Пэлем Вудхауз - Том 7. Дядя Динамит и другие
Кларенс, напротив, очень ему обрадовался и сказал, когда герцог с Конни пошли присмотреть за багажом:
— Спасибо, что сразу приехал. Я уж боялся… У тебя столько дел.
— Кларенс, ну что ты! Какие дела, если ты зовешь на помощь? Даже сильный человек пошатнется, когда выскочит Конни, как чертик из коробочки.
— Да, да!
— А герцог! Но мы справимся и с ним. Как эта американка?
— Очень приятная.
— И на том спасибо.
— Любит свиней, сразу видно. Я ей рассказывал, что ест Императрица…
— Как ее зовут?
— Не помню.
— Ничего, узнаем. А кого это Фредди прислал?
— Не помню.
— Кому-кому, Кларенс, а тебе не надо уходить в Иностранный легион. Туда уходят, чтобы забыть. Ну, какой он? Приятный?
— Нет. Хотел мне продать какие-то акции. Наверное, так надо, он же делец, но мне они зачем? Отказывать — нехорошо, и я сказал Биджу, что буду есть в библиотеке. Бидж говорит, вчера он уехал в Лондон.
— Может вернуться.
— Да, я тоже боюсь.
— Наверное, это он и есть. Нет, не там, левее.
— Ты прав, это мистер кх… ых…
— Назовем его Икс.
Говард Чесни был невысок, но весьма изящен. Все сверкало совершенством — костюм, трость, шляпа, только глаза находились слишком близко друг к другу.
Зная, как нелегко его брату знакомить людей, Галли взял все в свои руки.
— Здравствуйте, — сказал он. — Я брат лорда Эмсворта, Трипвуд. А вы — друг моего племянника Фредди. Как он там?
— О, прекрасно!
— Продает этот корм?
— О, конечно!
— Очень хорошо. Хвалю. Мой брат говорит, вы тут с ним веселитесь.
Говард Чесни выбрал бы другое слово, но стерпел и заметил, что ему очень нравится замок. Нравился ему и шропширский ландшафт. Вчера он шел до станции пешком, сегодня пойдет обратно.
— Это хорошо, — одобрил Галли. — А то мы с Кларенсом, сестра, герцог… Вот тот солидный господин — герцог Данстаблский, а тут — сестра, леди Констанс. Так вот, в машину мы все не влезем. Герцог солиден, повторю, а Кларенс — вроде осьминога. Куда приятней брести, как цыган, распевая песни!
Говард Чесни удалился, а Галли продолжал:
— Ах, Кларенс, как ты прав, что не купил эти акции! Дело в том, что у него глаза рядом. Это бывает, но если есть на свете жулики — а уж я их навидался! — он из них. Где его только Фредди выкопал?
3А в Бландингском замке, в своей комнате, Бидж пил предвечерний портвейн, являя картину покоя и безмятежности.
Она была обманчива. Мы не скажем, что грудь его терзали хищные птицы, но покой от него ушел. Чуткая душа не выносила атмосферы, воцарившейся вокруг. Бидж заметил, как расстроила его лорда весть о приезде сестры, и он предвидел тяжкую пору. Вот если бы, думал он, здесь был мистер Галахад, он бы все уладил; и тут вошел Галахад.
Мы опять же не скажем, что Бидж подпрыгнул, он был слишком весом; но он вылез из кресла, словно гиппопотам, выходящий на берег. Чувствовал он точно то же самое, что чувствует осажденный гарнизон, когда прибывает морская пехота.
— Бидж, — сказал Галахад, — перед вами олень, стремящийся на источники вод.[4]
— Я скоро понесу в гостиную чай, мистер Галахад.
— Что мне чай! Портвейн, и ничего другого. И в гостиную я не пойду. Я сюда и пришел, чтобы обсудить этих подонков.
Вынимая второй бокал, Бидж поджал губы: гостей обсуждать не положено. Однако глаза у него блестели. Он был не только дворецким, но и человеком.
— Начнем с Чесни, — предложил Галли.
— Я не привык к таким людям, сэр, — ответил суровый Бидж.
— А уж вы много чего видели!
— Несомненно, сэр.
— Помните, один ел рыбу с вареньем?
— Как сейчас, сэр.
— А другой подливал воды в вино…
— Пожалуйста, сэр, не надо! Я бы хотел о нем забыть.
— С Чесни я не обедал, но уверен, что он даст им сто очков вперед. Явный жулик.
— Вы так считаете, сэр?
— Еще бы! За милю видно.
— Странно, что они дружат с мистером Фредериком.
— Вряд ли. Так, знакомы. Фредди всякому даст письмо.
— Но…
— Почему я думаю, что он жулик? Всучивал Кларенсу акции. Вы скажете, так поступает и Рокфеллер, но все равно, с этим Чесни лучше дела не иметь.
— Хорошо, сэр.
— Теперь возьмем герцога. Ну, тут дальше некуда! Слова эти ласкали слух, но полагалось хоть как-то возразить.
— Не мне, сэр, судить о тех, кого приглашает его милость…
— Ладно, носите личину, но вы же знаете, что у него нет ни единой черты, отличающей человека от зверя. Полный гад.
— Сэр?
— Смотрите, что он делает с несчастным Траутом!
— Я не совсем понимаю вас, мистер Галахад.
— Потому что не слышали его рассказа. Невинный американец по имени Уилбур Траут часто женится. Это бывает. Возьмем царя Соломона. Так вот, этот Траут увидел в витрине портрет своей последней жены и решил его купить. Он сказал об этом Данстаблу, а тот побежал в галерею. Хочет перепродать картину! Траут отдаст за нее полцарства. Как вам это нравится, Бидж?
Бидж покачал головой.
— Качайте, качайте, — сказал Галли. — Я не удивлюсь, если вы чертыхнетесь. Вот вам ваш герцог, а мне с ним рядом жить! Просто не понимаю, как Кларенс его вынесет, тем более что Конни заставит одеваться к обеду.
— По всей вероятности, мистер Галахад.
— Что ж, будем надеяться, он не рухнет. Спасибо, я пойду. После поезда я — вроде пепельницы. Хочу принять ванну. До вечера.
Глава четвертая
1Линда Гилпин приехала через два дня, поздно, в своей машине, и тут же легла; а наутро Галли увел ее в тисовую аллею, многократно воспетую справочниками «Британские сады» и «Старая Англия». С первого взгляда Линда ему понравилась. Как справедливо заметил Джон, она была каштановой, голубоглазой и до того непохожей на дядю, что приятно смотреть. Словом, любой крестный обрадуется, если его крестник поедет с такой женой на Ямайку.
Герцог и леди Констанс были в картинной галерее. Еще с вечера туда поместили прославленную ню, и теперь леди Констанс ее рассматривала. Она не очень разбиралась в картинах, но не любила голых и заметила герцогу, что дама, едва прикрытая прозрачным лоскутком, не слишком уместна среди ее предков; но герцог возразил, что эти предки — жуткие морды и поместить среди них такую тетю — доброе дело. Неожиданно проявив силу воображения, он сравнил галерею замка с кунсткамерой.
Замечания эти огорчили леди Констанс, хотя человек непредубежденный признал бы, что графы (особенно — третий, пятый и седьмой) поступили опрометчиво, заказав свои изображения; но она подавила желание срезать его острым ответом. Острые ответы выводили герцога из себя, а ей было нужно, чтобы он не сердился.
Дело в том, что она собиралась его посватать. Он давно овдовел, а счастливый брак с Джеймсом Скунмейкером склонил ее к мысли, что женатым быть лучше. Мало того — она верила, что жена влияет на мужа, и очень хотела, чтобы герцог поскорее изменился.
Она и раньше говорила с ним на эти темы, но философически, вообще. Теперь, когда в ее жизнь вошла Ванесса Полт, она ощутила, что пора действовать конкретней, как сказал бы кто-нибудь иной — взять быка за рога. Начала она осторожно:
— Как очаровательны американки! Красота, блеск, элегантность…
Герцог увидел, что она ошибается, но не удивился — чего и ждать от женщины!
— Какие американки? Этот тип — француз. Где он тебе возьмет американку? Брижит, Бабет или там Мими. А уж элегантность — ты меня прости! Она же голая.
Леди Констанс подождала, прежде чем ответить. Жестокая мысль посетила ее — Аларих, говоря строго, не лучше Кларенса.
— Я имела в виду не эту натурщицу… — начала она.
— А что, на кого-нибудь похожа? — перебил ее герцог. — Этот Траут тоже считает, что она похожа на его жену, а Эмсворт — на свинью.
— Я имела…
— Поза, он говорит, и что-то такое в глазах. Его свинья так лежит, если нажрется.
— Я хотела…
— А я бы сказал, вылитая жена викария. Лицо, конечно, ту я голой не видел. Викарий никогда не разрешит.
— Если бы ты меня послушал…
— Кстати, я этого Траута пригласил. Пусть смотрит. Приедет к вечеру.
Беседуй леди Констанс с лордом Эмсвортом, случилось бы что-нибудь вроде землетрясения в Сан-Франциско. Но герцога она хотела умаслить.
— Лучше бы ты не приглашал людей ко мне.
— А как они сюда попадут? — спросил он, пораженный женской тупостью.
Леди Констанс могла бы ответить, но только вздохнула.
— Кто этот Траут?
— Ты что, не слушала? Янки. Развелся с женой. Ничего, не вредный. Псих, конечно.
— Почему ты так считаешь?
— Все время женится. Помнишь песенку про эти розы? «Если ошибся, не огорчайся, ах, не рыдай, ту-ру-рум, улыбайся, новую розу сорви!» Траут, как вылитый.