заказали экипажъ къ пяти часамъ — къ отходу парохода.
Даже это разнюхалъ онъ. У меня явилось такое чувство, какъ будто этотъ нахальный проныра шпіонитъ за мной, и я почувствовалъ къ нему отвращеніе. Гнѣвъ охватилъ меня, я не могъ вынести его наглыхъ взглядовъ, — у него была пара глазъ, которые пронизывали меня, точно ледяной вѣтеръ.
— Убирайся вонъ, собака! — крикнулъ я.
Онъ стоялъ, не шевелясь. Да, наглецъ даже не тронулся съ мѣста. Онъ держалъ обѣ руки за спиной. О чемъ думалъ онъ? И что дѣлали его руки тамъ, за спиной? Нѣтъ ли у него какого-нибудь дурного намѣренія?
— Мнѣ очень больно отъ того, что вы только что сказали, — произнесъ онъ, наконецъ.
И онъ ничего больше не прибавилъ, но продолжалъ стоять, не спуская съ меня глазъ. Я пошелъ и поглядѣлъ, зачѣмъ это онъ держитъ руки за спиной? Но у него ничего не было въ рукахъ, онъ ихъ только судорожно сжималъ. Я ближе подошелъ къ нему. Его плечи вздрагивали, а глаза наполнились слезами. Я внутренно раскаивался въ томъ, что его такъ выругалъ, и уже собирался чѣмъ-нибудь загладить мою вину, какъ вдругъ онъ сдѣлалъ быстрое движеніе по направленію ко мнѣ, въ его рукахъ блеснулъ какой-то странный предметъ — очень смѣшной ключъ отъ дверного замка съ двумя бородками. Онъ поднялъ его кверху и затѣмъ быстро ударилъ меня по моей правой рукѣ. Моя рука опустилась, — ударъ какъ бы парализовалъ ее. Я остолбенѣлъ отъ его дерзости, не могъ произнести ни слова и продолжалъ неподвижно стоять на одномъ мѣстѣ. Онъ уже снова заложилъ руки за спину. Спустя минуту я прошелъ мимо него по направленію къ выходной двери.
— Вы, кажется, думаете, что я собираюсь васъ ударить еще разъ, но вы не должны этого опасаться, — сохрани меня Боже!
Я открылъ дверь лѣвой рукой и произнесъ съ полнымъ хладнокровіемъ:
— Ступай и принеси мнѣ счетъ!
Лакей отвѣсилъ глубокій, почтительный поклонъ и вышелъ. Я затѣмъ слышалъ, какъ онъ за дверью громко зарыдалъ. Я не могъ уѣхать въ этотъ день: рука моя сильно разболѣлась, и я чувствовалъ себя отвратительно. На моей рукѣ оказались двѣ раны съ сильными кровоподтеками и разможженнымъ мясомъ, и всѣ жилы распухли до самаго плеча. Какая грубая, дерзкая выходка со стороны лакея! Но онъ, повидимому, сильно раскаивался въ своемъ опрометчивомъ поступкѣ. Онъ принесъ мнѣ спирту для примочекъ и перевязалъ мнѣ руку — положительно никто не могъ бы сравняться съ нимъ въ услужливости. Онъ позаботился также о томъ, чтобы въ сосѣдней комнатѣ была полная тишина, когда я вечеромъ легъ спать, и сдѣлалъ это по собственной охотѣ и желанію. Кучка пьяныхъ гулякъ, остановившаяся подъ моимъ окномъ и громко распѣвавшая, привела его въ ярость, и онъ поспѣшилъ прогнать этихъ непрошенныхъ концертантовъ. Я слышалъ, какъ онъ упрекалъ ихъ за то, что они нарушаютъ покой больного знатнаго господина — князя, который повредилъ себѣ кисть руки.
На слѣдующее утро я дважды позвонилъ, но онъ не явился. Я былъ въ страшно раздраженномъ состояніи духа и чувствовалъ себя совершенно больнымъ. Я еще разъ изо всѣхъ силъ дернулъ за ручку колокольчика, но онъ все же не явился. Наконецъ я увидѣлъ, какъ онъ шелъ вдоль улицы. Значитъ, онъ уходилъ куда-то. Когда онъ пришелъ ко мнѣ, я не могъ удержаться, чтобы не сказать:
— Я звонилъ въ теченіе четверти часа. Я охотно заплачу вамъ вдвое, если вы полагаете, что заслуживаете этого. Принесите мнѣ чаю.
Я видѣлъ, какъ ему стало больно отъ моихъ словъ. Онъ ничего не возразилъ мнѣ, а только поспѣшно ушелъ, чтобы принести мнѣ чаю. Меня вдругъ тронули его терпѣніе и покорность. Онъ, быть можетъ, во всю свою жизнь не слыхалъ ни отъ кого добраго слова, а тутъ я еще былъ такъ несправедливъ къ нему, и мнѣ сейчасъ же захотѣлось загладить мою несправедливость. Поэтому, когда онъ вернулся, я сказалъ ему:
— Извини меня, я никогда больше не стану бранить тебя. Я чувствую себя сегодня такъ плохо.
Его, повидимому, очень обрадовала моя привѣтливость, и онъ, какъ бы оправдываясь, возразилъ:
— Я долженъ былъ уйти изъ дому. Увѣряю васъ, что я доженъ былъ пойти исполнить одно важное порученіе.
Но вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ бы ободренный моей привѣтливостью, онъ не могъ не проявить своей болтливости. Онъ, казалось, былъ весь начиненъ всевозможными исторіями и, повидимому, былъ готовъ начать выкладывать передо мной самыя невѣроятныя сплетни о всѣхъ, живущихъ въ гостиницѣ.
— Если я осмѣлюсь вамъ разсказать, то доложу вамъ, что господинъ изъ Зинвара только-что послалъ человѣка къ себѣ въ имѣніе за деньгами, да, за большой суммой денегъ. Паво того мнѣнія, что рулетка совсѣмъ разоритъ отца. Вѣдь онъ все еще не выкупилъ своихъ колецъ.
— Ну, хорошо, — отвѣтилъ я, желая отъ него отдѣлаться.
— И та молоденькая дѣвочка, которую вы вчера видѣли, провела съ нимъ ночь. Она вѣдь издалека, изъ какой-то горной деревушки, и навѣрно ей и во снѣ не снилась такая честь. Даже родной отецъ ея и тотъ не хотѣлъ этому вѣрить.
Вечеромъ я сидѣлъ на балконѣ и наблюдалъ за движеніемъ и оживленіемъ, царившими внизу на рыночной площади. Рука моя была на перевязи. Мой русскій знакомый лежалъ на скамьѣ и читалъ книгу. Онъ вдругъ поднялъ голову и спросилъ меня, знаю ли я, что господинъ изъ Зинвара послалъ домой курьера за деньгами. Передъ обѣдомъ у него была стычка съ Паво: сынъ прочелъ цѣлую проповѣдь отцу, и тотъ долженъ былъ съ нимъ согласиться, но все же это ни къ чему не привело, такъ какъ онъ во что бы то ни стало рѣшилъ отыграть свои деньги. — Неужели могли вообразить, что онъ оставитъ въ рукахъ этой шайки разбойниковъ, заправляющей игорнымъ домомъ, шестьдесятъ три тысячи чистоганомъ? Ну, тогда всѣ они очень жестоко ошибаются. Да притомъ же онъ вовсе не желаетъ играть исключительно только съ цѣлью вернуть проигрышъ. О, нѣтъ! Пусть всѣ добрые люди, которые такъ жалѣли его, когда онъ закладывалъ кольца, узнаютъ, что онъ можетъ первому встрѣчному нищему подарить по такому кольцу на каждый палецъ и все же отъ этого не сдѣлается бѣднѣе.
