Карел Чапек - Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески
Читая этот ответ, люди качали головами и говорили: «Вот что я вам скажу: уж больно неубедительно. Видать, в том, что пишут об этой афере, все же есть доля правды. Официант, принесите мне „Хоругвь“ и „Страж“! Я всегда говорил: у нас сплошная коррупция и грабеж. Что?
У вас нет больше красного перца? Да это скандал! Черт подери, ну и времена настали!»
5Вечером того же дня вышел специальный экстренный выпуск «Хоругви» со следующим текстом:
СКАНДАЛЬНАЯ АФЕРА ГОЛОУШЕКА
Наконец-то Голоушек осмелился отвечать! Трусливые увертки и отговорки. Хитроумное «алиби» Голоушека. Его виновность бросается в глаза. Страшное признание обвиняемого!!
Когда мы предали гласности тщательно проверенные сведения о неслыханной афере Иозефа Голоушека, нам и в голову не приходило, что у него хватит дерзости опубликовать ответ на тяжкие обвинения! Мы даже не могли себе представить, что найдется орган, который не постесняется напечатать на своих страницах такую трусливую ложь и такие недостойные увертки, к каким способен прибегнуть негодяй, пойманный in flagranti![6] Но подобная газета нашлась! Разумеется, это «Вольная свобода», известная своим низкопробным враньем, жалкий листок, не гнушающийся никакими инсинуациями против нашей печати и нашей партии. Какое страшное свидетельство морального упадка и вырождения враждебной нам либеральной прессы! Да, слава богу, что «ты спишь, Гавличек, в своей могиле…»[7]. Но вернемся К «ответу» пана Голоушека. Бросающаяся в глаза беспомощность и невнятность этого «ответа» невольно выдают страх, который охватил преступника после наших разоблачений! Только в конце своего «ответа» он вдруг обрел храбрость и выступил с подстрекательствами против нас, униженно клянча, чтобы общественность защитила его «частную жизнь» от «вмешательства журналистов». Увы, из испуганного лепета пана Голоушека мы узнали о его «частной жизни» значительно больше, чем этого ему хотелось…
Старая, как мир, уловка! Пойманный с поличным вор разыгрывает невинного младенца. Пан Голоушек лицемерно провозглашает, что «не понимает даже, в чем его, собственно, обвиняют». Может быть, нам нужно еще весомее сказать об этом? Даже воробьи на крышах и те знают, в чем виновен пан Голоушек, только сам он не знает, потому что не хочет знать! Иначе ему пришлось бы кое-что объяснить…
Итак, пан Голоушек утверждает: «Мною будет доказано, что 17 декабря я с трех до четырех часов спал на диване после утомительной дневной работы, и окна при этом ничем не были завешены». И тут мы позволим себе спросить прямо и открыто:
1. Как может пан Голоушек доказать, что он спал?
2. Почему пан Голоушек не осмеливается сказать, с кем он спал? А именно это в высшей степени и по праву интересует нашу общественность!
3. О какой «утомительной работе» идет речь, если после нее пан Голоушек вдруг почувствовал такую настоятельную потребность крепко заснуть, что даже не завесил окна?
4. Коль скоро пан Голоушек спал, то откуда он может знать, что в это время не было никакого крика или шума? Читатель видит, в какие серьезные противоречия впадает пан Голоушек!
5. Незначительную ошибку относительно спущенных штор мы уже исчерпывающим образом объяснили. Весьма подозрительное впечатление производит тот факт, что пан Голоушек хватается за эту соломинку!
Далее, пан Голоушек пускается в пространные разъяснения: «С половины пятого до половины седьмого я прогуливался в городском парке, что без труда подтвердят лица, которых я встретил и с которыми здоровался: пан старший советник Шток, пан Артур Тауссиг, редактор Славик и др.». В таком случае пусть пан Голоушек постарается ответить на следующие вопросы:
1. Что же в таком случае он делал с четырех до половины пятого? За такое время может произойти… очень многое!
2. Кто эти «и др.», которых он встретил во время прогулки и чьи имена стыдливо замалчивает? Почему он их не называет?
3. Как могло случиться, что он точно помнит, кого встретил случайно шесть недель назад во время своей «ежедневной прогулки»? Такой подозрительной памятью обычно обладают люди, по тем или иным причинам… настоятельно нуждающиеся в алиби!
4. Почему пан Голоушек выходит на прогулку… лишь в сумерки? И что, собственно, он делает в городском парке в половине седьмого?
5. Откуда пан Ян Вондрачек может знать, что происходило в доме пана Голоушека с трех до четырех? Неужели все это время 17 декабря (температура в тот день, как мы установили, была 3 градуса ниже нуля) он находился… на улице? Предупреждаем — лжесвидетельство строго карается законом!
Далее, пан Голоушек полагает необходимым заявить: «С половины седьмого до восьми я был в „Общественном кафе“, где играл в домино с паном Костомлатским — учителем, паном Гуго Ледерером — комиссионером, паном Рокосом и др.». В связи с этим также возникает несколько вопросов:
1. Если до половины седьмого пан Голоушек был в городском парке, то как в той же половине седьмого он мог очутиться в «Общественном кафе», находящемся, по крайней мере, в десяти минутах ходьбы от парка? Мы видим, как шаг за шагом пан Голоушек запутывается в своей лжи!
2. Действительно ли вышеназванные господа играли в домино, сидя в отдельном кабинете кафе? Весьма в этом сомневаемся, поскольку в домино на большие деньги обычно не играют!
3. Кто были те, чьи имена пан Голоушек вновь предпочитает не оглашать, хотя, как выясняется, речь идет о людях достаточно известных?
И далее: «В восемь часов я, по своему обыкновению, раскланялся и пошел домой, часть пути — в сопровождении пана Рокоса». В связи с этим мы хотели бы задать следующие вопросы:
1. Было ли это в восемь часов вечера или… в восемь утра?
2. Вел и поддерживал пан Рокос пана Голоушека… или наоборот?
3. Не тот ли это пан Рокос, племянник которого… коммунист?!
Совершенно очевидно, что ни одно слово «ответа» пана Голоушека не выдерживает объективной критики! Но, видимо, понимая, что нельзя же все подряд отрицать, и пребывая в явной растерянности, пан Голоушек неожиданно делает признания!
«В тот день я, возможно, был еще где-то», — пишет он сам, выдавая таким образом то, что мы напрасно пытались вытянуть из него силой! А в другом месте, оказавшись в полном тупике, делает следующее страшное признание:
«17 декабря пополудни я в своей квартире при завешенных окнах совершил убийство, развратничал, богохульствовал, принял участие в организации вооруженного заговора и подготовке покушения на политического лидера!»
Это ipsissima verba[8] Иозефа Голоушека! И после этого он еще просит защиты от вмешательства в его «частную жизнь»! Не знаем, чему больше удивляться: трусливости или цинизму его ответа! Невольное признание Голоушека полностью подтверждает правильность наших сведений. И именно не кто иной, как печать нашей партии вскрыла этот гнойный нарыв, чем блестяще оправдывается девиз нашей газеты: «Правда, только правда, ничего, кроме правды — и все это ради отчизны!» Дальнейшую судьбу дела Иозефа Голоушека мы препоручаем Правосудию.
6На другой день «Страж», частично процитировав экстренный выпуск «Хоругви», добавил от себя:
Из признаний Голоушека явствует, что в его ужасающей афере замешан целый ряд личностей. Из тех, кого он называл сам, обратим особое внимание на имена Артура Тауссига и Гуго Ледерера и вспомним, что с самого начала мы отмечали ритуальный иудейский характер разыгрывающихся в доме Голоушека непристойных сцен. Редактор Славик, также немало скомпрометированный признанием Голоушека, является членом партии социалистов и во времена Австро-Венгрии был осужден за антимилитаристские козни[9]. Земскому школьному совету настоятельно предлагаем обратить особое внимание на имя учителя Костомлатского, поскольку сей «уважаемый» воспитатель юношества, по словам самого Голоушека, проводил ночи за игрой в запрещенные азартные игры и тому подобными оргиями. Разве можно доверять таким личностям заботу о нежных детских душах? Следует ли после этого удивляться, что преступность растет, как мох на гнилом срубе!
Пан старший советник Шток, напротив, уполномочил нас заявить, что не поддерживал и никогда не собирался поддерживать никаких дружеских связей с Иозефом Голоушеком и что 17 декабря его не встречал и с ним не разговаривал. Таким образом, все хитроумно возведенное здание «алиби» Голоушека рушится, как карточный домик. Следующий компаньон Голоушека, большевик Рокос, некогда уже имел дело с судом, куда его вызывали в качестве свидетеля по какой-то тяжбе. Одним свидетельством больше или меньше — разве для людей подобного рода это не безразлично? Стоит ли после этого удивляться, что ложные присяги множатся у нас, как грибы после дождя! Что же касается Яна Вондрачека, то один из его приказчиков был уже в позапрошлом году осужден за насилие, совершенное в пьяном виде. Наш народ сам сделает выводы, насколько надежны свидетели, которые только и мечтают уличить печать правящих партий[10] в какой-либо, пусть даже и непредумышленной, неточности.
