Джордж Мередит - Испытание Ричарда Феверела
Сэр Остин продолжал развивать собственную теорию Организма и Механизма в назидание своему адвокату. Когда он еще раз употребил слово «здоровый», мистер Томсон прервал его:
— Я понял вашу мысль! Да, я с вами согласен, мистер Остин! Целиком и полностью! Позвольте мне позвать сюда моего сына Риптона. Мне кажется, что если вы соизволите проверить его, вы признаете, что правильный режим и чтение одних только книг по юриспруденции — ибо все прочие книги читать ему строго запрещено — сделали его как раз примером того, о чем вы только что говорили.
Мистер Томсон собирался уже позвонить слуге. Сэр Остин остановил его.
— Позвольте мне взглянуть на вашего сына в то время, когда он занимается, — попросил он.
Наш старый знакомый Риптон сидел в отдельной комнате вместе с облеченным доверием клерком, мистером Бизли, старейшим из клерков; старик этот сам успел превратиться в подобие документа, который уже подписали и запечатали и очень скоро пошлют; он требовал от своего ученика и коллеги только одного — гробового молчания, и каждый вечер, докладывая отцу об успехах сына, неизменно хвалил его за те дни, когда пресловутое правило строго соблюдалось, нимало не заботясь и даже не думая — ибо этому старому сухарю не пришло бы и в голову подумать, — какие чары погрузили подвижного юношу на целых шесть часов в гробовое молчание. Предполагалось, что Риптон штудирует Блэкстона[43]. Фолиант этого классического комментатора юридических текстов лежал снаружи на парте, а под приподнятой ее крышкой нашла себе прибежище голова нашего прилежного студента, и тем самым юриспруденция была приведена в прямое соприкосновение с его черепною коробкой. Дверь в комнату открылась, но сидевший ничего не услышал; его окликнули — он продолжал оставаться недвижимым. Следуя особой методе в изучении Блэкстона, он, очевидно, был увлечен этим автором и читал его, как читают роман.
— Должно быть, сличает комментарий, — прошептал мистер Томсон, — вот это и значит по-настоящему изучать предмет.
Облеченный доверием клерк поднялся и подобострастно поклонился вошедшим.
— И это он каждый день так старателен, Бизли? — спросил мистер Томсон, явно гордясь своим сыном.
— Гм! — ответил старый стряпчий. — Он у меня так занимается каждый день, сэр. Большего я от этого скромного юноши требовать не могу.
Сэр Остин направился прямо к парте. Приближение его пробудило одно из пяти чувств Риптона, которое в свою очередь подало сигнал всем остальным. Крышка парты захлопнулась. Смятенность и неослабное рвение изобразились на его лице одновременно. Он соскочил со своего насеста, и вид у него был такой, будто он готовится защищать себя, а отнюдь не приветствовать высокого гостя; правой рукой он принялся шарить в жилетном кармане, ища ключ, левой же держался за табурет, с которого встал.
Сэр Остин положил два пальца юноше на плечо и, склонив голову немного на сторону, как он имел обыкновение делать, сказал:
— Я рад, что давний товарищ моего сына делает такие успехи. Сам-то я знаю, что значит изучать науки. Смотрите только, не переутомитесь! Послушайте! Пусть наше появление вас не смущает: оно отвлечет совсем ненадолго. К тому же, вам надо привыкать к посещениям вашего клиента.
В словах этих мистер Томсон усмотрел столько снисходительности и доброжелательности, что, видя, что Риптон все еще смущен, напуган и рассержен, счел нужным движением головы и бровей выразить сыну свое неодобрение и пожелал, чтобы тот сообщил баронету, какую именно часть книги Блэкстона он изучает в данное время.
Риптон немного подумал, а потом вдруг, запинаясь, выпалил: «Закон Грэвелкинда»[44].
— Какой закон? — недоуменно спросил сэр Остин.
— Грэвелкинда, — прогромыхал еще раз Риптон.
Сэр Остин повернулся к мистеру Томсону, ожидая от него объяснения. Старый законник не знал, куда деться от стыда.
— Удивительно! — вскричал он. — Чтобы он так ошибся! Какой закон, сэр?
По суровому и тягостному выражению отцовского лица Риптон понял, что допустил ошибку, и поправился:
— Гэвелкинда, сэр.
— Наконец-то! — со вздохом облегчения сказал мистер Томсон. — Подумать только, Грэвелкинда! Грэвелкинда! Старинный Кентский закон… — он собирался пуститься в подробные разъяснения, но сэр Остин заверил его, что отлично знает этот нелепый закон, и добавил:
— Мне хотелось бы взглянуть на записи вашего сына или на его заметки касательно правомерности этого установления о праве на наследование, если только они у него есть.
— Ты что, делал записи или просматривал старые, когда мы вошли? — спросил мистер Томсон у начинающего адвоката. — Это очень полезное дело, и я всегда его одобряю. Так что же?
Риптон принялся сбивчиво объяснять, что боится, что ему нечего показать: у него нет таких записей, которые стоило бы показывать.
— Так что же вы в таком случае делали, сэр?
— Записи, — пробормотал Риптон, краснея и стараясь уклониться от прямого ответа.
— Подай их сюда!
Риптон взглянул на парту, а вслед за тем поочередно — на отца, на сэра Остина и на своего наставника. Он вытащил из кармана ключ. К замку ключ этот явно не подходил.
— Подай их сюда! — еще раз потребовал повелительный голос.
Продолжая свои достойные всяческой похвалы усилия вставить ключ в скважину, Риптон обнаружил, что парта уже отперта. Мистер Томсон устремился к ней и откинул крышку. Внутри оказалась раскрытая книга, которую Риптон тут же отодвинул в дальний угол, запихав ее в груду бумаг, но, как он ни спешил, сэр Остин успел разглядеть раскрашенный фронтиспис этой книги.
— Вы, оказывается, изучаете еще и геральдику, — заметил баронет, улыбнувшись. — Ну и как вам, нравится эта наука?
Риптон ответил, что она ему очень нравится, что он увлечен ею, а сам меж тем старался запихать злосчастную книгу все дальше в угол и набросить на нее побольше всяких бумаг.
Записи, очевидно, хранились в месте менее доступном, и поиски их были занятием невеселым, а, точнее, совершенно бесплодным. Обнаруженные бумаги не имели отношения ни к юриспруденции, ни к каким-либо наукам вообще и только позволили мистеру Томсону ближе ознакомиться с финансовыми Делами его сына; ничто в них даже отдаленно не напоминало заметки по поводу закона Гэвелкинда.
Мистер Томсон высказал предположение, что записи эти могут оказаться среди бумаг, в беспорядке засунутых в темный угол. Хотя Риптон и согласился пересмотреть их, он решительным образом заявил, что там их быть не может.
— А это что такое? — спросил его отец, схватив аккуратно сложенное письмо, адресованное издателю книги по юриспруденции, в то время как Риптон вытаскивал свои бумаги одну за другой. Вслед за тем мистер Томсон надел очки и прочел вслух:
«Издателю «Юриста».Сэр… в ваших недавних замечаниях по поводу громкого дела о прест…»
Мистер Томсон хмыкнул и остановился, как человек, неожиданно натолкнувшийся на змею. У мистера Бизли подкосились ноги. Сэр Остин повел плечом.
— Верно, это на обороте, — пробормотал запыхавшийся от волнения Риптон.
Мистер Томсон спокойно перевернул бумагу и, отчетливо произнося каждое слово, прочел:
«Авессалому, сыну Давидову, еврейчику-ростовщику долгового суда, Уайткросс Гаттерс, за то, что он свел меня с Венерой, я должен пять фунтов, заплачу, когда они у меня будут.
Подписано: Риптон Томсон».
Внизу к этому фиктивному юридическому документу была сделана скромная приписка:
«(Помн.) Бумагу эту не подшивать».
Наступило молчание: зловещий шепот вполне обоснованного изумления и упрека прошел по комнате. Сэр Остин выпрямился. Мистер Томсон строго поглядел на облеченного доверием наставника; тот в отчаянии всплеснул руками.
Теперь уже окончательно смущенный, Риптон сунул под нос отцу другую бумагу, внешний вид которой мог бы удовлетворить родителя: она была озаглавлена «Юридические соображения». У мистера Томсона и в мыслях не было как-то щадить или защищать сына. Напротив, подобно многим отцам, чьи отпрыски ранят их самолюбие, он жаждал отмщения и был готов в известной мере пожертвовать репутацией сына ради их обоюдного блага. Вот почему он развернул сей документ, уже готовый к тому, что там окажется нечто худшее, нежели только что прочитанный текст, невзирая на серьезность заголовка, — и он оказался прав.
«Юридические соображения», относившиеся к делу, касательно которого Риптон счел необходимым обратиться к издателю «Юриста» и которое действительно было громким и, надо сказать, давним, были вытащены на свет, по-видимому, специально для того, чтобы дать возможность выявить юридические способности защищающему интересы истца младшему адвокату мистеру Риптону Томсону, о благодетельной помощи которого в первых же строках этого послания с восхищением сообщает не кто иной, как генеральный прокурор, что, вообще-то говоря, настолько необычно, что скорее всего должно свидетельствовать о чрезвычайной известности, больше того, о славе, увенчавшей сего молодого человека в адвокатуре своей страны. Именно это явствовало из копии доклада, якобы появившегося в газете и предваряющего замечания младшего адвоката, иначе говоря, юридические соображения касательно ведения упомянутого дела, достоверности или недостоверности некоторых свидетельств и окончательного решения судей.
