Йен Бэнкс - Бизнес
— По правде говоря, нет. Прибытие мистера Пуденхаута удивило меня не меньше, чем вас. — Он взглянул на меня. — Ведь вас это удивило, не так ли?
— Удивило.
— Я так и подумал. — Он опять стал смотреть на берег. Последние рваные очертания разрушенных судов скрылись из виду несколько минут назад. Теперь вместо желто-коричневого песка перед нами тонкой темной линией тянулись мангровые деревья.
— Конечно, учитывая то, что я вам сегодня рассказал, и учитывая, что все представители Первого уровня об этом знают, неизбежно, что… как бы это сказать? Что для достижения цели будут использоваться самые разные средства.
— Кажется, Томми, это я уже начинаю понимать.
— Мы простоим в гавани Карачи день-два. Сегодня вечером я устраиваю прием для разных достойных, но скучных промышленников; вы, разумеется, приглашены, но боюсь, вам будет скучно. Однако что бы вы ни решили, я буду очень рад, если вы согласитесь утром со мной позавтракать.
— Если я успею кое-что купить, когда сойдем на берег, с радостью приду и вечером, и утром. Мне не привыкать к обществу скучных промышленников, Томми.
Чолонгаи заметно обрадовался.
— Будет быстрее, если вы полетите прямо сейчас на вертолете, — сказал он, взглянув на часы.
— Да-да, — отозвалась я, — хорошо.
Так вот, Мо Меридалавах встретил меня в аэропорту, минуя океан нищеты по имени Карачи, доставил к архипелагу магазинов, где можно было потратить немалые деньги, и я успела купить новое платье, спутниковый телефон и DVD-плеер.
— Алло?
— Мистер Хейзлтон?
— Да. Кто говорит?
— Это Катрин Тэлман.
— А, добрый день. У тебя сменился номер, Катрин?
— Вы заметили? Купила спутниковый телефон. Решила испробовать. Это мой первый звонок.
— О, я очень горд, что ты позвонила именно мне.
— Вчера наш разговор оборвался довольно неожиданно.
— Серьезно? Прошу прощения.
— Мистер Хейзлтон, почему вы захотели, чтобы я это увидела?
— Что именно? Свидание в отеле? Ну, я подумал: мало ли, пригодится.
— Мистер Хейзлтон, такая информация обычно используется для шантажа.
— Наверное, годится и для шантажа. Об этом я как-то не думал. Ты ведь не собираешься это использовать с такой целью, правда же?
— А зачем мне вообще это использовать, мистер Хейзлтон?
— Это твое личное дело, Катрин. Я просто решил предоставить тебе этот материал. А уж как его использовать — дело твое.
— Но с чем это связано, мистер Хейзлтон? Зачем вы мне его предоставили?
— Ну, Катрин, это, по-моему, очевидно. Чтобы ты чувствовала себя мне обязанной, чтобы прониклась ко мне расположением. Это подарок; я не прошу взамен ничего конкретного. Но я знаю, какую цель тебе обрисовали Томми и Жебет, а это задание чрезвычайно важно для компании. Оно сделает тебя очень важной персоной. В каком-то смысле, уже сделало, даже если решение тобою еще не принято. Кстати, принято или нет?
— Пока нет. Я все еще раздумываю.
— Это резонно. Такой важный шаг. Я, как и все остальные, хочу, чтобы ты этот шаг совершила, но считаю, ты права: нельзя принимать такое решение, не обдумав его самым тщательным образом. Извини, если из-за меня твои мысли будут заняты еще и чем-то другим.
— Вы это подстроили, да, мистер Хейзлтон? Установили камеру?
— Я ничего не подстраивал. Можно сказать, эта информация случайно попала ко мне в руки.
— А с чего вы взяли, что лично мне это может быть интересно?
— Ну, Катрин, об этом, конечно, не все знают, но я-то, кажется, понимаю, как ты относишься к мистеру Бузецки.
— Неужели?
— Да. Мне он тоже нравится. Я восхищаюсь его принципиальностью, его убеждениями. Но ведь жаль будет, если окажется, что эти убеждения основаны как бы на ложных предпосылках, ты согласна? Вот я и подумал: раз уж есть такой фильм, он может тебе пригодиться. Правда может быть жестокой, Катрин, но ведь она все равно лучше, чем ложь, как ты считаешь?
— Мистер Хейзлтон, позвольте спросить, у вас и против меня имеются подобного рода улики?
— Господи, Катрин, конечно нет. Я, как правило, не принимаю участия в таких делах — никогда такого не поощрял. Как я уже сказал, фильм оказался у меня совершенно случайно.
— А что конкретно наводит вас на мысль, что я испытываю какие-то чувства к Стивену Бузецки?
— Я не слеп, Катрин, и ничто человеческое мне не чуждо. То же можно сказать и о людях которые на меня работают. Они понимают чувства других, умеют сопереживать. Конечно же, они стараются узнать, кто и как у нас в компании относится к коллегам, просто чтобы не получилось, что двое людей, которые друг друга ненавидят, должны работать вместе. На самом деле это обычная, проверенная практика, дающая массу преимуществ заинтересованным лицам. Ты — я в этом уверен — сознаешь, что в таких обстоятельствах и не надо как-то специально вызнавать, кто к кому привязан, как-то между делом это выяснять. Это просто само выясняется.
— Да, согласна.
— Ну конечно. Так вот, этот фильм, или видеодиск, или как там это называется — я не силен в технических новшествах, — переходит в твое распоряжение. Что с ним делать — решать тебе лично, хотя я вполне понимаю, что тебе, возможно, не захочется использовать его, так сказать, по прямому назначению. Может, ты сочтешь, что Стивену лучше узнать о происходящем не от тебя; в таком случае нетрудно будет донести до него эту информацию без твоего участия. Просто скажи мне — и все.
— В ваших устах все это звучит весьма продуманно, мистер Хейзлтон.
— Вот и хорошо. Я рад.
Стивен, помоги.
Что такое?
Передо мной стоит дилемма. Кстати, ты где?
Дома, а ты?
В Карачи, в Пакистане. У тебя там все в порядке?
Отлично. А ты, я смотрю, по всему шарику мотаешься. Итак, чем могу быть вам полезен, мадам?
Мне предложили новую работу.
Новую работу? Какую, к черту, новую работу?
Во-первых, это строго между нами.
Само собой.
Во-вторых, в Тулане.
Шутишь. Нет, вернее, подшутили над тобой. Тот самый клочок земли в Гималаях?
Именно.
Объясни. Сгораю от нетерпения. Это, надеюсь, не понижение? Ты никаких глупостей не наделала?
Это отнюдь не понижение. Глупостей я наделала массу, но довольно о моей личной жизни. Они хотят чтобы я… ну, сложно объяснить. Разведала как и что. Не могу тебе открыть все подробности, но меня хотят отрядить туда на постоянное место жительства. Чтобы я там осела, познакомилась с людьми и постаралась выяснить, как они будут реагировать на перемены, каковы их общие настроения.
Но там же ничего нет?!
Там горы. Сплошные горы. И девятьсот тысяч населения.
Какие же подробности ты не можешь мне открыть? Хотя бы примерно. Обещаю, дальше это не пойдет.
Черт, прямо не знаю. Ну, ладно: говорят, это важное задание. Оно поможет моему продвижению. Но ведь это повлечет за собой решительные перемены. Мне придется в корне изменить образ жизни, оставить дело, в котором я набила руку, отдалиться от друзей, с которыми я и так вижусь крайне редко. Что же касается моей нынешней работы — вообще не знаю, смогу ли потом когда-нибудь к ней вернуться. Я ведь разбираюсь только в технологиях, а они так быстро развиваются, что за год уже можно отстать. Пройдет максимум полтора года — и мои знания безнадежно устареют. А то, что мне сейчас предлагают, — очень масштабно и, скорее всего, растянется больше чем на полтора года. Короче, обратного пути не будет — знаешь, как компьютер говорит: «Внимание, данную операцию будет невозможно отменить».
Ой, матерь божья. Не знаю, что и посоветовать. Похоже, неограниченная информация — только у тебя.
Хорошо бы к ней вдобавок еще и неограниченные способности.
Они у тебя есть. Что тебе подсказывает внутренний голос?
У меня, наверно, раздвоение личности — во мне говорят два внутренних голоса. Один твердит: «к черту сомнения, соглашайся», а другой забился в уголок и пищит: «нет-нет-не-е-ет!» Кого слушать?
Я знаю, что делать.
Стивен, неужели?
Тут Эмма рядом, так что я сейчас посоветуюсь… шучу. Когда от тебя ждут ответа?
Неясно. Предварительные соображения надо высказать через неделю-другую, но, наверно, при желании могу тянуть до 99-го.
Ты ведь сейчас в Карачи. До Тулана рукой подать. Может, стоит съездить туда на пару дней?
Вообще-то до него две тысячи километров, но и в самом деле, сообщение удобное. Пожалуй, да. Ты прав. Наверно, так и сделаю. Только вот не знаю, как быть с принцем.
