Редьярд Киплинг - Собрание сочинений. Том 6. Индийские рассказы. История Гедсбая. Самая удивительная повесть в мире и другие рассказы
Они рвались в бой, пламенно желали его, но не знали, о какой войне идет речь, и не было никого, кто мог бы сказать им это. Это был хорошо воспитанный полк, в его рядах большинство окончило школу, и почти все солдаты были больше чем только грамотные. Полк поддерживался и пополнялся из территориальных соображений, но солдаты не имели ни малейшего представления об этих соображениях. Они были взяты из переполненного жителями мануфактурного округа. Хорошее питание и размеренная жизнь в полку покрыли мясом их узкие кости и развили их мускулы, но этого было мало, чтобы вложить мужество в душу потомков целых поколений, работавших за скудное вознаграждение, изнывавших от жары в сушильнях, гнувших спину над станками, задыхавшихся среди меловой пыли и мерзнувших на баржах с известкой. Солдаты отъелись и отдохнули в армии, а теперь пойдут бить «негров» — народ, который бежит во все лопатки, как только замахнутся на него палкой. Вот почему они радостно приветствовали известие о войне. Что касается унтер-офицеров, то они рассчитывали на военные прибыли и сохранение жалованья. А в главном штабе говорили: «Передовой прикомандированный ни разу не был еще под огнем. Нужно дать ему обломаться хорошенько на коммуникационных линиях». На фронте вообще нуждались в британских полках, так как полки, составленные из местных уроженцев, не внушали доверия. «Соединить их с двумя сильными, опытными полками, — говорили в штабе, — глядя на них, они пообтешутся. Потом познакомятся разок-другой с ночными бродягами, да перережут с полдюжины глоток, живо вымуштруются».
Командир написал, что настроение в полку превосходное. Майоры радостно улыбались, а субалтерны вальсировали друг с другом в офицерском клубе после обеда и чуть не перестреляли собственных товарищей, практикуясь в стрельбе из револьверов. Смятение царствовало только в душах Джекина и Лью. Что будут делать с барабанщиками? Возьмут ли оркестр на фронт? Сколько барабанщиков будет сопровождать полк?
Они держали совет вдвоем, сидя на дереве и покуривая трубки.
— Недурно будет, если оставят нас здесь с женщинами. Хотя тебе только это и нужно, — саркастически проговорил Джекин.
— Это ты о Крис? Что значит женщина, или даже целая сотня женщин, в сравнении с боевой службой! Я не меньше тебя хочу идти на войну, — сказал Лью.
— Хотел бы я быть хорошим горнистом, — печально сказал Джекин. — Тома Кидда они возьмут, а нас нет.
— Так пойдем отделаем Кидда так, чтобы он не мог играть. Ты будешь держать, а я колотить, — сказал Лью, вертясь на сучке.
— Ничего из этого не выйдет. На нас и без того злятся. Если оркестр оставят здесь, так уж нас с тобой, конечно, не возьмут. А ты годен, Пигги, что говорит доктор? — спросил Джекин, ткнув Лью изо всей силы под ребра.
— Конечно, — ответил Лью и побожился. — Доктор говорит, у тебя слабая грудь от того, что много куришь и мало ешь. Ударь-ка меня в грудь как следует, посмотрим, выдержу ли.
Он выпятил грудь, и Джекин ударил его, не щадя сил. Лью побледнел, покачнулся, заморгал глазами и закашлялся, но тотчас же оправился и проговорил:
— Ничего!..
— Годишься, — сказал Джекин. — Я слыхал, что человек может умереть, если его изо всей силы ударить в грудь.
— Так не будем больше так делать, — сказал Лью. — Не знаешь, куда нас посылают?
— Бог знает. Куда-нибудь на границу, бить патанов — волосатых бродяг, которые, говорят, выворотят наизнанку, если попадешься им в лапы. А вот женщины у них, говорят, недурны.
— Есть что пограбить?
— Хороших денег, говорят, не найдешь, пока не поищешь под землей. Поживиться нечем. — Джекин приподнялся и посмотрел вдаль.
— Лью, — сказал он, — там идет полковник. Он хороший старикашка. Поговорим с ним.
Лью чуть не слетел с дерева от смелости предложения. Как и Джекин, он не боялся ни Бога, ни людей, но есть предел даже смелости барабанщиков, и разговаривать с полковником…
Но Джекин соскочил уже с дерева и направился к нему. Полковник шел, погруженный в мечты и размышления о наградах и повышениях, рассчитывая на репутацию «Передового», как лучшего полка на линии. Неожиданно его глаза остановились на мальчуганах, направляющихся к нему. Только что перед этим ему рапортовали, что «барабанщики в беспокойном состоянии, и Джекин и Лью мутят других». Это походило уже на организованный заговор.
Мальчики остановились в двадцати шагах и сделали все, что полагалось по военному уставу. Полковник был в прекрасном расположении духа. Мальчики казались такими потерянными и беспомощными среди необъятной равнины, а один из них был еще, кроме того, и красив.
— Ну! — сказал полковник, узнав их. — Что же вы, бунтуете против меня? Кажется, я вас не трогаю, даже тогда, — он подозрительно понюхал воздух, — когда вы курите.
Нужно было ковать железо, пока оно горячо. Сердца отбивали дробь.
— Осмелюсь просить прощения, сэр, — начал Джекин. — Полк призывается на действительную службу, сэр?
— По-видимому, — любезно ответил полковник.
— Идет ли оркестр, сэр? — спросили оба разом. И потом без всякого перерыва:
— А нас возьмут, сэр?
— Вас? — переспросил полковник, отступая назад и окидывая взглядом обе маленькие фигурки. — Вас? Да вы умрете, не дойдя до места.
— Нет, сэр! Мы можем идти за полком куда угодно, сэр, — сказал Джекин.
— Если уж Том Кидд идет, сэр, а он гнется, как складной нож, — сказал Лью. — У Тома очень стянуты жилы на обеих ногах, сэр.
— Очень… что?
— Очень стянуты жилы, сэр. Потому у него ноги распухают после очень длинного парада, сэр. Если уж он может идти, так о нас и говорить нечего, сэр.
Опять оглядел их полковник долгим внимательным взглядом.
— Да, оркестр идет, — сказал он совершенно серьезно, как бы разговаривая с офицерами. — Есть у кого-нибудь из вас родители?
— Нет, сэр, — радостно заявили оба. — Мы оба сироты, сэр. Если нас убьют, никого не придется утешать, сэр.
— Эх вы, мелюзга несчастная! Так зачем же вам понадобилось идти на фронт с полком?
— Я уже два года носил мундир королевы, — сказал Джекин. — Это очень тяжело, сэр, когда человек не получает награды за исполнение своих обязанностей, сэр.
— И я тоже… и я тоже, сэр, — прервал Лью товарища. — Капельмейстер сделает из меня хорошего музыканта, сэр.
Полковник долго не отвечал. Затем сказал спокойно:
— Если доктор разрешит, то я препятствовать не буду. Только я на вашем месте не курил бы.
Мальчики отдали честь и исчезли.
Придя домой, полковник рассказал про них жене, которая чуть не расплакалась. Но полковник был доволен. Если таково рвение у детей, каково же оно у солдат?
Джекин и Лью с гордостью проследовали в бараки и отказывались вступать в какие бы то ни было разговоры с товарищами в продолжение, по крайней мере, десяти минут. Наконец, преисполненный важности Джекин проговорил:
— Я только что говорил с полковником. Хороший старикашка. Я говорю ему: «Сэр, пустите меня на фронт с полком». — «На фронт я тебя отпущу, — сказал он. — И я очень хотел бы, чтобы было побольше таких, как ты, среди этих грязных бесенят-барабанщиков». Кидд, если ты будешь еще хвастаться передо мной, то твоим ногам достанется.
Битва разгорелась-таки в казармах, так как мальчики сгорали от зависти и ненависти к Лью и Джекину, которые, конечно, не способствовали умиротворению их душ.
— Ну, пойду проститься с моей девочкой, — сказал Лью, подливая масла в огонь. — Пожалуйста, не трогайте мое оружие, оно пригодится еще мне в походе. Ведь меня пригласил сам полковник.
Он ушел и свистел в кустах за квартирами для женатых до тех пор, пока не вышла Крис. Тогда, после взаимных поцелуев, Лью объяснил ей положение дел.
— Я иду на фронт с полком, — с важностью заявил он.
— Ты лгунишка, Пигги, — сказала Крис, хотя в сердце ее уже закралось беспокойство, так как она знала, что Лью не имел привычки лгать.
— Ты сама лгунишка, Крис, — сказал Лью, обнимая ее. — Я иду. Когда полк будет выступать, ты увидишь, как я буду шагать с ним. По этому поводу ты должна меня еще раз поцеловать, Крис.
— Если ты останешься здесь, то будем целоваться, сколько захочешь, — проговорила Крис, подставляя губы.
— Разлука тяжела, Крис. Знаю, что очень тяжела. Но что делать? Если бы я остался здесь, ты скоро перестала бы думать обо мне.
— Может быть, и перестала бы, Пигги, но ведь ты был бы со мной. А лучше не думать совсем да целоваться. Ничто на свете не сравнится с поцелуями.
— Но никакие поцелуи не сравнятся с медалью, которую заслужишь на войне.
— Ты не заслужишь медали.
— Ого, посмотрим! Я и Джекин единственные барабанщики, которых возьмут на войну. Все остальные уже настоящие солдаты, и мы получим медали вместе с ними.
