Маркиз Сад - Аделаида Брауншвейгская, принцесса Саксонская
— Если самая страстная любовь может служить оправданием самым черным злодеяниям, значит, я заслужил капельку сожаления со стороны тех, от кого прежде требовал почтения. Я ни на что не надеюсь, ничего не жду, кроме смерти: я заслужил ее. Но прежде выслушайте меня. Страсть, подобная той, что владеет мной сегодня, заставила меня совершить свое первое преступление: вам известно об ужасной кончине госпожи Кауниц. Ее отказ уязвил меня, оскорбил мое самолюбие, и я велел отравить ее. Гнев мой пал и на ее сына; пожелав скомпрометировать принцессу, чей образ прочно занял место в моем сердце, я решил возбудить ревность и у возлюбленного ее, и у ее супруга. Кинжал Фридриха, готовый пронзить грудь любовника Аделаиды, я направил в грудь юного Кауница. Я постоянно разжигал ревность принца Саксонского, желая обратить себе на пользу горестную гибель его, кою я сам и подготовил. Поединок, из которого маркиз Тюрингский вышел победителем, замыслен был мною давно; уверенный в победе маркиза, я, таким образом, устранял одного из конкурентов, полагая, что потом не менее удачно отделаюсь и от другого; все интриги мои плелись исключительно ради этой цели. Заточение принцессы в крепость Торгау не входило в мои планы: я всего лишь хотел подтолкнуть ее к бесчестным поступкам, дабы унизить ее в глазах супруга. Расставляя ловушки, куда она каждый раз попадала, я сделал ее несчастной; вдобавок со стороны она каждый раз казалась виновной. Но сама она не оступилась ни разу, поэтому, чтобы доказать ее неспособность править и занимать трон, достойный принадлежать только тому, кто непричастен к ее похождениям, мне пришлось заставить ее покинуть Торгау. А так как на обольщения она не поддавалась, я велел поджечь крепость. При выезде из моего замка, куда она согласилась приехать, ибо почитала его убежищем, я велел Шиндерсу, разбойнику, состоящему у меня в услужении, схватить ее. Бежав из потайной башни, она угодила в застенки тайного трибунала, откуда ей вряд ли удалось бы бежать, если бы не помощь отца Батильды, оказавшегося в числе судей этого трибунала, о чем мне было неведомо. Я удалил от трона Фридриха, убедив его передать бразды правления маркизу Тюрингскому, над коим я приобрел власть, став поверенным его сердечных тайн. Новые смуты в Саксонии также явились результатом моих интриг при дворе императора Генриха. Когда Фридрих пожелал вернуться и вновь взять власть в свои руки, я велел императорским стражникам схватить его и заточить в крепость Альтенбург. Там я держал его до тех пор, пока не вовлек супругу его в очередные опасные испытания, выгодные как для любви моей, так и для моего честолюбия, ибо, споткнувшись, принцесса становилась недостойной ни трона, ни маркиза Тюрингского, ее возлюбленного, а следовательно, открывала путь к трону мне. Преследуя все те же цели, я возбудил в маркграфе Баденском любовь к Аделаиде, а потом бросил ее в лапы разбойника с горы Бреннер. Я опутал ее невидимой паутиной забот своих, моими стараниями она оказалась втянутой в заговор Контарино. В отчаянии, что мне не удалось овладеть ею, я решил оставить ее в Венеции до тех пор, пока сам не сяду на трон Саксонии, полагая, что потом смогу потребовать венецианцев вернуть ее мне. Нагромождая вымышленную гору ошибок и оплошностей принцессы, я старался убедить в ее беспутстве не только ее супруга, но и всю Саксонию. Фридрих получал тревожные известия то от Кримпсера, то от так называемого некроманта, услугами коего я воспользовался, чтобы окончательно смутить принца, к которому я всевозможными способами старался подорвать доверие народа… Наконец, я устроил свидание Аделаиды с маркизом Тюрингским и сообщил о нем Фридриху, уверенный, что засим последует поединок, но прежде будет составлено завещание, содержание коего я также предвидел. Благородство и великодушие Аделаиды расстроило мои планы, и, чтобы добиться цели, у меня остался только кинжал заговорщика. Заговор, потрясший трон моего соперника, доказывает, что ради собственной выгоды я готов на любое преступление. Небо справедливо; Людвиг Тюрингский на троне, а меня ждет эшафот, где прольется моя кровь. И пусть история моя не сохранится для потомков, ибо последующие поколения должны находить в прошлом только добродетельные примеры, следы же бесчестья надобно уничтожать навсегда.
Мерсбурга приговорили к смерти; впрочем, он сам себе вынес смертный приговор. Казнили его на глазах у жителей города Дрездена, и его кровь укрепила основы трона маркиза Тюрингского; всю свою долгую жизнь маркиз трудился ради счастья жителей Саксонии.
Известие о казни Мерсбурга ускорило решение Аделаиды уйти в монастырь. Питая глубокую признательность к Батильде и барону Дурлаху, свои последние распоряжения она сделала в их пользу. Нынешнего же властелина она попросила отпустить ей долги сердечные. И с бесконечной деликатностью и щедростью Людвиг Тюрингский исполнил последнюю просьбу женщины, которую любил по-прежнему и чей образ хранил в сердце своем до последнего вздоха.
В подтверждение исполнения всех предписаний Аделаиды он отправил ей письмо, подписав его собственной кровью. Поцеловав подпись, Аделаида спрятала письмо на груди и пешком в одиночестве отправилась в святую обитель, кою посетила она в конце странствий своих.
— Я возвращаюсь к вам, святой отец, — сказана она отцу Урбану, целуя ему руку. — Видите, я сдержала свое обещание.
Через несколько дней она объявила о своем желании принять постриг и попросила у аббатисы дозволения самой устроить убранство церкви, где пройдет обряд пострижения… Аббатиса согласилась.
По приказу Аделаиды церковь затянули черным и отворили могилу принцессы Саксонской, разместив вокруг не менее двух десятков горящих лампад и поставив напротив сиденье из черного дерева.
Сестры украсили боковые приделы. Затем, встав друг за другом, они во главе с отцом Урбаном и настоятельницей выстроились по обеим сторонам главного алтаря… Пробило полночь.
Звон монастырских колоколов, горестный, словно безутешный плач, известил небо о начале жертвоприношения. Распростершись на полу, святые отшельницы негромко затянули «de profundis»… Казалось, эти мрачные приглушенные голоса, исторгнутые могилой, в последний раз обращаются к Предвечному, стремясь донести до него священные строки пророка: «Из глубины взываю к тебе, Господи. Господи, услышь голос мой»[7]. Затем монахини поднялись и, скрестив на груди руки, принялись внимать речам, что произносила Аделаида.
— Слушайте меня, святые жены, — начала принцесса Саксонская, — жены, коим уже отведено место на небесах: никогда не сожалейте о данном вами обете, навечно отделившем вас от мира, где всюду подстерегают нас западни, каждодневно сулящие нам погибель. Уроните чистую слезу вашу, глядя на несчастную жертву коварных этих ловушек! Ах, разве грозили бы мне опасности без счета, разве были бы пути мои усеяны шипами, если бы с ранних лет довелось мне разделить с вами труды ваши и молитвы? Что нашла я среди людей, погрязших в нечестии? Ложь и коварство, предательство и низость, тревоги и терзания. Редкие минуты радости, озарившие жизнь мою, лишь ярче высветили пропасть, куда лживые слова нечестивцев подталкивали меня. Ах, дорогие сестры! В этом коварном мире не можем мы в простоте сохранить чистоту души своей. Кажется, даже воздух его источает яд, а потому, живя в миру, мы развращаемся и катимся в бездну вместе со всеми обитателями его. Живя бок о бок с мирянами, нам приходится постоянно притворяться или мириться с тем, что нас обманывают, и, сетуя на слабость свою, либо плакать вместе с добродетелью, либо краснеть вместе с пороком. Но стоит ли жить в опасном сем бездействии? Ведь бездействие сродни презрению. А если вы оказали сопротивление буре? Тогда вы получаете место в первом ряду; в противном случае вы довольствуетесь вторым рядом; но в первом над вами занесен кинжал, а во втором вас ожидают цепи… Так где же счастье? Там, — продолжала Аделаида, указывая на могилу, — и только там кончаются несчастья наши и наступает счастье: на земле счастья нет. Несчастливый мечтает о счастье, но никогда не обретает его; тот, кто мнит себя счастливым, теряет свое счастье в ту минуту, когда начинает понимать, каким оно должно быть. Так признаем же, сестры, что единственной радостью, доступной нам в этом мире, является отсутствие несчастья. Так захотел Господь, дабы показать нам, что Он один является источником всех благ, а потому только в лоне Его человек обретает надежду отыскать счастье. Так возблагодарим же Его за те радости, кои Он дозволяет нам в этом мире, и не станем требовать большего. Нет, повторяю я, нет счастья в жизни, обрести счастье мы можем только в могиле, ибо только там мы перестаем вдыхать яд аспидов, каждодневно нас терзающих. Дорогие мои сестры, я твердо решила избавиться от пороков мирской жизни и добровольно принимаю постриг.
