Теодор Шторм - Всадник на белом коне
Исследователь почему-то совсем не упоминает при этом как раз о главном сходстве: герой Шторма, как и Фауст, пользуется для достижения своих праведных целей дьявольской силой. Правда, это лишь уверенное предположение его односельчан, однако факты, связанные с образом белого коня Хауке Хайена, подобраны и представлены автором таким образом, что читателю трудно подобное предположение опровергнуть, как трудно и интерпретировать этот образ в рамках бытового реализма. Во «Всаднике» Шторма есть свой Фауст (Хауке Хайен) и свой Мефистофель, негативные и позитивные потенции которого автор как бы раскладывает на плечи двух персонажей. В роли дьявола вредящего, но как раз этим и побуждающего своего оппонента энергичнее двигаться вперед, предстает вечный соперник Хауке Оле Петерс, тогда как в роли дьявола-соратника может как раз рассматриваться фигура белого коня.
«Пусть чудо летит не как ночная и не как дневная бабочка, но как сумеречная птица»{27}, — сказал когда-то Жан-Поль, и именно такая «сумеречная» фантастика была всего более по сердцу Шторму, у которого она принимает облик романтического «неслыханного происшествия» (Л. Тик).
Хауке Хайен — самый известный из героев Т. Шторма и, по-видимому, может с большим основанием называться героем идеальным, что вовсе не означает его непогрешимости. Он представляет как раз тот случай, когда пороки и слабости человека являются продолжением его достоинств. Недостатки и пороки Хауке — это, в сущности, отрицательные черты едва ли не любой сильной личности: бескомпромиссность при достижении поставленной цели, авторитарный тип мышления, непоколебимая вера в силу силы, этический максимализм и презрение к людским слабостям, своеобразный эгоцентризм и безграничная уверенность в себе и своих возможностях, переходящая при известных обстоятельствах в самоуверенность.
Как уже упоминалось, у Хауке Хайена было несколько исторических прототипов, среди которых чаще всего называют французского эмигранта-гугенота Жана Анри Демерсье, предложившего свой проект профиля фрисландской плотины, а также пытливого фриза-самоучку Ганса Моммзена. Однако и в творчестве самого Шторма были персонажи, послужившие литературными «предтечами» главного героя. Одним из них можно считать Ганса Кирха из более ранней новеллы писателя «Ганс и Хайнц Кирх» (1882) с той лишь разницей, что воля и энергия «всадника на белом коне» в большей мере направлены на достижение общественного блага, хотя о своем личном благосостоянии Хауке тоже не забывает, скупая при случае участки земли, отвоеванной у моря.
Часто Хауке бывает порывист и вспыльчив, чрезмерно горяч и даже жесток (все тот же эпизод с убийством ангорского кота), может проявить минутную слабость (из-за нее и произойдет катастрофа на стыке старой и новой плотин), но может и очертя голову пойти один против всех, наперекор любому врагу и чужой воле. Здесь показателен эпизод стычки с рабочими, заживо закапывавшими собачонку в корпус плотины. Эта спасенная смотрителем собачка по кличке Перле (Жемчужина) станет впоследствии членом семьи Хайенов и верной подругой для его маленькой дочки Винке.
Противоречивые оценки вызывают и отдельные поступки главного героя, причем иногда читатель может их расценить просто как изъяны в психологических мотивировках, как результат авторского недосмотра. Это касается, в частности, деятельности юного Хауке в бытность его еще младшим батраком у прежнего смотрителя Теде Фолькертса, и представляется тем более важным, что касается главной проблемы новеллы, в раскрытии которой автору не удалось избежать противоречий, — проблемы взаимоотношений героя с односельчанами и окружающим миром.
Так, пытаясь открыть благодушно-нерадивому смотрителю Теде Фолькертсу глаза на нарушения и неполадки на вверенной ему плотине, юный Хауке начинает перечислять различные мелкие прегрешения односельчан, усугубляющие непорядок, как бы требуя от должностного лица, чтобы тот власть употребил. То есть, в сущности, герой — пусть из самых благих побуждений — занимается деятельностью, которую принято называть наушничеством и доносительством, и это, по логике вещей, должно было бы стать первым камнем преткновения, поводом для отчуждения между Хауке и односельчанами. Но автору в данном случае нужно было как раз обратное: показать, что деятельность молодого человека как негласного «советника» смотрителя приносит благие плоды и что это находит поддержку у тех, кто «не был в чем-либо замешан либо просто сочувствовал общему делу». Данная фраза из текста новеллы позволяет предположить, что среди жителей деревни людей сознательных и с такой «просветительской» деятельностью молодого Хауке солидарных было все ас больше, чем лодырей, чья нерадивость вредила порядку на плотинах.
Вскоре автор только подтвердит факт сочувствия герою со стороны земляков, введя в фабулу немаловажный эпизод: обсуждение в деревенской корчме кандидатур участников предстоящего состязания в игре «шары на льду». Во время этого обсуждения сельчане называют юного Хауке не более и не менее как «первым человеком на деревне» и фактическим смотрителем плотин — в противоположность Теде Фолькертсу, смотрителю формальному, получившему эту должность незаслуженно, не за свои деловые качества, а как бы «по инерции», за заслуги предков. Возражения против кандидатуры Хауке — вскоре преодоленные — сводились лишь к таким его «порокам», как молодость и относительная бедность отца. Конечно, современного читателя может удивить то обстоятельство, что критерием допуска или недопуска кандидатов к спортивному соревнованию являются не столько их физические данные и деловые качества, сколько количество дематов земли во владении родителей. Однако можно предположить, что зажиточность могла в те давние времена служить неким залогом серьезности, стабильности и предсказуемости человека в его поступках. Итак, Хауке пока еще только 18 лет от роду, он лишь младший батрак у формально значащегося смотрителем Теде Фолькертса, но в глазах большинства односельчан его деловой авторитет уже непререкаемо высок. К тому же на следующий день он его еще больше упрочит впечатляющей победой на ледяном кегельбане. А вскоре, что также существенно, герой в силу сложившихся обстоятельств вообще станет самым богатым человеком в деревне, «графом плотин» уже и в формально-должностном смысле, во всех отношениях истинным и настоящим смотрителем. Причем и в этом качестве снова проявит лучшие свои деловые свойства. И авторитет его, несмотря на противодействие «вечного» оппонента Оле Петерса, будет высоким. Недаром односельчане назовут построенную новую плотину «Плотиной Хауке Хайена».
Так отчего же, спрашивается, столь быстро и бесповоротно общественное мнение, то есть мнение подавляющего большинства сельчан о своем смотрителе, изменилось на противоположное? Почему «первый человек в деревне» вдруг превратился во «врага номер один»? Хуже он за это время не стал, а его жесткая требовательность могла, как мы знаем, вызвать недовольство только у людей недобросовестных. А таких среди его земляков было меньшинство. Вразумительного ответа на эти «почему» и «отчего» у автора новеллы нет, а то, что по этому поводу заявлено, нуждается в дополнительных и более убедительных мотивировках.
Наверное, это чувствовал и сам Шторм, столкнувшийся с психологическими неувязками, загнавшими его в сюжетный тупик. В самом деле, новеллист усердно рисовал образ положительного героя, защитника народа, пользующегося поддержкой большинства, но теперь следующим шагом нужно показать нечто прямо противоположное, а именно состояние духовного одиночества героя по отношению к враждебному окружению! Вокруг героя нежданно-негаданно, как по мановению волшебной палочки, образуется вакуум.
Наветы и слухи представляются автором главной причиной такого отчуждения. Однако что за россказни столь радикально изменили отношение земляков к их «первому человеку»? Причиной всеобщей вражды сельчан по отношению к Хауке стало якобы то, что вечный его зложелатель Оле Петерс в качестве очередной пакости заявил однажды за кружкой пива, будто смотритель получил должность по протекции жены, что в принципе не противоречило истине, было всем хорошо известно, вполне законно, разумно, в этическом смысле совершенно безобидно (невеста передала свое приданое во владение жениха еще до свадьбы) и ничего кроме пользы и плотинам и сельчанам не несло. И вот одного насмешливого слова оказалось вдруг достаточно, чтобы земляки вмиг забыли все свои восторги и симпатии к человеку, которого еще при живом Теде Фолькертсе считали истинным смотрителем. Ограничиться одним лишь таким объяснением всеобщего охлаждения к Хауке означало бы просто-напросто сильно недооценить его земляков, которых Шторм изобразил людьми житейски рассудительными и уж никак не легкомысленными. Мало что объясняет и упоминаемая зависть некоторых односельчан к успехам смотрителя («Новая метла мела жестко и упорно»). Сама по себе зависть — причина серьезная, но не могла же все-таки вся округа поголовно свихнуться на завистничестве!
