Гарольд Роббинс - Сочинитель
— Пока, папочка, — весело попрощалась она.
— До свидания, детка, — ответил он с вымученной улыбкой, потом повернулся к Мотти — Ну, теперь ты довольна? — с горечью в голосе спросил он.
Она не ответила, лицо ее пылало. Она направилась к двери, ведя за собой ребенка.
Джо провожал ее взглядом. В ее лице, в том, как она шла, было что-то такое... вроде бы ничего нового, но он видел это и раньше... Внезапно он вспомнил.
— Черт возьми, да ты же брюхата! — закричал он. Она выбежала за дверь вместе с ребенком. Он повернулся и посмотрел на Маркса, спешившего вслед за ней.
— Болван! — кричал он. — Я не единственный болван на свете! Точно так же она и меня охомутала!
Но Маркса уже не было в комнате. Джо повернулся к своему адвокату.
— Не удивительно, что они так торопились, — сказал он. — Мы были идиотами. Я был идиотом. Я должен был догадаться!
И тут его гнев улетучился так же быстро, как и возник. Он криво улыбнулся.
— Конечно, меня обвели вокруг пальца. Но, возможно, я удачно вывернулся.
Дон кивнул.
— Все могло быть и хуже.
— Угу, — согласился Джо. — Ведь могло оказаться, что я отец двух детей. А один из них даже не мой!
27
Было почти шесть часов, когда адвокат собрал все документы и сложил их в портфель.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он. — Родители моей жены сегодня приходят ко мне обедать.
— Понятно, — кивнул Джо.
— Вы бы не хотели присоединиться к нам? — спросил Дон, с сочувствием посмотрев на него.
— Не думаю, — ответил Джо. — Но в любом случае, спасибо.
— Вам нужно пообедать где — нибудь в городе, может быть, сходить в кино. Не очень — то вам будет весело сидеть здесь одному. Первая ночь после того, как подписаны бумаги на развод, всегда бывает тяжелой.
Джо с любопытством поглядел на него.
— Откуда вы знаете?
Дон кивнул.
— Я прошел через это. Сейчас женат во второй раз.
Джо на мгновение задумался.
— Наверное, каждый думает, что он единственный человек, с которым это произошло.
— Здесь, в Калифорнии, это почти что образ жизни, — улыбнувшись, сказал Дон.
— Со мной все будет о’кей, — сказал он, пожав ему руку. — Спасибо вам за все.
— Я позвоню вам в начале недели, — сказал Дон. — Как только они вернут мне официальные соглашения.
Заперев дверь за адвокатом, Джо открыл бутылку шотландского виски. Быстро выпил три рюмки одну за другой. Почувствовал, как огненная жидкость жжет ему горло, и закашлялся. “Дерьмо!” — выругался он, потом включил радио и завалился на кушетку. Он настраивал радио, пока не нашел станцию, передававшую только музыку, — у него было совсем неподходящее настроение для того, чтобы слушать программы новостей, обычно транслировавшиеся в это время. Он опрокинул еще одну рюмку и откинулся на спинку кушетки Внезапно он почувствовал себя совершенно обессиленным. Глаза горели, и он медленно потер их. Слез не было, он никогда не плакал. Потом он заснул.
Ему показалось, что он слышит детский плач, — он открыл глаза. В комнате было темно. Звук, разбудивший его, оказался гудением радио — станция уже закончила свою работу в эфире. Он выключил радио и включил стоявшую рядом с кушеткой лампу. На кофейном столике стояла полупустая бутылка шотландского виски. Он затряс головой, пытаясь развеять туман. Видимо, он слишком много выпил. На часах была половина второго.
Он окинул взглядом комнату — она показалась ему странной, будто он видел ее впервые в жизни. Потом он осознал, что незнакомой ему кажется тишина. В квартире всегда слышались какие-то звуки. Сейчас — ничего. Он зажег сигарету, глубоко затянулся и выпустил дым через ноздри. Посмотрел на руки — они дрожали Снова затянулся. Кроме дрожания рук, у него была еще и адская головная боль.
Он медленно встал и побрел на кухню. Вынул из холодильника бутылку пепси, снял с полки пузырек с таблетками. Закинув три таблетки аспирина в рот, он запил их пепси-колой. Прикончив бутылку, поднялся по лестнице в спальню.
Он включил свет и, стоя в дверях, оглядел спальню. Там все было вверх дном. Дверцы шкафов были распахнуты, вешалки разбросаны по полу, ящики комода и шкафов выдвинуты и пусты. Заглянув в ванную, он увидел, что дверцы шкафчика для принадлежностей тоже раскрыты; в нем оставались только его крем для бритья и лезвия. Удивительно, но его зубная щетка и паста тоже исчезли.
Он отправился в комнату Каролины, в ней остались только узкая кровать и небольшой шкафчик, выделенные Розе. Ему было интересно, забрала ли Роза с собой свои вещи, когда убежала из дома в ту ночь. Он не потрудился заглянуть в шкафчик. В любом случае это не имело никакого значения. С тех пор она не возвращалась.
Он закрыл дверь и прошел в свой кабинет. Подошел к столу. Папка с рукописью была все так же аккуратно сложена. На печатной машинке лежал листок бумаги Он взял его. Это был почерк Мотти.
Черт бы тебя побрал!
Ты просто литературный поденщик, больше ничего. Ты не умеешь писать. Ни одна твоя вещь и гроша ломаного не стоит. Даже вшивый комикс, и тот ты не можешь написать. Мало того что ты не умеешь писать, ты и трахаться не умеешь. Теперь, когда у меня есть настоящий мужчина, я действительно узнала, что это такое — трахаться. У тебя за сто лет не получится того, что он делает за одну минуту. И если ты воображаешь, что у тебя такой уж большой молодец, — забудь об этом. У него в два раза больше, чем твой, и то, что он им выделывает, тебе и во сне не приснится. Ты ребенок, а не взрослый мужчина, и все, на что ты годишься, — это дрочить.
С любовью, Мотти.
В гневе он смял записку в комочек и швырнул в угол комнаты.
— Сука! — сердито бросил он.
Потом поднял бумажку с пола, разгладил ее и положил перед собой на стол. Вгляделся, и вдруг на его лице появилась улыбка. “Вот безмозглая шлюха, — подумал он. — Она подписала это “С ЛЮБОВЬЮ”.
Он взял с дальнего конца стола стоявшую там фотографию в рамке, быстро вынул стекло, потом, аккуратно сложив записку, поместил ее так, чтобы она закрывала нижнюю часть фотографии, а опущенные глаза Мотти оказались смотрящими на нее. Возвращая стекло обратно и ставя на стол рамку, он улыбался. Если ему когда-нибудь понадобится напоминание о том, как его может втоптать в грязь женщина, оно всегда будет под рукой.
Он почувствовал голод, так как не ел со вчерашнего ленча. Джо вернулся на кухню. Холодильник был фактически пуст — початая бутылка молока, несколько бутылок пепси и две банки пива — больше ничего. Он поскреб в затылке. Завтра придется поехать на рынок и прикупить продуктов.
Он вышел из квартиры, сел в машину и направился в ночное кафе, находившееся на углу Сансе и Каухенги, там можно было поесть, не выходя из автомобиля. Был уже третий час ночи, и в кафе почти не осталось посетителей. Он въехал на территорию кафе, выключил двигатель и опустил окно.
Через несколько секунд к его машине подошла, стуча высокими каблучками красных туфелек, миловидная миниатюрная блондинка в французской матросской шапочке с алым помпоном и яркой блузке без рукавов, почти закрывавшей ее короткие и узкие шорты. Она прикрепила поднос с зажимом к дверце его машины.
— Кофе? — Она держала в руке наполненный бумажный стаканчик.
— Да, пожалуйста.
Она поставила стаканчик на поднос, положив туда же два кусочка сахара и тонкую деревянную ложечку.
— Сегодня у нас в меню две говяжьи сосиски на булочке с соусом чили и французским картофелем-фри.
— По — моему, звучит отлично, — сказал он. — А как насчет пива?
— После двух часов нельзя, — ответила она. — Таковы правила. Ни пива, ни вина.
— А могу я выпить стакан воды? — спросил он.
— Конечно. Но у нас есть кока-кола и другие газированные напитки.
— Я привез с собой друга, — сказал он, приподнимая лежавшую рядом с ним на сиденье бутылку шотландского виски так, чтобы женщина смогла ее увидеть. — Джонни.
Она рассмеялась.
— Джон Ячменное Зерно — всеобщий друг. Даже мой.
— Принесите два стакана, и я вас представлю.
— Не на работе, — сказала она. — Мне за это голову оторвут.
— Мы можем всех провести, — ответил он. — Просто принесите два стакана.
Он смотрел, как она заходит за стойку, потом включил радио. Единственная еще работавшая станция передавала мексиканскую музыку. Не так уж плохо; отлично пойдет с чили. На подносе, который она принесла, стояли два стакана. Сосиски с соусом чили лежали на бумажной тарелке, к которой прилагалась деревянная вилка, картофель-фри был в квадратном бумажном кювете. В маленьких пакетиках из фольги были кетчуп и горчица.
Он налил виски в один из стаканов. Ставя его на поднос, задел кювет с картофелем, опрокинув его на землю.
— Простите, — извинился он, указывая высунутой в окно бутылкой виски вниз на рассыпанный картофель.
Улыбаясь, она присела, чтобы поднять кювет, одновременно взяла у него второй стакан с виски и выпила его залпом.
— Нет проблем, сэр, — сказала она, вставая с кюветом в руках. От выпитого виски краска бросилась ей в лицо. — Я принесу вам другой.
