Кодзиро Сэридзава - Книга о Боге
«Дорогой Жак, — мысленно обратился я к нему, — мы расстались, поклявшись встретиться снова через четверть века, осталось всего пять лет, неужели мы и впрямь увидимся? Как раз сейчас я пытаюсь обрести того великого Бога, мысль о котором ты заронил в мою душу. Ты говорил, что этот Бог снизошел на Христа, а я собираюсь выяснить, не снизошел ли Он еще и на японку по имени Мики Накаяма. Помнишь, на той волшебной горе, у Скалы Чудес, ты сказал мне, что если только я брошу экономику и стану заниматься своей любимой литературой, этот великий Бог обязательно избавит меня от туберкулеза и поможет вернуться на родину. Ты много раз говорил мне о том, что литература — это дело, предназначенное мне Великим Богом. И вот я стал литератором. Но до этого дня мне и в голову не приходило, что, занимаясь литературой, я выполняю свое предназначение. Я просто забыл об нашем с тобой разговоре. И только теперь, вспомнив о тебе, я наконец это понял. И именно потому, дорогой Жак, что таково мое предназначение, мне просто необходимо написать о Мики Накаяма, а главное — выяснить, действительно ли снизошел на нее Великий Бог. Если я не сделаю этого, то вряд ли смогу встретиться с тобой через пять лет». И я глубоко вздохнул.
Вот почему, словно подгоняемый Жаком, я начал писать и сумел сдать первую часть «Жизнеописания Вероучительницы» точно в установленный «Вестником Тэнри» срок. У меня получилось что-то вроде введения, в котором я рассказал читателям о своих мытарствах, связанных с поисками материала, и обратился к ним с просьбой о помощи.
Это введение публиковалось с продолжениями в течение четырех с лишним месяцев подряд, и до меня уже начали доходить слухи, что в Центре мной недовольны, мол, когда же наконец я приступлю к биографии Вероучительницы, однако от читателей-прихожан и из некоторых подведомственных церквей я получил множество сочувственных писем и разные интересные материалы.
Тогда-то я впервые и узнал о том, как много среди простых верующих и служителей небольших приходов людей, в сердцах которых живет истинная вера, совсем не такая, как у влиятельных наставников из Центра и профессорской верхушки Тэнри. И я подумал, что, раз мои писания радуют таких людей, я должен продолжать писать, сколько бы времени это ни отняло.
Работая над «Введением» — а на него ушло месяца четыре, — я много и серьезно размышлял о том, действительно ли Бог, сошедший на Мики Накаяма, является тем самым Великим Богом, о котором говорил мне когда-то Жак. Я решил для себя: если ответ окажется отрицательным, ограничусь одним «Введением» и не стану писать дальше, сославшись на то, что мне не удалось найти нужных сведений.
Поэтому, когда я пришел к выводу, что именно Бог — Творец Вселенной сошел на Мики Накаяма, я очень обрадовался. Мне даже захотелось крикнуть неизвестно где находившемуся теперь Жаку: «Эй, послушай, я все-таки буду писать!»
Я начал с описания того дня — 26 октября 1838 года, — когда к Мики пришло божественное наитие. Приступил к работе в 1949 году (месяца и дня не помню), а закончил ее в конце 1957 года. То есть мне понадобилось около десяти лет, чтобы выполнить эту работу, и когда я наконец ее завершил, то был в состоянии полного упадка сил, к тому же мне казалось, что результат не оправдал затраченных усилий, как говорится, «много докуки, да нечего в руки».
Владелец издательства «Кадокава», которому в молодости оказал какую-то услугу прежний настоятель Центральной Великой Церкви, выразил желание непременно опубликовать «Жизнеописание» отдельной книгой, я согласился и стал переделывать рукопись, решив выкинуть «Введение» и дописать начало, в котором рассказывалось бы о том, что предшествовало божественному наитию Мики Накаяма. Я добавил первую главу, в которой описал ее жизнь от рождения (1798) до сорока лет, главу, которая в журнальной версии считалась первой, сделал второй и назвал книгу «Вероучительница». Книга вышла свет, и с тех пор я ни разу ее не перечитывал.
Когда в «Вестнике Тэнри» появилась первая глава, начинавшаяся с рассказа о том, как на Мики Накаяма снизошел Бог, я получил письмо от симбасиры Сёдзэна Накаямы, в котором он очень хвалил меня за такое начало, якобы свидетельствовавшее о моей мудрости. Видимо, он одобрительно отнесся и к продолжению, во всяком случае однажды, весной 1951 года, через два года после начала публикации (я как раз должен был ехать на Международный конгресс ПЕН-клубов, который открывался в Швейцарии, и был весь поглощен сборами), он, настроенный весьма дружески, подъехал на машине к лачуге, в которой я тогда жил.
Я провел его и сопровождающего в небольшую, выгоревшую на солнце комнату на нижнем этаже, мы разговорились и не заметили, как настало время обеда. Жена, растерявшись, поспешно приготовила какие-то булочки, омлет, салат из огурцов и подала все это вместе с черным чаем с сахаром — большой редкостью по тем временам. Симбасира остался очень доволен, говорил, что никогда не ел такого вкусного обеда, и, осыпав жену комплиментами, отбыл восвояси. И тогда и впоследствии он всегда с удовольствием встречался со мной, но стоило мне заговорить с ним о материалах к биографии Основательницы и попросить разрешения воспользоваться ими, как у него портилось настроение и он отвечал мне отказом.
В 1953 году до меня дошел слух, что симбасира загорелся желанием возродить изначальный дух учения Тэнри и теперь самолично занимается составлением «Рукописного жизнеописания Вероучительницы». Когда в очередной раз мы с ним встретились, я спросил у него, правда ли это. Оказалось, что он и в самом деле создал группу из нескольких доверенных лиц, они регулярно собираются и выполняют соответствующую исследовательскую работу. Позже он прислал мне те оттиски на гектографе, которые были переданы членам этой группы для рассмотрения, но ничего ценного я там не обнаружил, во всяком случае для той картины, которая уже сложилась в моей голове, они были не нужны.
Однако именно с того времени симбасира стал с явным интересом беседовать со мной о Вероучительнице и, приезжая в Токио, каждый раз приглашал меня либо в Великую Церковь, либо в ресторан и спрашивал мое мнение по разным вопросам, связанным с верой и с Вероучительницей, а иногда в самое неподходящее для меня время вдруг вызывал в какую-нибудь из церквей Нумадзу или префектуры Канагава.
В ходе всех этих бесед выявился один важный пункт, по которому мы с симбасирой неизменно расходились.
Он настаивал на том, что Вероучительница, Мики Накаяма, была богом с самого своего рождения, я же считал, что она была обычным земным человеком и оставалась оным даже после того, как ее посетило божественное наитие, просто она была идеальным человеком, можно сказать, образцом для подражания, ибо всегда подчиняла свою жизнь воле Бога и старалась сообщать людям о Его намерениях. Так до конца мы и остались каждый при своем мнении.
Когда в 1957 году я закончил писать «Вероучительницу», то как-то сразу утратил интерес к учению Тэнри, но это не повредило моим отношениям с симбасирой — напротив, наша дружба постепенно крепла. Со временем я понял весь трагизм его положения, осознал, сколь безысходно одиночество его души: он занимал центральное место в религии, которая называлась Тэнри, вокруг него группировались многочисленные верующие, перед которыми он должен был исполнять роль наместника Бога на земле — бремя поистине непосильное для отдельного человеческого существа. Кроме того, меня пленяло его человеческое обаяние, и я очень жалел его. Он был человеком чистым и одаренным, но, несмотря на его многочисленные таланты, паства относилась к нему с холодным почтением, как к абсолютному властителю, его сторонились, его не понимали. Иначе говоря, я бессознательно сочувствовал ему, видя в нем хотя качественно и отличную, но в общем такую же жертву религии Тэнри, какой был я сам.
До самой своей смерти он не оставлял попыток обратить меня на путь ортодоксальной веры, но так ничего и не добился. Мои интересы не ограничивались проблемами того или иного вероучения, будь то учение Будды, Христа или Тэнри, я предпочитал искать истину, оставаясь свободным от веры, и пусть этот путь вел к разрушению, мне он казался более достойным. Симбасира, возможно из сострадания, пытался соблазнить меня разными посулами, говорил, что я дряхл и стар, а потому должен думать о будущем, что после моей смерти он возьмет на себя заботы и о моих похоронах, и о благополучии моей семьи, но я каждый раз со всей категоричностью отвечал ему, что хочу быть погребенным как неверующий. Вот такая у нас была дружба.
Однажды ясным майским утром 1967 года он позвонил мне и слабым голосом сказал, что сейчас приедет ко мне проститься и просит угостить его обычной домашней едой. «Проститься?» — переспросил я, но он не ответил. Когда я увидел, как он, еле держась на ногах, опираясь на юношу-служителя, идет от ворот вверх по лестнице, я сразу понял, что дело плохо, и сердце мое болезненно сжалось. Я осторожно провел его в гостиную и усадил отдохнуть. Но он тут же заговорил, задыхаясь. Он сказал, что из-за диабета в тяжелой форме у него резко ухудшилось зрение и ему назначили строгую диету, но сегодня он хочет есть самую обычную еду и этим отметить день нашего прощания.
