Симфония убийства - Игорь Лысов
Бегуна Виктор заметил сразу, как только он появился у заборчика, отделяющего дворик дома от всеобщего достояния. Сердце выпрыгивало от радости — Виктор обретал смысл своей жизни. Быстро спустившись к входной двери, замер. Несколько секунд показались вечностью. Щелкнула автоматическая щеколда, Силов со всего размаху ударил по двери. Массивная металлическая плита вылетела на крыльцо — кто-то за ней негромко вскрикнул, упал и замолк. Выскочил и Виктор: несколько ударов в горло, под ухо, и все!
Спортсмен не был тяжелым мужчиной; легко и быстро был затащен в подъезд и аккуратно уложен у стены. Если не присматриваться, то в полумраке совсем ничего не было видно. Бояться, что входящий заметит — бессмысленно: это нужно специально остановиться и, пока входная дверь еще впускает свет, заметить лежащего у стены человека.
Силов поднялся на второй этаж и глянул в окно — никого. Несколько человек на другой стороне улицы не в счет. Осмотрев одежду и спрятав нож, довольный и жизнерадостный миссионер вышел на крыльцо дома. Не торопясь, достал пачку сигарет, обстоятельно прикурив, Виктор легко соскочил с крыльца и направился к улице. Десять шагов, пять, шаг — тротуар подхватил Силова и потащил подальше от этого дома…
Часть вторая
Contra
Глава первая
I
Званцева хватились дня через три. Перепуганная жена Николая позвонила в полицию. Там отбрехивались, как могли — надо подождать, может, загулял, запил и так далее. Обращаться было некуда больше — Светлана тосковала в одиночку. Прошло еще два дня, когда позвонили из полиции и поинтересовались пропащим. Как только выяснилось, что Николай так и не появлялся больше, забили тревогу. Игнатьев поехал выяснять. Дело становилось совсем запутанным — ведь Николай был под подозрением. Доподлинно известно, что связь Светланы с покойным Ковальчуком была. Была, и была недвусмысленная, а очень горячая. Теперь пропал и сам Званцев. «Еще один висяк», — нервничал полковник Игнатьев. Больше никаких зацепок не было. Было понятно, что Ковальчука убили ревнивые мужья, но кто именно? По всем логическим выкладкам, это мог быть только Николай. Остальные женщины, что пришли на похороны своего любовника, пришли по памяти, а не по неуемному чувству тоски и горя. Их романы давно закончились, новая жизнь текла спокойно и уютно уже год-другой — никакого повода подозревать мужей этих женщин именно сейчас не было. И только Светлана оставалась свежей любовницей покойного — это показал осторожный досмотр смартфона Званцевой, это подтвердилось и регулярными скандалами в доме — Николай знал о существовании соперника. Собственно, он и сам это признал на одном из допросов. Теперь он исчез, и след, цепочка событий, индуктивная логика прерывались, и восстановить все это не представлялось возможным.
И совсем глупостью была мысль потеребить маэстро — мало ли что он знает или слышал… Глупость только увеличивалась, когда полковник вспоминал встречу с совершенно не от мира сего дирижером — пьяницей, талантом, счастливчиком-мужчиной…
«Висяк, твою мать, окончательный», — никакой радости в ближайшие несколько месяцев не предвиделось. Огорчения добавляла теракнутая «Чайка» — ни одного следа, ни одной зацепки не было. Уголовники твердо уверены, что работали не наши — врагов у Рамазана было предостаточно, он держал всю торговлю города, но те-то должны были в любом случае выходить на них, местных бандитов. Когда братва говорит, что «вообще-то, точно не знает… особо ни от кого не слышала» — можно убежденно утверждать, что кто-то из их мира замешан в преступлении. Но когда в один голос льется убежденная мысль, что никто из местных ни при чем в этом деле, что ни при каких раскладах местный криминал не при делах — тут, действительно, заходишь в тупик. Если и впрямь тут замешан чужой, то надо искать связи Ромы-Рамазана в других городах. Эта «бухгалтерия» была непосильна ни Игнатьеву, ни всему управлению. Это надо пол-России перепотрошить. Ни средств, ни людей у Игнатьева не было. Да и само средство убийства было еще то! Граната и в Москве в диковинку, что уж тут говорить о городе жары и провинциальной идеологии.
Ко всем горестям добавился рапорт об убийстве какого-то химика-пенсионера… Нашли его в подъезде собственного дома с перерезанным горлом. «Этот-то кому на хрен нужен? — недоумевал Игнатьев. — Три висяка за один месяц! Если с «Чайкой» как-то понятно — сама Москва признала тупик в расследовании, то тут уж точно никто по головке не погладит». А раз так, то и премии ему не видать.
Игнатьев сидел на лавочке и грустил. На ресторан денег особо не было, а выпить хотелось — магазинный коньяк и пара яблок спасали положение. Сергей Иванович, чтобы не привлекать к себе людей и полицейских, выбирал момент получше и прикладывался к бутылке серьезно. Три сильных подхода, и напиток почти растаял — оставалось так, чуть-чуть, на донышке. Игнатьев сидел и грыз яблоко. Немного мутило от алкоголя, так резко вошедшего в полковника.
Сергей пришел в органы не по призванию, так получилось. В армии понял, что на гражданке делать нечего. Ему лично нечего — никаких перспектив. Особенно ни к чему такому не тянуло — стало быть, просто идти и зарабатывать деньги. Это Игнатьеву не нравилось. Не имея никаких особенностей, Сергей был серьезного о себе мнения — считал себя умным и в меру образованным. В школе-то троек не было. До дембеля было еще полгода, Игнатьев размышлял о своем будущем. Как-то, разговорившись с замполитом, выяснилось, что ментовка берет после армии к себе. Конечно же, нужно хоть какое-то звание — просто рядовой рядовым и останется. Игнатьев потрудился на славу — последние полгода пахал на авторитет как грузчик — демобилизовался старшим сержантом. Это уже что-то — это уже заявка на жизнь. Тот же замполит надоумил поступать и получать высшее образование. Его, Сергея, как старшего сержанта, примут без экзаменов, а рекомендацию замполит ему напишет приличную, хоть в космонавты.
Игнатьев оказался усердным и сметливым — учился хорошо, получил лейтенанта, старшего следователя, а потом и начальника отдела… Все хорошо, грех жаловаться. Когда же на пенсию пошел начальник управления, то в Москве согласились с его рапортом, и Игнатьев пошел на самую высокую должность в области, выше — это только в Москву. В Москву Сергей Иванович не хотел. Он бывал там, и не однажды — суета необозримая и ежедневная бессмыслица не привлекали Игнатьева. Москва давала только надежду и, когда надежда эта начинала сбываться, больше уже
