Владимир Сорокин - Норма

— Ну… м…. а где же хваленые фокусы со смешанными тензорами … так… ну… ммм… векторная взаимозаме… ой!

Он замер, запустил пальцы левой руки в рот, достал небольшой предмет, коричневый от нормы. Протерев его о ладонь, Алексей Кириллович понял, что это пуговица.

— Господи…

Он отложил рассыпающиеся листки, поднес пуговицу к глазам.

— Бог ты мой… пуговица! А как же… бог ты мой… это что ж… Синус! Смотри, пуговица!

Кот поднял морду, лениво маяукнул.

Алексей Кириллович встал, прошаркал к окну, еще раз поднес пуговицу к лицу:

— Надо же… кто-то пуговицу проглотил… господи… как же он умудрился-то?

Кот встал, сделал несколько шагов по дивану, вытянулся и, зевая, запустил когти в протертый плюш.

— И что, и прям по ебальнику? — Женька кинул окурок в лужу.

— Ага. И, бля, не опомнился ни хуя, а он пиздык, бля, аж, искры, бля…

Сергей остановился, отнял скомканный платок от носа.

— Идет? — Женька посмотрел на его распухший нос с запекшейся у ноздрей кровью.

— Идет, сука…

— Ну, запрокинь голову, давай постоим.

— Да ну, на хуй, Жень, он ведь слиняет щас быстро. На внуковском автобусе. Они там с Пекой и Хохлом. И Сашка Гладилин.

— А этот-то хули затесался?

— Хуй его знает. Как прилипала, бля. Нашим и вашим. И не вступился даже.

— Ты с ним учился вместе?

— Ага. ПТУ кончал. Давно правда. На танцы вместе ходили.

Сергей нагнулся, высморкался на асфальт:

— Ну, бля, башка гудит. Прям в переносицу пизданул…

— Вытри с руки.

Сергей вытер забрызганную кровью руку, пошмыгал носом и снова приложил к нему платок:

— Слышь, Жень, а может за Саней зайдем?

— Да не боись, справимся.

— А у меня ремень со свинцом как назло дома. Так бы я б снял бы, да таких пиздюлей бы вложил. Разогнал бы к ебени матери.

— Они поддатые?

— Да не то чтоб очень. Слегка. Рожи красные, лыбятся, бля…

— А залупнулся Пека первый?

— Ага. Сыч ему шепнул, бля, тот ко мне. Ну, попиздели, Пека сам ссыт. Обозвал меня, я толкнул его. Тут Сыч и вмазал.

— Ясненько.

Прошли мимо автобусной остановки, обогнули очередь за помидорами, двинулись по улице.

В фонарях зародились слабые голубые точки, замигали, стали расти. Попавшаяся навстречу полная женщина с авоськой сощурилась на Сергея, покачала головой. Сзади загудел грузовик, заставил перейти на тротуар. Сергей шел, втянув голову в плечи:

— А Хохол ржал стоял. Ржет, как мерин, бля…

— Сыч один раз ёбнул?

— Ага. Один. Ну и пошел я… Хули толку — одному против троих…

— Ну, Сычу мог бы ёбнуть разок.

— Да Жень, они б меня в землю втолкли!

— Ну, не преувеличивай… не так страшен черт.

— Да хуль мне пиздеть-то? Он ж на голову выше меня!

— Значит, меня на две.

— Ну, ты ж у нас спортсмен, бля.

Перешли на ту сторону. Быстро смеркалось. Сырой ветерок шевелил Сергеевы космы. Фонари горели в полную силу.

Свернули, двинулись через проходной двор. Пробрались под развешанным бельем, прошлепали по лужам. Возле подъезда две девочки крутили веревку, а другая готовилась прыгать. Две матери катали коляски.

— Они щас там еще, бля буду. Не успели, наверно. Хохол бутылку покупал.

Девочка вскочила под веревку, стала прыгать.

Вышли к магазину.

У входа толкались несколько мужиков. Заметив Женьку с Сергеем, обернулись к ним.

— Слышь, ребят, вы Сыча с компанией не видели? — спросил, подходя Женька.

— Они в роще распивают, — махнул рукой небритый мужик в кепке. — А что, вырубать собрались?

— Как получится.

— Давай, Жень, — ощерился мужик, — А то поприехали, развыебывались. Я видел как с Сережкой-то.

— Чего ж не помог?

— Да какой из меня помощник… здоровья нет…

Свернули за угол, вошли в рощу. Между оголившимися деревьями маячили темные фигуры.

— Вон они, — Сергей остановился, оглянулся. — Надо б кол сломать.

— Брось, не надо.

— Да хули, четверо ведь.

— Нет, кажется трое. Пошли, не боись. Я двоих беру, а ты уж не робей. Пиздани один раз, но что б точно.

Подошли. Трое оборвали разговор, повернулись.

— Аааа… заступничка привел, — Сыч шагнул навстречу.

— Мало у магазина схлопотал?

Невдалеке от троих захрустели сучья. Сашка Гладилин застегивал ширинку.

— Ты что, бля, в Москве здоровья набрался? — Женька вынул кулаки из карманов, пошел к Сычу, — Сильно здоровым стал?

— На вас, пиздаболов, хватит.

Женька шагнул ближе. Сыч размахнулся. Женька увернулся от кулака и ловко хряснул Сыча в лицо.

Сыч полетел назад, кожаная фуражка покатилась по земле. Пека с Хохлом кинулись на Женьку, Сергей — на упавшего Сыча. Саша Гладилин бросился разнимать:

— Да что вы, ребят, охуели?!

Женька сбил Хохла, но от пекиного кулака не уберегся, полетел навзничь.

Сергей бил ногами закрывающегося Сыча, Сашка оттаскивал его за куртку. Пека ударил Женьку ногой в бок. Женька вскочил, икнул и достал его кулаком. Хохол сидел, схватившись за нос.

— Ребят, да что вы, еб вашу! — Сашка оттащил Сергея. — Поубиваете друг друга!

— Пшел на хуй, прихлебатель! Ща тебе вложу еще!

— За что мне-то?

— За то! Пусти! Мудак…

Женька сбил Пеку с ног, тот вскочил и побежал прочь. Сыч поднялся и побежал следом.

Хохол сидел на земле, вытирая разбитый нос. Женька толкнул его ногой:

— А ну, уматывай отсюда!

Хохол с трудом встал и побрел. Женька поднял сычеву фуражку, кинул ему вслед:

— Передай начальнику, шестерка! Хохол поднял фуражку, побрел дальше.

— А ты, чего стоишь? — Женька подошел к Сашке. — А ну вали отсюда!

— Да чего ты, Жень?

— Вали, кому сказал!

Сашка сплюнул, зашагал прочь. Опавшая листва зашуршала под его ногами.

— Ну вот, огребли ребята, — Женька потрогал оплывающую бровь. — Да… синячок обеспечен. Издержки производства, бля…

— Дерешься ты, я скажу! — Сергей хлопнул его по плечу. — Отработал, а!

— А ты тоже хорош. На лежачего полез, нет чтоб мне помочь.

— Так я ж добить его, суку, хотел, чтоб не встал, гадина!

— А мне вон досталось, тем временем…

— Ничего, Жень, щас пузырь раздавим, вылечим. Дай, пятак приложу! Пятак надо. У тебя есть?

Зашарили по карманам. Женька вдруг замер, открыл рот:

— Еб твою мать!

Он осторожно вытащил из кармана куртки растопыренную пятерню. Пальцы были выпачканы в норме. Женька обиженно чмокнул:

— Во, бля,.. я ж выложить не успел… а этот хуй меня ногой. Пакет разорвался. И она жидкая была, хоть пей…

Он держал руку перед собой.

— А может не вся вытекла! — робко спросил Сергей.

— Да какой там… — изгибаясь, Женька пальцами другой руки достал разорванный пакет — Вообще-то не вся еще…

— Ну и порядок. Чего такого. А куртку Людка твоя постирает.

— Будем надеяться, — Женька посмотрел на пакет и тряхнул головой. — Ну ладно, делать нечего.

Он подставил рот под дыру, сжал пакет ладонями. Жидкая норма потекла в рот.

— Жек! Мож я сбегаю пока? А то закроют.

— Давай.

— Чего брать-то? Пузырь или краснуху?

— Пузырь.

Сергей повернулся и бодро зашагал к магазину.

Женька высосал из пакета норму и, скомкав, приложил его к пылающей брови. Моргать было больно, висок онемел, бок слабо ныл.

— А у них всегда так, — Эра выпустила в эмалированную миску седьмое яйцо. — Получают много, а жить нормально не умеют. В конце месяца занимать плетутся.

— Точно, — Аня колола орехи, выбирая из скорлупы в стакан.

— Машка приходит — вся разодетая, в янтаре, в кримплене. Эра, дай взаймы. И знает ведь к кому идти.

— Это конечно.

— К Соловьевым сунулась однажды, — отказали. А я вот просто, Ань, и не могу отказывать. Не умею.

Эра кинула яичную скорлупу в ведро и металлическим веничком стала взбивать яйца с песком.

— Ты у нас Христосик.

— Сама себя ругала не раз, дура, чего я, действительно. А вот не могу. А Машка сотню — цап! И до свидания. На следующий день загул у них. Гости. В получку отдаст, в конце месяца — опять.

— А он не заходит?

— Нет, что ты. Это же элита, разве снизойдет до технократии какой-то. У них и гости все такие — индюки. В замше, да в коже.

— А он член союза?

— Давно. Трехтомник выходит, Машка говорит.

— Не читала, ничего?

— Читала, Ань. Муть-мутью. Производственный роман. Он любит ее, она в завкоме, он бригадир. Бригада — завалящая, из последних. Не справляется. Бригада сыпется, текучка кадров. Она его критикует. А он ревнует ее к главному инженеру. Кончается все, правда, хорошо. План перевыполняют и они женятся. Старый литейщик тост говорит. Молодые хлопают. Все.

— Кошмар…

— Да, еле до конца осилила. Вообще-то у него сборничек рассказов есть. Там лирика такая деревенская. Вроде и ничего, но с другой стороны — сколько можно? Надоело…

— Крем сейчас будем или после?