Теодор Кернер - Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях
— Нам? — спросили дамы, в то время как я бросил взгляд на Дуку, который давно уже не доверял мне. Бледность его лица выдавала нечистую совесть.
— По крайней мере, мне так кажется! — ответил я. — Если только вы, дорогой граф, извините меня за то, что моя история опять связана со сверхчувственным.
— Весьма охотно, — улыбаясь, парировал он. — Я даже попытаюсь справиться с удивлением по поводу того, что с вами это случается так часто, а со мной пока ни разу.
От меня не скрылось, как Дука одобрительно кивнул ему, однако я не стал его дальше испытывать и спросил графа: „Не каждый, вероятно, имеет глаза, чтобы видеть?“
— И то правда! — улыбнулся он.
— A оставшееся невредимым тело в гробу, — прошептал я ему многозначительно, — было ведь тоже не самым заурядным явлением!
Он насторожился, a я сразу тихо добавил: „Впрочем, допустимо и вполне естественное толкование; и было бы неуместно пытаться это оспорить“.
— Мы отклонились от темы, — сказала графиня с некоторой досадой и кивнула в мою сторону. И тогда я начал без дальнейших предисловий: „Местом действия моей истории является Венеция…“
— Я, вероятно, тоже должен кое-что знать об этом? — воскликнул подозрительно Дука.
„Вероятно. Но дело умышленно сохраняли по возможности в тайне. И случилось это полтора года назад, когда вы готовились к своим путешествиям. Сын одного очень богатого аристократа, назовем его Филиппо, во время своего краткосрочного пребывания в Ливорно по делам наследства благодаря настойчивому сватовству завоевал любовь одной красивой девушки и пообещал ей и ее родственникам перед возвращением в Венецию снова объявиться здесь и жениться на любимой Кларен. Прощание было немыслимо торжественным. После того, как все возможные заверения в обоюдной любви были исчерпаны, Филиппо призвал духов мести наказать неверного. Невинная жертва не должна до тех пор успокоиться в могиле, пока не увлечет за собой преступника, чтобы на том свете вернуть себе отнятую любовь. Родственники тоже сидели рядом за столом, вспоминали свою собственную молодость и подогревали тем самым юношескую страсть к приключениям. A молодые дошла до того, что порезали себе руки и смешали свою кровь в бокале с белым шампанским. „Неделимыми, как эта кровь, должны быть и наши души!“ — воскликнул Филиппо, выпил половину бокала и передал Кларен остальное…“
B этом месте я заметил, что Дука стал проявлять признаки видимого беспокойства, но не удержался от того, чтобы время от времени бросать на меня угрожающий взгляд, явно намекая, что подобная сцена была и в его истории. Впрочем, я могу ручаться, что все подробности прощания Филиппо с Кларен я изложил так, как о том повествует письмо от матери девушки из Ливорно, речь о котором пойдет ниже.
„Кто бы мог ожидать, — продолжал я рассказывать, — что после таких вспышек безудержной страсти уже очень скоро могло произойти нечто подобное. Возвращение Филиппо как раз совпало с появлением юной красавицы, которая до того времени воспитывалась в отдаленном монастыре и вдруг возникла, как ангел с небес, и покорила город. Его родители, слышавшие, впрочем, о Кларен и смотревшие на его связь с ней как на одну из многих, которые Бог весть как возникают сегодня и так же легко распадаются завтра, познакомили своего сына с юной красавицей. K тому же благодаря своему происхождению Камилла считалась звездой первой величины. Филиппо стали намекать, какое влияние он мог бы приобрести за счет ее именитых родственников, да и все остальное благоприятствовало тому; что мысли о Ливорно стали занимать совсем мало места в его душе. Письма его становились все более блеклыми, a обеспокоенность чувствительной Кларен по поводу такой перемены побудила его вообще прекратить корреспонденцию и как можно быстрее обручиться с несравненно более красивой и очень состоятельной Камиллой. Дрожащая рука Кларен и следы слез на ее давно уже надоевших письмах могли помочь делу не больше, чем ее мольба, обращенная к сердцу легкомысленного. Даже угроза увлечь его за собой в могилу, согласно их уговору, не, произвела впечатления на того, кто в мыслях представлял себе только нежные объятия Камиллы.
Отец Камиллы, в семье которого я чувствовал себя как дома, пригласил и меня заранее на свадьбу. То ли этим летом его удержали в городе какие-то срочные дела, то ли еще что-то мешало ему наслаждаться привычными удобствами деревенской жизни — не знаю, но по нескольку раз в неделю мы ездили в его великолепный загородный дом на берегу Бренты, и здесь же, со всей подобающей торжественностью, должна была состояться свадьба его дочери. Одно своеобразное обстоятельство стало поводом для того, чтобы отложить праздник на несколько недель. Поскольку брак родителей невесты был действительно счастливым, они желали, чтобы на обряде венчания их дочери присутствовал тот самый священник, который венчал когда-то их самих. И он-то — несмотря на свой преклонный возраст кажущийся еще очень крепким мужчина — заболел неожиданно изнуряющей лихорадкой, так что ему был прописан строгий постельный режим. Впрочем, он постепенно поправлялся, и наконец был окончательно установлен день венчания.
Но, словно из-за вмешательства высших сил, в назначенное утро священник почувствовал такой сильный озноб, что не решился выйти из комнаты и велел передать молодым, чтобы они нашли себе другого пастора.
Только родители настаивали на своем намерении услышать благословение в адрес молодой четы лишь из уст этого достойного человека, и если бы они не отказались от своего намерения позже, то избавили бы себя от многих неприятностей.
Праздник тем временем был подготовлен и — так как переносить его уже было невозможно — должен был выглядеть в глазах гостей как торжественная помолвка.
Уже ранним утром на канале ожидали всех празднично одетые гондольеры, и вскоре, в сопровождении их веселых песен, многочисленное и знатное общество отправилось в путь, к щедро украшенному цветами загородному дому.
Но во время обеденного застолья, затянувшегося до вечера; едва только молодые обменялись кольцами, как вдруг раздался пронзительный крик, повергший в ужас присутствующих и заставивший содрогнуться жениха. Все кинулись к окнам. Но хотя в сумерках было еще все хорошо видно, причину установить не удалось…“
— Хватит! — перебил с диким смехом Дука, на лице которого уже давно отразились муки нечистой совести. — Ужас ниоткуда я тоже знаю. Он заимствован из мемуаров Клерон, которую держал в страхе таким оригинальным способом ее покойный любовник. За кошмаром следовало хлопанье в ладоши. Вероятно, господин маркиз, вы и это вставили в свою сказку?
— Но почему, возразил я, — почему вы думаете, что это не могло случиться ни с кем другим, кроме этой актрисы? Ваше недоверие кажется тем более странным, что оно апеллирует к фактам, которые говорят скорее о вашей вере.
Графиня сделала мне знак, чтобы я продолжал, и я стал рассказывать дальше:
„Вскоре после этого непонятного крика я попросил невесту, сидевшую напротив меня, показать мне свое кольцо, восхитившее всех своей искусной работой, но его вдруг не оказалось… Его долго искали, но оно словно сквозь землю провалилось. Все вышли из-за стола, но и это ни к чему не привело.
Между тем приближалось время вечерних развлечений. Маскараду должен был предшествовать фейерверк на Бренте. Поэтому все надели маски и сели в гондолы. Однако кругом царила неправдоподобная для такого праздника тишина. Настроение было окончательно испорчено. Изысканный фейерверк был встречен лишь отдельными вялыми возгласами одобрения.
Бал оказался едва ли не самым блестящим из тех, на которых мне приходилось бывать. Роскошные драгоценности, которыми были украшены присутствующие; впитывали потоки света от люстры и настенных светильников лишь с тем, чтобы облагородить их в отражении. Богаче всех была украшена невеста, ее любящий роскошь отец утешался мыслью, что в этом никто из общества не смог бы превзойти его единственное дитя.
Вероятно, для того, чтобы укрепиться в собственной уверенности, он прохаживался, глядя по сторонам, и вдруг пришел в крайнее изумление, заметив сразу на двух дамах точно такие же драгоценности, как на его Камилле. B своей легкой досаде по этому поводу он сам мне признался пару месяцев спустя. Все же он остался доволен уже и тем, что стоимость букета для невесты, который будет приготовлен к вечернему столу, намного превосходит стоимость этих драгоценностей.
И вот снова все за столом, и отец невесты опять окинул взглядом окружение и вдруг увидел перед собой даму с не менее дорогим букетом, чем у его Камиллы.
Не в силах сдержать свое любопытство, он спросил: „Извините за нескромность, прекрасная маска, не могли бы вы мне по секрету назвать свое имя?“ Но к его большой озадаченности дама отрицательно покачала головой и отвернулась от него.
