Элизабет Гаскелл - Руфь (Без указания переводчика)
— Я вамъ мѣшаю? спросилъ джентльменъ: — уйти мнѣ?
— О нѣтъ, отвѣтила леди: — нѣсколько стяжковъ все исправятъ. Ктому же я и не рѣшусь идти одна въ эту комнату.
До сихъ поръ она говорила мягко и нѣжно; но тутъ она обратилась къ Руфи:
— Скорѣе. Не держите меня цѣлый часъ, сказала она холоднымъ и повелительнымъ тономъ.
Она была очень хороша, съ длинными, темными локонами и съ блестящими, черными глазами. Все это поразило Руфь при бѣгломъ взглядѣ, который она на нее бросила прежде чѣмъ нагнуться для своего дѣла. Она замѣтила также, что джентльменъ молодъ и изященъ.
— О какой восхитительный галопъ! какъ мнѣ хочется танцевать! Да скоро ли конецъ? какъ вы медленно шьете! я до-смерти хочу еще прогалопировать.
Говоря это она начала съ прелестнымъ, дѣтскимъ нетерпѣніемъ постукивать ножкою въ тактъ веселой музыкѣ, разыгрываемой оркестромъ. Руфь не могла зашивать платья при этомъ постоянномъ движеніи, и подняла глаза, чтобы замѣтить ей это. Откинувъ голову, она встрѣтила взглядъ джентльмена, стоявшаго подлѣ нея. Взглядъ этотъ сіялъ такимъ удовольствіемъ, любуясь прелестями и выраженіемъ лица хорошенькой леди, что Руфь невольно заразилась тѣмъ же чувствомъ и должна была наклонить лицо, чтобы скрыть выступившую на немъ улыбку. Но джентльменъ уже успѣлъ замѣтить ее и вниманіе его устремилось на стоящую на колѣняхъ дѣвушку, одѣтую въ черное подъ горло платье, съ изящною, склоненною головкой. Эта фигура составляла поразительный контрастъ съ блестящею, болтливою, искуственною леди, сидѣвшею какъ царица на тронѣ, и высокомѣрно принимающею услуги.
— О, мистеръ Беллингемъ, какъ мнѣ совѣстно, что я васъ такъ долго задержала! Я никакъ не думала чтобы можно было такъ долго исправлять маленькое поврежденіе. Не мудрено, что мистрисъ Мезонъ жалуется всегда, что у нея много работы, когда у нея такія кропотливыя мастерицы.
Это было сказано въ видѣ остроты, но мистеръ Беллингемъ остался серьозенъ. Онъ видѣлъ краску смущенія, покрывшую прелестную щеку, часть которой была ему видна. Онъ взялъ со стола свѣчу и сталъ свѣтить Руфи. Она не рѣшилась поднять глазъ, чтобы поблагодарить его, стыдясь, что онъ замѣтилъ передъ тѣмъ ея невольную улыбку.
— Очень жалѣю, что такъ долго задержала васъ, леди, кротко сказала она, кончивъ свое дѣло. — Я боялась, что снова разорвется, если я не довольно старательно исправлю.
Она встала.
— Я лучше согласилась бы имѣть платье изодраннымъ, чѣмъ пропустить этотъ чудный галопъ! сказала молодая дѣвушка, встряхивая свой нарядъ, какъ птица встряхиваетъ перьями. — Идемте, мистеръ Беллингемъ, добавила она, взглянувъ на своего кавалера.
Онъ удивился, что она ни однимъ словомъ не поблагодарила прислужницу. Онъ взялъ оставленную кѣмъ-то на столѣ камелію.
— Позвольте мнѣ, миссъ Донкомбъ, предложить этотъ цвѣтокъ отъ вашего имени молодой особѣ, въ благодарность за ея ловкую услугу вамъ.
— О, конечно! сказала та.
Руфь приняла цвѣтокъ молча, со скромнымъ и серьознымъ поклономъ. Они ушли, оставивъ ее одну. Тутъ къ ней присоединились ея подруги.
— Что случилось съ миссъ Донкомбъ? Она была здѣсь? спросили онѣ.
— У нея платье разорвалось и я его зашивала! спокойно отвѣтила Руфь.
— И мистеръ Беллингемъ былъ съ нею! Говорятъ, онъ на ней женится. Былъ онъ здѣсь, Руфь?
— Былъ, сказала Руфь и замолчала.
Мистеръ Беллингемъ весело танцовалъ цѣлый вечеръ и вволю любезничалъ съ миссъ Донкомбъ. Но при этомъ онъ часто посматривалъ на боковую дверь, гдѣ стояли швеи. Однажды онъ отличилъ между ними высокую, стройную фигуру и роскошные каштановые волосы дѣвушки въ черномъ платьѣ; глаза его устремились на камелію. Она бѣлѣла на груди и мистеръ Беллингемъ сталъ танцовать веселѣе прежняго.
Холодное, сѣрое утро брезжило на дворѣ, когда мистриссъ Мезонъ со своею свитою возвращалась домой. фонари уже догорали, но ставни и лавки были еще заперты. Неслышное днемъ эхо вторило каждому звуку.
Два-три бездомныхъ нищихъ сидѣли у крылецъ домовъ и вздрагивая отъ холода, дремали, наклонивъ голову на колѣна, или прислонясь спиною къ холодной стѣнѣ.
Руфи казалось какъ-будто она просыпалась отъ сна и снова возвращалась къ дѣйствительности. Сколько пройдетъ времени, прежде нежели ей снова удастся (если еще удастся) увидѣть собраніе, услышать оркестръ, или хотя взглянуть на это блестящее, счастливое общество, до такой степени огражденное отъ всякаго горя и заботы, что казалось оно состояло изъ особенной породы существъ. Случалось ли имъ отказывать себѣ хотя въ одной прихоти, нетолько въ потребности? Жизнь ихъ, и въ точномъ, и въ переносномъ смыслѣ, проходила по цвѣтамъ. Вотъ тутъ холодъ, суровая зима для нея и для подобныхъ ей, — почти смертельное время года для этихъ бѣдныхъ нищихъ; а для миссъ Донкомбъ и для подобныхъ ей, веселое, счастливое время года, съ вѣчными цвѣтами, съ трескомъ непотухающаго камина, со всею роскошью и комфортомъ, скопленными вокругъ нихъ, какъ дары какой-нибудь феи. Какое имъ дѣло до значенія этого слова: «зима», столь грознаго для бѣднаго? Какое имъ дѣло до зимы? Но Руфи казалось, что мистеръ Беллингемъ какъ-будто понимаетъ чувства тѣхъ, которые такъ рѣзко отдѣлены отъ него положеніемъ и обстоятельствами. Правда впрочемъ, что онъ поспѣшилъ поднять окна своей кареты, вздрагивая отъ холода.
Руфь глядѣла на него въ то время.
Она никакъ не могла понять, почему ей была дорога ея камелія. Ей казалось, что она бережетъ ее только потому, что она очень красива. Она подробно расказала Дженни какимъ образомъ она ее получила, и во время расказа прямо и открыто глядѣла ей въ глаза, не скрывая легкой краски.
— Не мало ли это съ его стороны? Ты не можешь себѣ представить какъ онъ деликатно это сдѣлалъ, и именно въ ту минуту, когда я чувствовала себя нѣсколько уколотою ея обращеніемъ.
— Это очень деликатно, сказала Дженни. — Какой чудный цвѣтокъ. Жаль что не пахнетъ.
— Мнѣ онъ нравится именно такой; это совершенство. Что за бѣлизна! сказала Руфь, почти цѣлуя свое сокровище, поставленное ею въ воду. — Кто этотъ мистеръ Беллингемъ?
— Онъ сынъ той мистриссъ Беллингемъ изъ пріорства, которой мы шили сѣрую атласную шубу, сонно отвѣтила Дженни.
— Это было до меня, сказала Руфь, но отвѣта уже не было: Дженни спала.
Много времени прошло еще прежде чѣмъ Руфь послѣдовала ея примѣру. Былъ уже день, зимній день, а она все еще спала, съ улыбкою на лицѣ. Дженни, которой не хотѣлось будить ее, любовалась ея личикомъ, восхитительнымъ съ этою улыбкою счастья.
— Ей снится прошлый вечеръ, подумала Дженни.
Оно и вправду было такъ, но въ особенности одно лицо мелькало въ видѣніяхъ Руфи. Оно давало ей цвѣтокъ за цвѣткомъ въ этомъ смутномъ, утреннемъ снѣ, который слишкомъ скоро прервался. Прошлую ночь ей грезилась ея покойная мать, и Руфь проснулась въ слезахъ. Теперь ей снился мистеръ Беллингемъ и она улыбалась.
А между тѣмъ чѣмъ же тотъ сонъ былъ хуже этого? Горькая дѣйствительность жизни сильнѣе обыкновеннаго уязвляла въ это утро сердце Руфи. Конецъ прошлаго дня, а можетъ и раздраженіе предшествовавшаго ему вечера, лишили ее способности терпѣливо переносить щелчки и толчки, достававшіеся иногда всѣмъ мастерицамъ мистриссъ Мезонъ.
Но мистриссъ Мезонъ, хотя и первая портниха въ графствѣ, была все же простая смертная и страдала отъ тѣхъ же причинъ, отъ которыхъ и каждая изъ ея ученицъ. Въ это утро она была расположена придираться ко всякому и ко всему. Она казалось встала, въ это утро съ намѣреніемъ вышколить весь свѣтъ (то-есть свой свѣтъ); злоупотребленія и небрежности, на которыя долгое время смотрѣлось сквозь пальцы, въ этотъ день были выведены на чистую воду и крѣпко за нихъ всѣмъ досталось. Въ такія минуты одно совершенство могло бы удовлетворить мистриссъ Мезонъ.
У нея были также свои понятія о справедливости, но нельзя сказать чтобы онѣ были слишкомъ возвышенны и вѣрны; онѣ походили нѣсколько на понятія лавочника о равенствѣ правъ. Маленькая снисходительность, оказанная наканунѣ, должна была уравновѣситься на слѣдующій день избыткомъ строгости. Такой способъ предотвращенія злоупотребленій вполнѣ, согласовался съ понятіями мистриссъ Мезонъ.
Руфь не была ни расположена, ни способна къ слишкомъ усильному труду, а чтобы угодить начальницѣ, ей пришлось бы надсадить всѣ свои силы. Въ мастерской то и дѣло раздавались грозные крики.
— Миссъ Гильтонъ, куда вы дѣвали голубую, персидскую матерію? Ужь если все растеряно, то я узнаю, что убирать наканунѣ была очередь миссъ Гильтонъ.
— Миссъ Гильтонъ выходила со двора вчера вечеромъ и комнату убирала за нее я. Я сейчасъ отыщу матерію! отозвалась одна изъ дѣвушекъ.
— О я знаю, что миссъ Гильтонъ всегда рада избавиться отъ своихъ обязанностей, если есть возможность свалить ихъ на кого другого! замѣтила мистриссъ Мезонъ.
