Эрнест Хемингуэй - За рекой, в тени деревьев
«Вот и конец охоте», – подумал он.
Низко летевшая стайка взвилась в небо; казалось, утки стоят на хвостах, так круто они поднимались.
Полковник увидел, как одна утка упала, и тут же услышал еще выстрел.
Это сердитый лодочник стрелял по уткам, которые должны были достаться полковнику.
«Да как же он смеет?» – подумал полковник.
Ему дано охотничье ружье, чтобы добивать подранков, если собака не может их достать и они пытаются уйти. Стрелять по уткам, летящим на бочку, по законам охоты – преступление.
Лодочник был слишком далеко, чтобы его можно было окликнуть. Поэтому полковник дал по нему два выстрела.
«Дробь до него не долетит, – думал полковник, – а он, по крайней мере, поймет, что я все знаю. Но какого дьявола ему нужно? Да еще на такой первоклассной охоте? Никогда не видел, чтобы охота на уток шла так гладко и была так превосходно устроена; никогда не стрелял с таким удовольствием, как сегодня. Какая муха укусила этого сукина сына?»
Он знал, как ему вредно злиться. Поэтому он принял две таблетки и запил их глотком джина из фляжки – воды у него не было.
Он знал, что и джин ему вреден, и подумал: «Мне вредно все, кроме покоя и самой легкой гимнастики. Вот именно, брат, покоя и самой легкой гимнастики. По-твоему, это легкая гимнастика?»
«Ах ты, чудо мое, – сказал он. – Как бы я хотел, чтобы ты была здесь, мы сидели бы с тобой рядом в бочке на двоих и могли бы касаться друг друга спиной или плечом. Я бы поглядел на тебя и, пуская пыль в глаза, метко подстрелил высоко летящую утку, так, чтобы она упала прямо в бочку, конечно, не задев тебя. А ну-ка, попытаюсь попасть хотя бы в одну», – сказал он себе, услышав шелест крыльев. Полковник встал, повернулся, заметил одиноко летевшего селезня – красивого, с длинной шеей; быстрые взмахи крыльев уносили его прямо в море. Он вырисовывался в небе четко и ясно на фоне дальних гор. Полковник высоко вскинул мушку, прицелился и выстрелил.
Селезень упал как раз за бочкой и, ударившись, пробил корку льда. Это был тот лед, который они ломали, расставляя чучела, но воду чуть-чуть затянуло снова. Подсадная утка поглядела на ледащего селезня, переминаясь с ноги на ногу.
– Ты никогда его раньше не видела, – сказал ей полковник. – По-моему, ты даже не видела, как он прилетел. А если и видела, ничего ему не сказала.
Селезень ударился головой, и теперь голова была в воде. Полковник видел красивое зимнее оперение на его грудке и крыльях.
"Я хотел бы подарить ей наряд из птичьих перьев вроде тех, какими в древней Мексике украшали своих богов, – думал он. – Но всех этих уток, наверно, отошлют на рынок, да и кто здесь сумеет содрать с птицы шкурку и выдубить ее? А как бы это было красиво: перья дикого селезня пошли бы на спину, серой утки – на грудь, с двумя полосами из перьев чирка сверху вниз. Вот был бы наряд! Ей бы, наверно, понравилось.
Эх, хоть бы они полетели, – думал полковник. – Несколько глупых уток могло бы залететь и сюда. На всякий случай я должен быть наготове". Но утки не появлялись, и он был наедине со своими мыслями.
Из других бочек тоже не было слышно выстрелов, время от времени доносились выстрелы с моря.
При таком ярком свете птицы видят лед и больше сюда не летят; они уходят в открытое море, собираются там стаями и садятся на воду. «Стало быть, охоты больше не будет», – думал он. Такова уж судьба, хотя ему и хотелось понять, что же все-таки произошло. Он знал, что не заслуживает такого отношения, но вынужден был мириться, как мирился всю жизнь, хотя всегда пытался найти причину.
У девушки все началось после драки с матросами. Как-то ночью они гуляли, два матроса ей свистнули, сначала полковник не придал этому значения.
Но что-то явно было не так. Полковник это сразу почувствовал. А потом он в этом уверился, нарочно остановившись под фонарем, чтобы те увидели знаки различия у него на погонах и перешли на другую сторону улицы.
На каждом погоне у него было по маленькому орлу с распростертыми крыльями. Они были вышиты на его мундире серебром. «Орлы не очень заметные, и ношу я их давно, но все же они видны», – думал полковник.
Матросы засвистели снова.
– Встань к стенке, если тебе хочется поглядеть, – сказал полковник девушке.
– А если нет, отвернись.
– Смотри, какие они высокие и молодые.
– Сейчас они станут пониже, – пообещал ей полковник.
Он подошел к свистунам. Где ваш береговой патруль? – спросил он. Почем я знаю? – сказал высокий матрос. – Мне ведь что надо? Полюбуюсь на дамочку, и все.
– Как ваши фамилии? У вас есть личные номера?
– Почем я знаю? – ответил тот.
Другой сказал:
– Если бы и были, стану я тебе говорить, тыловая крыса!
«Старый служака, – подумал полковник, прежде чем его ударить. – Дошлый морячок! Все свои права знает». Но он все-таки ударил его левой рукой – то ли снизу, или сбоку, – ударил еще и еще раз, и матрос стал падать.
Другой, тот, что свистнул первый, яростно с ним сцепился, хотя и был пьян; полковник двинул ему локтем в зубы, а потом при свете фонаря изо всех сил ударил правой рукой. Затем оглянулся на второго свистуна и понял, что о нем беспокоиться нечего.
Тогда он ударил левой сбоку. А когда матрос попытался выпрямиться, ударил его правой. Потом еще раз ударил сбоку левой, повернулся и пошел к девушке; ему не хотелось слышать, как голова стукается о тротуар.
На ходу он взглянул, как себя чувствует тот, что свалился первый, и увидел, что он мирно спит, уткнувшись в землю подбородком, а изо рта у него течет кровь. Кровь яркого цвета, как надо, отметил полковник.
– Плакала моя карьера, – сказал он девушке. – Какова бы она ни была. Но эти типы носят ужасно нелепые штаны!
– Как ты себя чувствуешь? – спросила девушка.
– Прекрасно. Ты все видела?
– Да.
– Утром у меня будут болеть руки, – сказал он рассеянно. – Теперь, по-моему, мы можем спокойно уйти. Давай только пойдем помедленнее.
– Да, пожалуйста, иди медленнее.
– Нет, я не то хотел сказать. У нас должен быть такой вид, будто мы не торопимся.
– Мы пойдем как можно медленнее. – Хочешь сделать опыт? И они пошли.
– Какой?
– Пойдем так, чтобы на нас жутко было смотреть даже со спины.
– Постараюсь. Но думаю, что у меня ничего не выйдет.
– Ну тогда пойдем просто так.
– Неужели они тебя ни разу не ударили?
– Один раз, и как следует. Второй матрос, когда он на меня кинулся.
– Это и есть настоящая драка?
– Да, если тебе везет.
– А если не везет?
– Тогда и у тебя ноги подкашиваются. И ты падаешь либо вперед, либо назад.
– А ты меня еще любишь, после того, как подрался?
– Я люблю тебя еще больше, чем раньше, если эта возможно.
– А почему невозможно? Вот хорошо! Я тебя теперь люблю больше. Я не слишком быстро иду?
– Ты идешь, как лань по лесу, а иногда ты ходишь, как волчица или как большой старый койот, когда он никуда не торопится.
– Мне не очень хочется быть большим старым койотом.
– Ты же их никогда не видела, – сказал полковник – Погоди, еще захочешь. Ты ходишь, как все крупные хищники, когда они не спешат. Только ты совсем не хищник.
– В этом можешь не сомневаться. – Пройди немножко вперед, а я на тебя погляжу. Она пошла вперед, и полковник сказал:
– Ты ходишь, как чемпион, пока он еще не стал чемпионом. Будь ты лошадью, я бы тебя купил, даже если бы пришлось занимать деньги у ростовщика из двадцати процентов в месяц.
– Тебе не надо меня покупать.
– Знаю. Речь-то идет не об этом. Речь идет о твоей походке.
– Скажи, – сказала она, – что теперь будет с этими людьми? Я мало понимаю в драках. Может, мне надо было остаться и о них позаботиться?
– Ни в коем случае, – сказал полковник. – Запомни: ни в коем случае. Надеюсь, они схлопотали хоть одно сотрясение мозга на двоих. Пусть подыхают. Сами виноваты. И никакой уголовной ответственности я не несу. Да и все мы застрахованы. Могу сказать тебе насчет драки только одно…
– Ну, говори!
– Если ты полез в драку, ты должен победить. Вот что важно. Все остальное не стоит и выеденного яйца, как говорил мой старый друг доктор Роммель.
– Неужели тебе правда нравится Роммель?
– Очень.
– Но ведь он был твой враг.
– Я люблю своих врагов иногда больше, чем друзей. А моряки всегда выигрывают во всех сражениях. Это я усвоил в доме, который зовется Пентагоном, когда мне еще разрешали входить туда через парадные двери. Хочешь, прогуляемся или даже сбегаем назад и спросим тех двоих, верно ли это.
– Сказать по правде, Ричард, с меня хватит на сегодня и одной драки!
– Говоря откровенно, и с меня тоже, – признался полковник. Но сказал он это по-итальянски, начав фразу с «Anch'io». – Давай зайдем к «Гарри», а потом я провожу тебя домой.
– Ты не ушиб раненую руку? – Нет! Только раз его стукнул по голове, – объяснил он. – А больше бил по туловищу.
– Можно мне ее потрогать?
