Анри де Ренье - Эскапада
Эти проекты составили ему репутацию человека умного. Считалось, что в его кабинете хранится множество записок, посвященных славе и благоденствию королевства. Он разрабатывал там планы войн и походов, намечал на картах движение войск, а равным образом составлял обширные проекты, касающиеся учреждений и законов. Эти работы и эти широкие замыслы гармонировали у г-на де Морамбер с выражением его лица, которое было у него самонадеянно, серьезно и глубокомысленно. Несмотря на свою хромоту, маркиз де Морамбер был красивым мужчиной, с правильными чертами лица, полный и представительный. Костюмы его всегда были элегантны и опрятны. Дом его содержался прекрасно, по-военному. Состояние его, не являясь исключительным, было в то же время не маленьким. Вообще Ла Эроды были люди не бедные, благодаря средствам деда по матери Нодэна, откупщика, от которого г-н де Морамбер, по всей вероятности, и унаследовал свои финансовые способности. На правах старшего в семье он получил наиболее значительную часть материнского наследства, но твердо решил не довольствоваться ею и присоединить к ней экю приличного приданого женщины, которая согласится разделить с ним постель и блестящее будущее, к которому он считал себя призванным. Такая женщина и была послана ему судьбою в лице Жюстины Филомены де Воберси и в условиях, соответствовавших всем заветным его желаниям. Впрочем, для достижения успеха г-н де Морамбер не пощадил стараний, и в браке его нашли счастливое сочетание интересы и вкусы.
Первым условием, которому удовлетворяла м. – ль де Воберси, было внесение ею в хозяйство приличных средств. Г-н и г-жа де Воберси, у которых она была единственной дочерью, сочли благоразумным так обеспечить ее, чтобы муж смотрел на нее не как на обузу, а как на поддержку. Счастливое обстоятельство, делавшее ее прекрасной партией, не слишком обесценивалось у м-ль де Воберси обладанием в противовес ему, некрасивой наружностью. М-ль де Воберси, не будучи красавицей, могла нравиться глазам, не требовавшим от женщины, чтобы она ослепляла их. Это была высокая девица, крепкая с виду, хорошо сложенная и не слишком дурная лицом. Немножко костлявая и жилистая, она не была лишена, в осанке и в походке, ни изысканности, ни достоинства. У нее были довольно красивые глаза и довольно красивый цвет кожи, хотя черты лица были слишком резкими. Она говорила хорошо немножко хриплым голосом и немножко властным тоном, в тоне этом чувствовалась уверенность ума трезвого и уравновешенного, широта и тонкость которого обнаруживалась в самых незначительных ее суждениях. М-ль де Воберси получила хорошее образование, и это обстоятельство сообщало разговору ее разнообразие, нисколько не делая его педантичным. Она была начитана и имела познания в истории, географии и даже математике, что являлось совсем необычным для девушки. Сюда присоединялись еще кое-какие сведения в области естественных наук и изящных искусств. Все это предвещало в ней прекрасную супругу. М-ль де Воберси сумела бы держать в порядке дом и устраивать приемы; и г-н де Морамбер очень рассчитывал развить в ней эти качества. Не будучи безумно влюбленным в м-ль де Воберси, г-н де Морамбер чувствовал, однако, к ней некоторое влечение. Мысль спать с ней в одной кровати не возносила его на седьмое небо, но он считал себя способным честно исполнять супружеские обязанности и даже получать от этого подобающее удовольствие, которое будет дополнять другие удовольствия, иного порядка, в том числе удовольствие тесного и искреннего единодушия в области взглядов и суждений.
На этот счет у г-на де Морамбер были свои собственные мысли, и он считал брак связью длительной где чувства должны принимать участие в интимной близости, но эта близость основывается не на них одних. Брак построен на соблюдении выгод обеих сторон, и совместное пользование ими составляет основу супружества. Поэтому необходимо самое тщательное соблюдение его условий, даже таких, на которые чаще всего обращается мало внимания. И вот г-н де Морамбер твердо решил быть примерным мужем. Он поклялся не быть ветренником, соответственно моде времени, и хвалился, что встретил такие же наклонности у м-ль де Воберси, которую он с самого же начала посвятил в свои намерения. На этот счет между ними было достигнуто полное согласие. Г-н де Морамбер никогда не нарушал его. Впрочем, эту верность нельзя было вменить ему в особенно большую заслугу. Не будучи особенно падким до женщин, он охотно пожертвовал всеми ими ради собственной жены. Таким-то образом г-н де Морамбер подготовил себе скромный и солидный семейный очаг и безмятежное супружеское счастье.
Он не ошибся в своих расчетах. Г-н и г-жа де Морамбер, поселившись после свадьбы в особняке, приобретенном ими на улице Таран, в квартале Сен-Жермен, вели там жизнь приличную во всех отношениях, т. е. самую рассудительную и самую размеренную, какую только можно себе представить. Расходы были строго согласованы с доходами, в доме отличный порядок, прекрасный, но не роскошный стол, одежда в соответствии с их положением, никакого излишества и никакой скаредности. Они подобрали себе общество по своему вкусу. Г-жа де Морамбер принимала в своем салоне почтенных мужчин и уважаемых женщин, не считаясь с увлечениями момента и прихотями моды. Два раза в неделю в особняке Морамбер устраивались ужины, и приглашение на эти ужины считалось большой честью. Там можно было встретить лучшее общество двора и города. Г-н де Морамбер привлекал к себе репутацией человека, подготовлявшего большой труд относительно необходимых для государства реформ, а г-жа де Морамбер стяжала известность как женщина здраво-мыслящая и умная. Поэтому в салоне ее охотно собирались и прощали ей некоторую резкость манер и безапелляционность суждений. С возрастом эти наклонности у нее усилились, но все привыкли применяться к ним. Она нашла, к тому же, и другой объект для своей склонности к властвованию, подарив г-ну де Морамбер двоих сыновей, которым она могла внушать свои принципы и на которых могла применять свои методы.
Разница в возрасте между двумя мальчиками сводилась к одному году, ибо г-н де Морамбер действовал быстро и добросовестно, считая, что мужчина должен производить потомство лишь в расцвете своих сил, почему Лун и Жан де Морамбер были юношами крепкого телосложения. Незначительная разница в возрасте позволила им иметь общих учителей, и родители не жалели средств на то, чтобы приглашать наставников первоклассных. Эти наставники могли только гордиться молодыми Морамберами. Юноши подавали большие надежды и вполне удовлетворяли родителей по части успехов в науках и доброго поведения. Впрочем, перед их глазами всегда были одни только прекрасные примеры. Таким образом, они выказали себя с самой лучшей стороны, но можно ли быть вполне спокойным за чье бы то ни было будущее? Оно всегда таит в себе неизвестность, ибо в сердцах человеческих заключено много тайного зла и темной порочности, и никто не поручится, что они неожиданно не проявятся в один злосчастный день!
Так именно говорил себе иногда маркиз де Морамбер, принимаясь думать о своем младшем брате, называвшемся г-н де Шомюзи. Вкусы и поведение этого г-на Шомюзи были таковы, что он постоянно причинял хлопоты и беспокойство семье, не покрывая ее, однако, позором и бесчестием, ибо чрезмерная любовь к женщинам, которой отличался г-н де Шомюзи, не является делом постыдным. Склонность эта, которую годы нисколько не умерили, обнаружилась у г-на де Шомюзи уже в ранней юности с пылом и буйностью невероятными. Правда, что природа как будто нарочно создала его для подвигов на этом поприще, наделив его соответствующей наружностью и телесными качествами. Обладая исключительными данными для любви, г-н де Шомюзи питал особенно сильное пристрастие к ее физической стороне. Страшная сила темперамента толкала его к этому, и г-н де Шомюзи не пытался бороться с нею. В оправдание его нужно заметить, что дамы охотно шли навстречу его посягательствам. За свою уступчивость они бывали вознаграждаемы продолжительностью и частотой наслаждения, которое он им давал, получая его при этом и сам. Г-ну де Шомюзи редко приходилось сталкиваться с жестокими, тем более, что его сильный аппетит оставлял его довольно равнодушным к качеству чувственных яств, которыми он лакомился. Будуар и мансарда казались ему местами одинаково пригодными для любовных утех. Он был одинаково снисходителен к одежде и к наружности. Женщины были ценны для него, если можно так выразиться, только некоторой своей частью, которой он подчинял все другие. Известна была его странная неразборчивость, необъяснимое внимание, оказываемое безобразным замарашкам, и переход от самой низкой похоти к самым уточненным желаниям.
В самом деле, г-н де Шомюзи изведал все случайности и познал удовлетворения самые разнообразные. Соломенный матрац и роскошная софа являлись последовательно местом его любовных развлечений. Довольно скоро приобретя некоторую полноту, он сохранил однако всю свою телесную живость, соединявшуюся у него с живостью ума, необычайно тонкого и игривого, способного иногда на выходки самые забавные, почти граничащие с гениальностью. Поэтому его очень ценили, и особенное удовольствие ему доставляло общество женщин, причастных театру, оперных актрис и всякого рода статисток и фигуранток. Ни одна из них никогда не отказывала этому сластолюбивому и веселому толстяку, который просил у них только минутной благосклонности и не требовал длительной связи. Г-н де Шомюзи жил, поэтому, непрестанно меняя женщин, и покатился бы со смеху, если бы кто заикнулся перед ним о браке. Мысль довольствоваться законными сношениями с одной женщиной показалась бы ему непонятной и даже отвратительной. В самом деле, рано или поздно наступает пресыщение друг другом. Во что же превратится совместная жизнь в мгновения, когда желание взаимно не украшает вас больше своими приманками и своим очарованием? На эту тему г-н де Шомюзи был неистощим, ибо он умел приводить доводы в оправдание своего беспутства и философствовать о любви. У него бывали иногда большие споры с братом Морамбером и с невесткой, которая, глядя на него и возражая ему надменно и уверенно, все время, казалось, кипела от негодования, скорее напускного чем подлинного, и являвшегося, вероятно, выражением той тайной и глухой зависти, которую добродетель питает к пороку.