Ивлин Во - Пригоршня праха
Когда на реке Ваурупанг было десять часов, в Вестминстере началось обсуждение запросов. Джок, понукаемый избирателями, давным-давно подал свой запрос. Его поставили на обсуждение сегодня утром.
— Номер двадцатый, — сказал он.
Лишь немногие члены парламента обратились к означенной бумаге № 20.
„Запросить министра сельского хозяйства, не собирается ли достопочтенный член парламента в связи с демпинговым ввозом японских пирогов со свининой, наводнивших нашу страну, рассмотреть вопрос об изменении модификации томасовских чушек с принятого утолщения в два с половиной дюйма в объеме на два дюйма“.
За министра отвечал его заместитель:
— Запрос внимательнейшим образом изучается. Как, несомненно, известно достопочтенному члену, вопрос о ввозе пирогов со свининой подлежит ведению Департамента торговли, а не Департамента сельского хозяйства. Что же касается томасовской чушки, я должен напомнить достопочтенному члену, что, как ему, без сомнения, известно, вышеуказанная чушка должна отвечать потребностям заготовителей бекона, и к мясу, применяемому для изготовления пирогов, вышеозначенная чушка прямого отношения не имеет. Этим вопросом занимается специальный комитет, который пока еще не представил своего доклада.
— Не собирается ли достопочтенный член рассмотреть вопрос об увеличении максимальной толщины заплечиков?
— Запрос должен быть представлен заблаговременно.
В этот день Джок покинул палату с чувством удовлетворения. Он сознавал, что на славу потрудился для своих избирателей.
Через двое суток индейцы вернулись с охоты. Дни ожидания, тянулись тоскливо. Доктор Мессингер каждый день по нескольку часов проверял товары. Тони уходил в лес с ружьем, но дичь покинула этот берег. Одному из негров сильно поранил ногу скат, и они прекратили купаться и мылись в цинковом ведре. Едва весть о возвращении индейцев дошла до лагеря, Тони и доктор Мессингер отправились в деревню, но там уже шел пир горой и все мужчины перепились. Они возлежали в гамаках, а женщины сновали взад-вперед от одного к другому, разнося тыквы с кассири.
Пахло жареной свининой.
— Им нужно не меньше недели, чтобы протрезветь, — сказал доктор Мессингер.
Всю эту неделю негры слонялись по лагерю; иногда они стирали одежду и развешивали ее на планширах лодки сушиться на солнышке, иногда отправлялись удить рыбу и возвращались с внушительной добычей, надетой на палку (рыба была резиноподобной и безвкусной); по вечерам они обычно пели песни у костра. Пострадавший от ската не вылезал из гамака, он громко стонал и все время требовал лекарств.
На шестой день показались индейцы. Они пожали всем по очереди руки, затем отошли на край опушки и встали там таращась на лагерное оборудование. Тони пытался их сфотографировать, но они убегали, хихикая как школьницы. Доктор Мессингер разложил на земле товары, приобретенные для обменных операций.
На закате индейцы удалились, но на седьмой день явились вновь, в расширенном составе. Пожаловало все население деревни. Роза присела на гамак Тони под пальмовым навесом.
— Дай сигарета, — сказала она.
— Скажи им, я хочу, чтоб мужчины повели меня к пай-ваям, — сказал доктор Мессингер.
— Пай-вай — плохой народ. Макуши к пай-вай не ходить.
— Скажи, мне нужно десять мужчин. Я дам им ружья.
— Дай сигарета. — Переговоры продолжались два дня. В конце концов согласились идти двенадцать человек, семеро из них не пожелали идти без жен. Одной из жен оказалась Роза. Когда все было улажено, в деревне состоялась пирушка, и индейцы снова перепились. Однако на этот раз они пришли в чувство быстрее, потому что женщины не успели наготовить достаточно кассири. Через три дня караван смог отправиться в путь.
У одного из мужчин была длинная одностволка, заряжающаяся с дула; другие несли луки и стрелы; шли они совершенно голые, лишь в красных набедренных повязках.
Женщины надели перепачканные коленкоровые платья, преподнесенные им много лет назад странствующим священником и хранившиеся специально для такого рода оказий; за спиною они несли плетеные корзины, которые держались лыком, охватывающим лоб. Самые тяжелые грузы, включая продовольствие для себя и своих мужчин, женщины переносили в корзинах. Роза, помимо всего, волокла еще зонтик с погнутой серебряной ручкой, память о сожительстве с мистером Форбсом.
Негры уплыли вниз по течению на побережье. Груду провианта в прочных жестяных ящиках оставили под развалившимся навесом у берега.
— Тут его никто не возьмет. В случае чего мы всегда можем послать за грузами от пай-ваев, — сказал доктор Мессингер.
Тони и доктор Мессингер шли следом за мужчиной с ружьем, который служил им проводником; за ними вереницей, растянувшейся по лесу на полмили, а то и больше, брели индейцы.
— Теперь карта нам ни к чему, — сказал доктор Мессингер с облегчением.
(Сверните карту — отныне она вам не понадобится сколько там бишь лет, сказал Вильям Питт[24]… слова доктора Мессингера напомнили Тони частную школу, перепачканные чернилами парты, раскрашенную картинку, изображающую набег викингов, и мистера Троттера, который преподавал у них историю и носил галстуки ядовитой расцветки.)
III
— Мамчик, Бренда хочет поступить на работу.
— Зачем?
— Ну, за тем же, зачем и все: не хватает денег, нечего делать. Она просила узнать, не могла бы она пригодиться в лавке.
— Ну… трудно сказать. В любое другое время я б оторвала такую продавщицу с руками и ногами… а теперь не знаю, что и сказать. И потом мне лично кажется, что при сложившихся обстоятельствах это вряд ли удобно.
— Я сказал, что спрошу, только и всего.
— Джон, ты никогда со мной не делишься, и мне не хотелось бы, чтобы ты думал, будто я вмешиваюсь; но скажи, что все-таки вы с Брендой намерены делать дальше?
— Не знаю.
— Ты никогда со мной не делишься, — повторила миссис Бивер, — Но до меня доходят всякие слухи. Развод будет?
— Не знаю.
Миссис Бивер вздохнула.
— Что ж, мне пора на работу. Где ты обедаешь?
— У Брэтта.
— Бедняжка. Между прочим, мне казалось, что ты подал в Браун-клуб.
— Они мне ничего не сообщали. Я не знаю, были у них выборы или нет.
— Твой отец состоял членом этого клуба.
— По-моему, я не пройду… Да, кроме того, мне это действительно не по карману…
— Ты меня беспокоишь, Джон. И мне лично кажется, что те надежды, которые я питала перед рождеством, не оправдываются.
— Мой телефон. Может, это Марго. Она уж бог знает сколько никуда меня не приглашала. Но это была всего лишь Бренда.
— К сожалению, у мамы нет для тебя работы, — сказал он.
— Ладно. Надеюсь, что-нибудь подвернется. Я б не отказалась сейчас от улыбки фортуны.
— Я тоже. Ты спрашивала Аллана о Браун-клубе?
— Да, спрашивала. Он говорит: на прошлой неделе избрали десять человек.
— Значит, меня прокатили?
— Откуда мне знать. Когда заходит речь о клубах, мужчин не поймешь.
— Я рассчитывал, что ты заставишь Аллана и Реджи поддержать меня.
— Я их просила. Да и какое это имеет значение? Хочешь поехать на уикенд к Веронике?
— Вряд ли я поеду…
— Я была бы очень рада.
— У нее такой паршивый домишко… и потом мне лично кажется, что Вероника ко мне плохо относится. А кто там будет?
— Я буду.
— А… ладно, я тебе дам знать.
— Я тебя увижу сегодня вечером?
— Я тебе дам знать.
— О господи, — сказала Бренда, вешая трубку. — Теперь он взъелся на меня. А разве я виновата, что его в Брауне прокатили? Кстати говоря, я уверена, что Реджи и в самом деле пытался помочь.
У нее сидела Дженни Абдул Акбар. Она приходила каждое утро через лестничную площадку, и они читали за компанию газеты. На Дженни был халат из полосатого берберского шелка.
— Пойдем уютненько пообедаем в „Ритце“, — предложила она.
— В „Ритце“ вовсе неуютно в обеденное время, да и обед обходится в восемь и шесть. Я уже три недели не решаюсь получить по чеку, Дженни. Неприятно иметь дело с юристами. Я впервые в таком положении.
— Не знаю, что бы я сделала с Тони. Это же надо оставить тебя на мели.
— Что толку поносить Тони? Вряд ли он так уж развлекается в Бразилии, или где он там.
— Я слышала, в Хеттоне встраивают дополнительные ванные — и это когда ты буквально голодаешь. И вдобавок он даже не заказал их у миссис Бивер.
— Да, вот уж это и в самом деле чистая мелочность. Немного погодя Дженни отправилась переодеваться, а Бренда позвонила в закусочную за углом и попросила прислать ей сандвичи. Она сегодня не встанет с постели; теперь ей случалось проводить так по два-три дня в неделю. Если Аллан, как всегда, выступает с речью, Марджори может позвать ее на обед. У Хелм-Хаббардов сегодня вечером ужин, но Бивер не зван. А пойти туда без него — полный разрыв… Да, кстати говоря, скорей всего Марджори приглашена туда. Что ж, я всегда могу пообедать сандвичами. У них есть всех сортов. Спасибо хоть за эту лавчонку за углом. Она читала недавно вышедшую биографию Нельсона; биография длинная, ее хватит далеко за полночь.
