Коммунисты - Луи Арагон
— Понятно, вас это не поражает; для вас это дело обычное, — твердил Гайяр с отчаянием, — ведь вы… — он огляделся и, понизив голос, выговорил: — коммунист. Но я-то не коммунист! Ивонна не коммунистка! Другое дело, если бы мы оба были коммунистами!
Барбентан сдерживал улыбку. Ему не хотелось обидеть товарища… в такую минуту, когда его горе и тревога были вполне естественны. Но это отчаянное отрицание фактов, очевидности доходило до смешного. Это было не впервые — и раньше и в сегодняшнем разговоре, который длился уже больше часа, Гайяр упорно повторял, что он не коммунист и, значит, страдает несправедливо, — а потому Арман остановился, посмотрел на него, как смотрят на чудо природы, и, отметая личные соображения, постарался поднять собеседника до соображений общего характера.
— Постойте, Гайяр, постойте… Вы без конца твердите: я не коммунист…
— Тсс..
Кто-то шел мимо. Местный житель, совершенно безобидный… Арман продолжал с некоторым раздражением: — Без конца твердите: я не коммунист… Но что это значит? Что у вас в кармане нет партийного билета? Вам не хуже, чем мне, известно, что кое для кого этого мало. Для нашего правительства, для всяких мюллеров, для полиции важен не только партийный билет, но и вообще ваши взгляды. Если вы согласны…
— Да я вовсе не со всем согласен!
— Знаю, знаю… но для них это «не со всем» с каждым днем имеет все меньше значения. Вы говорили мне, что слушали выступление Фроссара по радио. И вас возмутили именно его рассуждения о свободе совести…
На миг образ Ивонны отступил на задний план. Гайяру хотелось оправдаться.
— Поймите, Барбентан, поймите же… В принципе я с ними, ну, конечно, как может быть иначе, в принципе… Их цели для всех мало-мальски порядочных людей… Рабочие… Словом, в принципе…
— Итак, вы согласны с коммунистами в принципе… то есть теоретически…
— Нет, нет, позвольте! Именно в теориях я ничего и не смыслю… в марксизме… А вот я был в Москве и убедился, что, наоборот, хотя теория меня иногда и смущает, но в итоге, на практике…
— Так, понимаю: вы согласны в принципе, но не на деле; однако дела доказывают вам, что плоды теории, которая вас отпугивает… иначе говоря, вы согласны с практическими результатами этой теории… Согласны в принципе, но не в теории, а что касается практики…
— Вот тут я чаще всего расхожусь с вами…
— …что касается практики, то вы согласны с ней, но не признаете теории, из которой она вытекает, и не согласны, когда вам кажется, будто она противоречит одобряемым вами принципам той теории, которую вы не одобряете…
— Не смейтесь надо мной, Барбентан, время для этого неподходящее…
Арман дружески пожал ему руку. Он и не думал насмехаться. Он только пытался выяснить, в чем же именно Гайяр не коммунист. Существует ли между ними действительно непреодолимая преграда? Они дошли до блокгауза. Он был из крупных. Со стороны шоссе у него была стальная дверь и амбразуры. Если же подойти к нему со стороны пограничного поста, с проселка, он не был обороноспособен. Нет, его построили для того, чтобы держать под огнем лесистый участок справа по направлению к Бельгии. На минуту Гайяр отвлекся. А внутри там есть команда? Боже упаси! Его охраняет сторожевой пост, но снаружи. Вот, кстати, смена караула.
Часовые откозыряли друг другу. Тот, что сменялся, вручил свою винтовку тому, что пришел на смену с пустыми руками, и, отстегнув ремень, отдал и патронные сумки.
— Видали? — заметил Барбентан. — Ни оружия, ни боеприпасов на всех нехватает…
Они повернули назад, к деревне. Арман заговорил снова:
— А по чистой совести, как вы считаете, Гайяр, ваша жена была права или нет?
— Конечно, нет, — а дети-то? Да она прямо сумасшедшая! Сколько раз я ей говорил…
— Не о том я вас спрашиваю, голубчик. Даже если она, по-вашему, была не права из-за детей… как вы думаете — поступила-то она хорошо или плохо? Ну — вы осуждаете ее, что ли, как Мюллер, как полиция?
— Вы говорите глупости, Барбентан. Даже отвечать вам не стоит. Конечно же, Ивонна понимала, какая ей грозит опасность и какой она мне нанесет удар. И раз она так поступила, значит, она считала, что поступает хорошо, правильно, как велит ей совесть…
— Она считала, что поступает правильно. Договорились. А вы сами… помимо детей и вашего горя… вы-то считаете, чтo она правильно поступила?
— Не знаю. Может, кто-нибудь сбил ее с толку. Она постоянно рассказывала про какую-то женщину, зубного врача, очень умную женщину. Кто знает, что та ей наговорила!
— А вы не думаете, что собственные побуждения госпожи Гайяр были настолько сильны, что заставили ее пренебречь и вашими словами и заботой о детях? Вам-то легче судить о ней, чем мне.
— Да я же вам говорю — в принципе она, разумеется, правильно поступила. В принципе — да, а вот на практике…
— Ага, в данном случае, практика — то есть тюрьма — менее увлекательна, чем построение социализма… Однакоже, если госпожа Гайяр на практике пошла за нами, так, надо полагать, она и в принципе соглашалась — точь
