Сомерсет Моэм - Миссис Креддок
— И все же интересно, что стряслось с несчастной миссис Крэддок, — высказалась мисс Хэнкок.
— Понятия не имею, — в своей важной манере ответила миссис Мэйстон Райл, — но обязательно выясню. Смею предполагать, ей просто не хватает хорошего общества. Я сама пойду и поговорю с Бертой.
И пошла.
Глава XIX
Силы возвращались к Берте. Апатия, с которой молодая женщина в течение долгих недель взирала на мирскую суету, отступала. Эта апатия, вызванная лишь крайней физической слабостью, была того же порядка, что и блаженное освобождение от всех земных привязанностей, которое облегчает последние минуты жизни и переход к неизведанному. Ожидание смерти стало бы для человека невыносимым, не знай он, что бессилие тела влечет за собой расслабление духа, истирает земные узы. Когда страннику приходит время покинуть обитель с широкими вратами, любимое вино утрачивает вкус, а хлеб приобретает горечь. Берта отринула жизненные интересы, точно ненужные безделушки, и ее душа медленно умирала. Дух ее, словно свеча в колпаке, дрожал на ветру, так что пламя порой едва виднелось, и колпак не спасал от порывов шторма, но затем ветер Смерти стих, огонь свечи разгорелся и разогнал тьму.
Вместе с силами к ней возвратилась и прежняя страсть. Любовь вернулась к Берте, как покоритель, торжествующий победу, и она поняла, что жизнь продолжается. В своем одиночестве она истосковалась по ласкам Эдварда; кроме мужа, у нее ничего не осталось, и она, горя желанием, протянула к нему руки. Берта горько корила себя за холодность и плакала, представляя, как он терзался. Более того, ей было стыдно за то, что любовь, которую она считала вечной, на какое-то время угасла. Теперь, однако, в ней произошла перемена: к прежней слепой любви добавилось новое чувство. Берта перенесла на Эдварда всю нежность, что изливала на мертвое дитя, и весь душевный жар, какой отныне и до конца жизни было не утолить. Сердце ее было подобно большому дому с опустелыми комнатами, в которых с ревом бушевало пламя любви.
Берта с легким сожалением подумала о мисс Гловер, но затем пожала плечами и отогнала мысли о ней. Добродетельная особа дала слово не приближаться к Корт-Лейз, и в течение трех дней о ней не было ни слуху ни духу.
«Какая разница? — сказала Берта себе. — Главное, что Эдвард меня любит, а до всего остального мира мне нет дела».
Однако спальня стала для нее тюрьмой; Берта не могла дольше выносить ужасающее однообразие обстановки. Лежать в кровати было пыткой, она вообразила, что не выздоровеет до тех пор, пока не покинет постель. Берта упрашивала доктора Рамзи разрешить ей вставать, но наталкивалась на неизменный отказ. Муж, всегда рассуждавший трезво, также поддерживал врача. Все, что удалось Берте, — это отослать сиделку, к которой она воспылала внезапной и сильной неприязнью. Без какой-либо причины она вдруг сочла присутствие бедной женщины невыносимым, назойливая болтовня сиделки раздражала ее сверх всякой меры. Если уж валяться в постели, то в полном одиночестве, решила Берта, почти превратившаяся в мизантропа.
Часы тянулись нестерпимо долго. Лежа на подушке, Берта видела только небо — то пронзительно-синее, в ярких белых облаках, медленно проплывающих мимо, то пасмурное, серое, от которого в комнате делалось темно. Стены и мебель неприятно давили на нее. Каждая деталь комнаты отпечаталась в сознании Берты так же четко, как клеймо гончара на глине.
Наконец она решилась: встанет с постели, и будь что будет. Было воскресенье, после ссоры с мисс Гловер прошла неделя. Берта знала, что Эдвард дома и намеревается провести большую часть дня в ее спальне, хотя это ему и не нравилось. Спертый воздух, запахи лекарств и духов вызывали у него головную боль. Появление Берты в гостиной станет для него приятным сюрпризом. Она не скажет мужу, что собирается встать, — просто возьмет и сойдет вниз без предупреждения.
Берта откинула одеяло и опустила ступни на пол, но ей тут же пришлось схватиться за стул: ноги так ослабели, что совсем не держали ее; закружилась голова. Через некоторое время она собралась с силами и оделась — медленно и с большим трудом, поскольку ужасающая слабость почти граничила с болью. Берта снова была вынуждена сесть. Укладывая волосы, она страшно устала и даже испугалась, что придется отказаться от всей затеи, но мысль о сюрпризе придала ей энергии: Эдвард ведь сам говорил, как мечтает о том времени, когда Берта сможет вместе с ним сидеть в гостиной. В конце концов она закончила сборы и двинулась к двери, держась за все подряд. И все же какое это удовольствие — вновь стоять на ногах, ощущать себя среди живых, вдали от постели, превратившейся в могилу!
Берта вышла к лестнице и начала спускаться, тяжело опираясь на перила. Она преодолевала по одной ступеньке, как делают маленькие дети, и от этого ей самой было смешно. Вскоре, однако, смех сменился утомленным вздохом: Берта села на ступеньку и почувствовала, что дальше идти не может, но мысль об Эдварде вновь заставила ее подняться. Берта взяла себя в руки и кое-как добралась до нижнего этажа. Стоя в коридоре, она слышала, как Эдвард насвистывает в гостиной. Берта приблизилась к комнате, стараясь ступать как можно тише, бесшумно повернула ручку и распахнула дверь.
— Эдди!
Крэддок обернулся с изумленным возгласом:
— Эй, ты что тут делаешь?
Он подбежал к Берте, но не выказал восторга, на какой она рассчитывала.
— Я хотела сделать тебе сюрприз. Ты не рад меня видеть?
— Конечно, рад, но тебе не следовало спускаться без разрешения доктора Рамзи. Я не ожидал, что это произойдет сегодня.
Эдвард отвел ее к дивану, она легла.
— Я думала, ты обрадуешься…
— Я и обрадовался.
Крэддок подложил под голову жене подушки и накрыл ее пледом.
— Ты просто не представляешь, сколько трудов мне стоило собраться и прийти сюда, — призналась Берта. — Мне казалось, что я никогда не закончу одеваться, а потом еще на лестнице чуть не свалилась от слабости. Но я же знала, что тебе здесь без меня одиноко, а в спальне ты сидеть не любишь.
— Тебе не следовало подвергать себя опасности. Твое состояние может ухудшиться, — мягко сказал Крэддок, затем бросил взгляд на часы. — Побудешь полчасика, а потом я отнесу тебя в постель.
Берта рассмеялась, решив, что не позволит этого сделать. Так уютно лежать тут, на диване, когда рядом Эдвард. Она задержала его руки в своих ладонях.
— Я уже просто не могла терпеть эту спальню! Там так мрачно, да еще дождь целый день стучит в стекла.
Этот разговор происходил в один из пасмурных дней ранней осени, когда обложному дождю не видно конца и вся природа словно грустит, сознавая скорое увядание.
— Я как раз собирался докурить трубку и подняться к тебе.
Берта, утомленная своим подвигом, молча сжала пальцы Эдварда в благодарность за заботу. Она испытывала тихое счастье, просто находясь рядом с мужем. Вскоре он опять озабоченно посмотрел на часы и произнес:
— Полчаса почти истекли. Через пять минут отнесу тебя наверх.
— Ничего подобного, — игриво отозвалась Берта, считая слова Крэддока шуткой. — Я останусь в гостиной До ужина.
— Нет, ни в коем случае. Это повредит твоему здоровью. Порадуй меня, вернись в постель.
— Предлагаю компромисс: я пробуду здесь до чая.
— Нет, дорогая, нельзя.
— Ты как будто хочешь от меня избавиться!
— Я должен уйти по делам.
— И ничего не должен. Ты говоришь так, только чтобы отослать меня, врунишка!
— Будь умницей, позволь мне уложить тебя в постельку.
— Нет, нет, нет!
— Тогда мне придется оставить тебя здесь. Я не ожидал, что ты сегодня спустишься, и пообещал кое с кем встретиться.
— Ты же не бросишь меня в такой важный день! Подумай, я первый раз встала с постели. Что у тебя за встреча? Отправь записку, что все отменяется.
— Прости, дорогая, не могу. Видишь ли, после церкви я встретил девиц Хэнкок, и они сказали, что собираются идти в Теркенбери, а поскольку на улице мокро, я предложил их отвезти, — объяснил Эдвард. — Я обещал заехать за ними в три часа.
— Ты шутишь? — недоверчиво спросила Берта. Ее взгляд вдруг сделался жестким, дыхание участилось.
Крэддок с тревогой посмотрел на жену.
— Я не знал, что ты встанешь, иначе ни с кем не договаривался бы.
— Ладно, не важно, — вздохнула Берта, подавив вспышку гнева. — Просто напиши, что не приедешь.
— Боюсь, это невозможно, — твердо произнес Крэддок. — Я дал слово и не могу его нарушить.
— Боже, как это гадко! — Ярость Берты выплеснулась наружу. — Неужели у тебя хватит жестокости бросить меня в такой момент? После всех моих мук я заслуживаю хотя бы немножечко внимания! Долгие недели я была на грани смерти, и сейчас, когда наконец-то почувствовала себя лучше и сама спустилась вниз, решив, что тебе будет приятно, ты собрался везти этих мисс Хэнкок в Теркэнбери!
