Элизабет Мид-Смит - Дедушка и внучка

— Не говорите так много, Роджер.

— Мне легче говорить. Я вам расскажу все. Мне казалось, что пришла моя дочь, моя маленькая Дороти, взобралась на мою кровать, прижалась ко мне, поцеловала меня и спросила… чистое ли у меня сердце. Я видел все это так ясно, точно на самом деле. И она была так хороша, так прелестна! Когда я сказал «нет», то почувствовал на своем лице капли горячих слез. Это был чудесный бред, Бардвел. Знаете, эти удивительные слезы растопили ледяной камень у меня внутри.

— Да, конечно, у вас было каменное сердце, — заметил Бардвел. — И, может быть, оно растаяло, и у вас теперь живое сердце, или, как говорит эта прелестная малышка, «чистое» сердце.

— Это был только бред, бред! — заметался больной.

— Нет, не бред.

Роджер остановил на тесте глаза, полные безумной надежды. Он снова начал перебирать легкое одеяло и побледнел еще больше прежнего.

— Я с самого детства был дурным малым, — сказал он. — За всю свою жизнь я не сделал ничего хорошего.

— Что говорить об этом…

— Во время моего бреда, — продолжал Сезиджер, — мне казалось, будто моя девочка попросила меня очистить сердце.

— Я мало бываю в церкви и редко читаю священные книги, но скажу одно: все, о чем эта прелестная малышка просит Небо, исполняется. Почему-то Всемогущий всегда исполняет ее желания, а потому, мне кажется, у вас будет такое сердце, как она желает.

Роджер был слишком слаб, чтобы покачать головой, но в его глазах осталось прежнее печальное выражение.

— Это был чудесный бред, — опять повторил он. — Я попросил ее прижаться ко мне, и она исполнила мою просьбу, точно действительно была подле меня.

— Да ведь она действительно была с вами! Была!

— Ну, не говорите пустяков, фермер, — Роджер засмеялся слабым, еле слышным смехом. — Сколько времени я проживу, по словам доктора?

— Недолго. Если бы вы вели раньше другую жизнь, не пили столько виски, вы могли бы еще поправиться, но теперь ваш час пробил. Вам нужно готовиться к встрече с Господом. Но мне кажется, так лучше для вас: здесь вы были слишком несчастны.

Роджер закрыл глаза. Через несколько мгновений его губы слабо задвигались, он зашептал что-то. Бардвел прислушался и стал различать слова:

— Дай мне чистое сердце, о Господи, обнови мою душу!

— Аминь, — фермер опустился на колени подле постели и спрятал голову в грубые руки.

Глава XX

Примирение

Напрасно тетушка Доротея ждала свою ученицу. В это утро занятия так и не состоялись. Мисс Сезиджер знала, что девочка, которой не слишком нравилось учиться, обязательно придет, потому что любит свою тетку и не станет огорчать ее. Дороти всегда исполняла принятые на себя обязательства, но подчинялась только собственным законам и установлениям. Главным же законом, по которому она жила, была любовь, желание радовать и беречь своих близких.

Старая дева ждала опаздывающую племянницу без всякой досады. Мисс Сезиджер не была нетерпелива, к тому же ей с самого детства пришлось приучаться к терпению. Мало-помалу она свыклась со своей участью, привыкла отказываться от своих желаний и заботиться только о других. Она была в своем роде очень хорошим человеком, хотя несколько ограниченным, ведь ей не пришлось видеть великих, благородных и прекрасных сторон жизни. Теперь ее сердцем владела Дороти и приносила ей отраду. Доротее жилось гораздо счастливее, чем раньше, и если бы не тревога о брате, если бы не воспоминание о душераздирающем крике накануне вечером, Доротея чувствовала бы себя в это утро вполне счастливой.

До появления в доме маленькой Дороти на дровах тоже экономили. Тетушка Доротея почти всегда зябко куталась в теплую шаль и не могла согреться. Теперь в камине будуара мисс Сезиджер постоянно горел яркий огонь. Доротея наслаждалась теплом и ждала племянницу, прислушиваясь, не раздадутся ли быстрые веселые шаги, не послышится ли нежный звонкий голосок, не распахнется ли дверь, не заглянет ли в нее прелестное детское личико. Но она не беспокоилась и не досадовала.

Через несколько минут мисс Доротея уселась в кресло подле камина, взяла французскую книгу и стала шепотом повторять некоторые фразы. Ни за что на свете она не созналась бы, как ей приятно заниматься с Дороти. В угоду малышке она хотела научиться говорить по-французски как следует. И старая дева так погрузилась в свои занятия, что даже забыла об уроках.

Когда прошли полчаса, три четверти, потом целый час, Доротея поднялась с кресла. Она быстро направилась в спальню, надела шляпу и старую кофточку и вышла в сад. Тетка всюду искала Дороти, но нигде не увидела малышку.

Доротея вернулась домой, и ей стало слегка досадно от мысли, что девочка, наверное, пошла в спальню к деду, потому что он не вполне здоров, и забыла о занятиях.

«Ну, — подумала мисс Доротея, — так не должно продолжаться. Правда, Дороти еще мала, может быть, не следует обращать слишком большое внимание на мелочи. Строгостью и наказаниями с ней не справиться, нужна только любовь и ласка. Она, конечно, у деда. Как он заботится о ней! Я никогда не видела ничего подобного. Видно, придется на сегодня отменить уроки. Конечно, нужно поговорить с девочкой и объяснить, что она поступила неправильно. Ей следовало бы спросить у меня позволения, но ведь она такая порывистая, такая впечатлительная и… Мне надо бы рассердиться, а я почему-то не могу не нее сердиться, не могу. Она совсем не похожа на обыкновенных детей».

Мисс Доротея собрала учебники, аккуратно поставила их на полку, сложила и спрятала зеленую скатерть, которой всегда покрывала стол во время уроков, и, снова сев подле камина, глубоко задумалась.

Ее мысли полетели к брату, которого все считали умершим. До сих пор, сколько она ни молила в письмах о встрече, он всегда отказывался повидаться с сестрой. Доротея свято хранила чужую тайну, но очень страдала от этого. Теперь ее терпение пришло к концу. Ей хотелось поговорить с Роджером, заглянуть ему в глаза. Мисс Сезиджер готовилась совершить самый смелый поступок в своей жизни — поступить по-своему, утолить жажду своего сердца, несмотря на запрет брата.

Она отлично знала, что помирить Роджера с отцом нельзя. «По крайней мере, я повидаюсь с ним, — думала старая дева, — и расскажу, как все мы любим Дороти. Дам немножко денег, немного, но по крайней мере несколько золотых соверенов[17], которые мне удалось скопить. После этого он, конечно, уедет, но, может быть, мы будем поддерживать с ним общение в письмах. Ведь нас связывает любовь к его прелестной дочке».

Мисс Доротея думала и о том, удастся ли ей сегодня пробраться к плоскому камню, чтобы передать письмо брату. «После ленча мой отец и Дороти поедут верхом, — подумала она, — не сесть ли и не написать ли Роджеру? Ведь это он так ужасно закричал вчера вечером. Да, да, я должна повидаться с ним, должна».

Она пододвинула стул к письменному столу и принялась писать. Мисс Доротея всегда писала медленно. Люди, которые редко занимаются этим, вообще долго пишут. Но окончить письмо ей не удалось. Едва она начала, как в дверь громко постучали палкой.

— Сейчас открою!

Мисс Сезиджер быстро спрятала письменные принадлежности, подбежала к двери и открыла ее. На пороге стоял сэр Роджер, вполне здоровый и веселый.

— Это я, — бодро сказал он. — Где же наша девочка? Я хочу взять ее с собой в сад.

— Как, отец? — смутилась Доротея. — Я была уверена, что она с тобой. Ты здоров? И не простудился во время вчерашней неблагоразумной затеи?

— Брось эти шутки! — сердито прикрикнул он. — Что это значит? Ты говоришь так, будто думала, что Дороти у меня. Я не видел ее все утро.

— Я тоже!

— Где же она? — разозлился сэр Роджер.

— Не знаю, — побледнела мисс Сезиджер.

Старик заметил бледность дочери, и его еще сильнее рассердило, что она не умеет сдерживать волнение и страх. С минуту он стоял неподвижно, потом сказал:

— Она, конечно, в саду. Я сам пойду и отыщу ее. Доротея, ты и за кошкой не сумеешь уследить, не то что за ребенком.

— Ты всегда слишком строг ко мне, отец, но искать ее в саду незачем. Я обошла его и нигде не видела Дороти.

— Ты просто не умеешь смотреть, удивляюсь тебе! — сэр Роджер с досадой хлопнул себя по ноге. — Я сейчас же отыщу ее. А теперь, ради Бога, не поднимай тревоги из-за пустяков. Право, глядя на тебя, можно подумать, что с ней приключилось какое-нибудь несчастье.

— Не пойти ли мне с тобой, отец?

— Нет, благодарю; я справлюсь один.

И старик прошел по коридору, опираясь на палку с золотым набалдашником, спустился с лестницы и вышел на открытый воздух. Когда осенний ветерок дохнул ему в лицо, он поднес руку ко лбу, точно у него немного закружилась голова.

— Конечно, с ней ничего не случилось, — пробормотал он про себя, — но, право, выражение лица моей дочери хоть кого напугает. Я не позволю Дороти впредь выделывать такие штуки. Я поговорю с ней.