Ивлин Во - Пригоршня праха
«Полдевятого, — думал Тони. — В Лондоне начинают накрывать к ужину. В эту пору в Лондоне каждый вечер приемы». (Когда-то, когда он лез из кожи вон, чтоб стать женихом Бренды, он ходил на все приемы подряд. Если они ужинали в разных домах, он, не найдя Бренды в толпе, слонялся, поджидая ее у подъезда. А позже так же слонялся, ожидая, когда ее можно будет проводить домой. Леди Сент-Клауд помогала ему изо всех сил. А потом, после свадьбы, те два года до смерти отца Тони, которые они прожили в Лондоне, они реже ходили на приемы, всего раз или два в неделю, кроме того беспечного месяца, когда Бренда оправилась после родов Джона Эндрю.) Тони стал представлять себе гостей, съезжающихся сейчас в Лондоне на ужин, и среди них Бренду, и тот удивленный взгляд, которым она встречает каждого входящего. Если уже топят, она постарается сесть как можно ближе к камину. Но топят ли в конце мая? Он не мог припомнить. В Хеттоне в любой сезон почти всегда топили по вечерам
Потом, начесавшись всласть. Тони вспомнил, что в Англии сейчас не половина девятого. Пять часов разницы во времени. В дороге они постоянно переставляли часы. Но в какую сторону? Это нетрудно сообразить. Солнце встает на востоке. Англия к востоку от Америки, так что ему и доктору Мессингеру солнце достается позже. Им оно достается из вторых рук и уже слегка замусоленным после того, как им вдоволь попользовались Полли Кокперс, миссис Бивер и княгиня Абдул Акбар… Как Поллины платья, которые Бренда скупала по десять-пятнадцать фунтов за штуку… Он заснул.
Проснувшись через час, он услышал, как доктор Мессингер ругается, и увидел, что тот сидит на гамаке верхом и обрабатывает йодом и бинтами большой палец ноги.
— Вампир до меня добрался. Я, должно быть, во сне прислонил ногу к сетке. Бог знает сколько он над ней трудился, прежде чем я проснулся. Считается, что лампа должна их отпугивать, но почему-то так не получается.
Негры что-то жевали у костра; они так и не ложились.
— Вампир дут злой-злой, — сказал негр. — Потому наша сидит огонь.
— Проклятье, так недолго и заболеть, — сказал доктор Мессингер. — Я, наверное, потерял литры крови.
Бренда и Джок танцевали у Энкориджей. Было уже поздно, ряды гостей редели, и в первый раз за вечер можно было танцевать в свое удовольствие. Увешанную гобеленами бальную освещали свечи. Леди Энкоридж только что с реверансами проводила последнего представителя королевской семьи.
— Если б ты знал, до чего я ненавижу засиживаться в гостях, — сказала Бренда, — но было б ужасно жестоко увести моего мистера Бивера. Он на седьмом небе, что попал сюда, и мне было не так-то легко устроить, чтоб его пригласили… Кстати говоря, — добавила она позже, — наверное, на следующий год мне и самой не попасть на такой прием.
— Будете доводить развод до конца?
— Не знаю, Джок. Это от меня не зависит. Вся штука в том, чтоб удержать мистера Бивера. Он стал очень нравным последнее время. Мне приходится чуть не каждую неделю подкидывать ему один-другой великосветский прием, ну, а если развод состоится, этому конец. Есть какие-нибудь известия о Тони?
— Давно не было. Я получил от него телеграмму по прибытии. Он уехал в экспедицию с каким-то жуликом-доктором.
— А это не опасно?
— Не думаю. Весь мир цивилизовался, верно? Куда ни ткнись, повсюду прогулочные автомобили и куковские агентства.
— Да, наверно, ты прав… Надеюсь, он не хандрит. Мне было б неприятно, если б ему было плохо.
— Думаю, он понемногу свыкается.
— Очень хочется верить. Ты же знаешь, как я люблю Тони, хотя он чудовищно со мной поступил.
В миле-двух от лагеря находилась индейская деревушка. Там Тони и доктор Мессингер рассчитывали набрать носильщиков для двухсотмильного перехода в страну пай-ваев. Негры были речными жителями и на индейскую территорию идти не хотели. Они должны были уплыть обратно с той же лодкой.
На заре Тони и доктор Мессингер выпили по чашке горячего какао, заели его бисквитами и остатками мясных консервов, открытых с вечера. Потом направились в деревню. Один чернокожий шел впереди, расчищая путь мачете. Вслед за ним друг другу в затылок шагали доктор Мессингер и Тони; второй чернокожий плелся сзади; он нес образчики товаров — двадцатидолларовое бельгийское ружье, несколько рулонов набивного ситца, ручные зеркальца в пестрых целлулоидных рамах, бутылочки резко пахнущей помады
Заросшую, полузаброшенную тропу во многих местах преграждали упавшие стволы; они перешли вброд по колено в воде два ручейка, которые питали большую реку; жесткую вязь оголенных корней под ногами сменяла сырая и скользкая лиственная прель.
Вскоре они подошли к деревне. Она возникла перед ними неожиданно, когда они вынырнули из кустов на широкую зарубку. Тут стояли восемь-девять круглых глинобитных хижин под пальмовыми крышами.
Никого не было видно, но два-три тонких столбика дыма, прямо тянувшихся к небу в прозрачном утреннем воздухе, говорили о том, что люди здесь есть.
— Очень взе бугались, — сказал негр.
— Пойди приведи кого-нибудь, надо поговорить, — сказал доктор Мессингер.
Негр подошел к низкой двери ближнего домика и заглянул внутрь.
— Зовзем бусто, одна зензина, — доложил он, — зебя одевают. Выходи зкорей зюда! — прокричал он во мрак. — Хозяин твой говорить.
Наконец из хижины выползла старуха, одетая в засаленное коленкоровое платье, явно приберегаемое для официальных встреч. Она подковыляла к ним на кривых ногах. Лодыжки ее были туго обмотаны голубыми бусами. Прямые волосы свисали рваными прядями; она не спускала глаз с глиняной миски с какой-то жидкостью, которую держала в руках. За несколько мет ров от Тони и доктора Мессингера она поставила миску на землю и, по-прежнему не поднимая глаз, поздоровалась с ними. Потом наклонилась, подняла миску и поднесла ее доктору Мессингеру.
— Кассири, — объяснил он. — Местное питье из перебродившей маниоки.
Он несколько раз отхлебнул и передал миску Тони. В ней колыхалась густая фиолетовая жижа.
Когда Тони отпил несколько глотков, доктор Мессингер объяснил:
— Очень любопытен способ изготовления этого напитка: женщины пережевывают корень и сплевывают жвачку в выдолбленный ствол.
Он обратился к женщине на вапишане. И тут она впервые подняла на него глаза. На ее коричневом монгольском лице ничего не отразилось — ни любопытства, ни понимания. Доктор Мессингер повторил вопрос, расширив его. Женщина взяла миску у Тони и поставила на землю.
Тем временем из соседних хижин стали выглядывать другие лица. Но лишь одна из женщин решилась выйти. Очень грузная, она доверительно улыбалась гостям.
— Здравствай, — сказала она. — Как живешь? Я Роза. Хорошо говорю англиски. Я спать два года с мистер Форбс. Дай сигарета.
— Почему эта женщина нам не отвечает?
— Она не говорить англиски.
— Но я же с ней говорил на вапишане.
— Она макуши. Здесь вся макуши.
— А. Я не знал. А где мужчины?
— Мужчина ушла три дня охота.
— Когда они вернутся?
— Они пошли за кабаном.
— Когда они вернутся?
— Нет кабана. Много кабана. Мужчина вся охота. Дай сигарета.
— Послушай, Роза, мне надо пройти к пай-ваям.
— Нет, тут макуши. Вся-вся макуши.
— Но нам нужно к пай-ваям.
— Нет, тут вся макуши. Дай сигарета.
— Безнадежно, — сказал доктор Мессингер. Придется ждать возвращения мужчин.
Он вынул из кармана пачку сигарет.
— Смотри, — сказал он, — сигареты.
— Дай.
— Когда мужчины вернутся с охоты, ты придешь к реке и скажешь мне. Поняла?
— Нет, мужчина вся охота. Дай сигарета.
Доктор Мессингер дал ей сигареты.
— Что твой есть еще? — спросила она. Доктор Мессингер указал на тюк, который второй негр положил на землю.
— Дай, — сказала она.
— Когда мужчины вернутся, я тебе много чего дам, если они проводят меня к пай-ваям.
— Нет, тут вся макуши.
— Да, так толку не добиться, — сказал доктор Мессингер. — Придется возвратиться в лагерь и ждать. Мужчины ушли три дня назад. Вряд ли они долго задержатся. Какая жалость, что я не говорю на макуши.
Их колонна развернулась и в том же порядке ушла из деревни. Когда они прибыли в лагерь, на часах Тони было десять.
Когда на реке Ваурупанг было десять часов, в Вестминстере началось обсуждение запросов. Джок, понукаемый избирателями, давным-давно подал свой запрос. Его поставили на обсуждение сегодня утром.
— Номер двадцатый, — сказал он.
Лишь немногие члены парламента обратились к означенной бумаге. N 20.
«Запросить министра сельского хозяйства, не собирается ли достопочтенный член парламента в связи с демпинговым ввозом японских пирогов со свининой, наводнивших нашу страну, рассмотреть вопрос об изменении модификации томасовских чушек с принятого утолщения в два с половиной дюйма в объеме на два дюйма».
