Грэм Грин - Тайный агент
— Отсюда, — сказал носильщик.
— А долго ждать?
— Да уж с часок — это точно... Если не опоздает.
Д. поежился от холода и похлопал себя по бокам, чтобы согреться.
— Многовато, — протянул он.
— А что ж вы хотите? — откликнулся носильщик. — Здесь и по будням так же.
— А может, какой-нибудь проходящий есть?
— Были, когда работали шахты... А теперь кому надо в Бендич?
— А нет ли тут ресторана? — спросил Д.
— Ресторана! — воскликнул носильщик, внимательно приглядываясь к нему. — Да на что же тут, в Виллинге, ресторан?
— Ну, посидеть...
— Я вам открою зал ожидания. Если хотите, — сказал носильщик. — Только там холодно.
— Печка не топится?
— Не знаю, может, еще и топится. — Старик вынул из кармана здоровенный ключ и отпер коричневую дверь. — Вроде и не так уж холодно. — Он зажег свет.
На стенах желтели выцветшие фотографии отелей и курортов, по бокам тянулись деревянные скамьи, а в центре — три или четыре громоздких стула и тяжелый стол. От печки едва тянуло теплом. Не тепло, а одно воспоминание. Носильщик взял чугунный совок и кинул угольную пыль на едва тлевшие угольки.
— Так-то оно будет лучше.
Д. сказал:
— А стол? Для чего здесь стол?
Носильщик посмотрел на него удивленно:
— Чтобы за ним сидеть. А то для чего же?
— Но ведь скамьи-то к нему не подвинешь.
— Это точно. Скамейки не сдвинешь. Смотри-ка, двадцать лет я здесь, а этого не замечал. Вы, наверное, иностранец?
— Верно.
Вы, иностранцы, народ сообразительный! — Он угрюмо уставился на стол. — У нас на нем сидят, — сказал старик.
Снаружи послышался резкий, как окрик, гудок паровоза. Потом проплыло облако пара, простучали и смолкли вдали колеса.
— Это четыре пятьдесят пять, — сказал носильщик.
— Экспресс?
— Товарняк.
— На шахты?
— Нет, в Вулхэмптон.
Д., нахохлившись от холода, расхаживал по комнате. Над печкой поднималась тоненькая струйка дыма. Д. стал рассматривать фотографии, висевшие на стенах. Одна из них запечатлела сценку на пристани: джентльмен в спортивном костюме беседовал с дамой в белом муслиновом платье и замысловато украшенной шляпке. В отдалении виден был тент летнего кафе. Д. ощутил, что атмосфера счастья и безмятежности, разлитая в этой картине, коснулась и его. Казалось, он покинул свое время и теперь принадлежал прошлому — как этот джентльмен в костюме для гольфа. Не было больше войны, боли и насилия. Другая фотография изображала громадное готическое здание с вывеской «Отель Мидлэнд». Рядом были трамвайная линия, свинцово-серая статуя человека во фраке и общественная уборная.
— Вот-вот, — заметил носильщик, помешивая угольную пыль сломанной кочергой, — это и есть Вулхэмптон. Я там был в тысяча девятьсот втором году.
— Как будто неплохое местечко...
— Это точно. А гостиница — в нашей округе лучше не найдешь. Мы там тогда как раз обедали. Одна леди пела песенку — будь здоров... И еще там есть турецкая баня.
— Скучно здесь, наверное?
— Да нет. Я так думаю, везде по-своему интересно. К рождеству, бывает, потянет туда повеселиться. Ну, а здесь зато для здоровья полезно. — Он вовсю орудовал кочергой.
— И бойкое у вас место?
— Ага. Когда шахты работали. Вот в этой самой комнате ожидал поезда сам лорд Бендич. И дочка его, мисс Роз Каллен.
Д. поймал себя на том, что, как влюбленный мальчишка, жадно ловит каждое слово.
— Здесь была мисс Каллен?
Опять пробасил паровозный гудок, вдалеке на него откликнулся другой. Вот так перекликаются в деревне дворовые псы, если по улице идет чужой.
— Точно, была, последний раз я видел ее здесь за неделю до того, как ее представили ко двору, королю и королеве.
Ему стало грустно — светская жизнь — та жизнь, которой жила она, — проходила мимо него, он не принимал в ней участия. Он чувствовал себя как человек, который, разведясь, был вынужден отдать ребенка в другую семью. Сейчас у этого ребенка новый отец — богатый, влиятельный. А ему остается только читать в газетах о его успехах. Что ж, он попробует отсудить свое дитя. Он вспомнил, как она стояла на платформе в Юстоне. Она сказала тогда: «Не повезло нам — мы не верим в Бога. Если б я верила, я бы помолилась, а так что остается — плюнуть через левое плечо». В такси она, по его просьбе, вернула ему пистолет и сказала: «Ради бога, берегите себя. Не делайте глупостей. Вспомните Бернскую рукопись; вы не Роланд. А поэтому, ради бога, осторожнее, если вам перебежит дорогу черная кошка...»
Носильщик вспомнил:
— Ее мать из здешних мест. Говорят, что...
Итак, он здесь. На какое-то время он отрезан от зловещего мира. Но в этой маленькой холодной комнатке, где так спокойно и тихо, он лишь яснее почувствовал, как чудовищен этот мир.
И кто-то еще говорит о предначертаниях свыше! Какая безумная мешанина — Роз представляют к королевскому двору, его жену расстреливают в тюремном дворе, журнал «Татлер» печатает картинки из светской жизни; самолеты бомбят города, и все это безнадежно сцепилось в те минуты, когда они с Роз стояли рядом над телом мистера К. и разговаривали с Фортескью. Будущая сообщница убийцы удостаивается приглашения на прием в королевском саду... Он словно обладал способностью соединять в химической реторте абсолютно несоединимые элементы. А его собственная жизнь? Какой долгий путь нужно было пройти от чтения лекций по средневековой литературе до абсурдного выстрела в мистера К. в ванной комнате подвальной квартиры, принадлежащей незнакомой женщине! Как же после этого можно было без самых мрачных опасений строить жизненные планы и заглядывать в будущее?
Но ему от этого не уйти, он обязан планировать свои будущие действия.
Он рассматривал теперь фотографии пляжа. Кабинки для переодевания, зáмки, возведенные мальчишками из песка, кучи мусора — рваные газеты и банановая кожура. Он думал: если меня поймают — будущего у меня нет, и тогда все просто. Но вот если удастся как-нибудь ускользнуть и вернуться домой — вот тогда начнутся проблемы. Она ведь сказала: «Теперь вы не можете от меня просто отмахнуться».
Носильщик продолжал:
— Когда она была еще совсем малышкой, она вручала нам призы за лучший палисадник при станции. Это еще до того, как умерла ее мать. Эти призы лорд Бендич придумал — уж очень он розы любил.
Она не может вернуться с ним туда, в его жизнь, жизнь человека, которому не доверяют, в страну, охваченную войной. Да и что он мог ей обещать, в конце концов? Он остался с той, что была в могиле.
Он вышел на платформу. Было еще темно, но чувствовалось, что совсем рядом уже начинается новый день. Где-то далеко, за гранью видимого мира, тревожно звонил колокол. Д. расхаживал по платформе: взад-вперед, туда-обратно. Выхода не было — впереди тупик. Он остановился у автомата. Конфеты, спички, жевательная резинка. Он бросил монетку, но пакетик с жевательной резинкой не выскочил. Сзади вырос носильщик и укоризненно сказал:
— Наверное, сунули погнутую монету.
— Да ладно, пустяки...
— Есть такие ловкачи, — ворчал носильщик, — что только отвернись, он за свой пенни три пакетика вытащит. — Он постучал по автомату. — Пойду за ключами. Как же так? Нехорошо получается, — сказал носильщик и пошел за ключом.
По краям платформы горели два фонаря. Д. расхаживал взад-вперед по платформе. Медленно и словно бы осторожно поднимался рассвет. Казалось, природа совершает некий ритуал: свет фонарей становится тусклее, поют петухи и небо подергивается серебром. Из темноты стали медленно выступать товарные вагоны, стоявшие на запасном пути. На каждом была надпись: «Шахты Бендича». Рельсы тянулись до самой изгороди, за нею виднелось что-то темное (вскоре уже можно было разглядеть, что это просто сарай). Дальше было поле — безобразное, еще не покрытое снегом, черное зимнее поле. Стала видна и вторая платформа — безлюдная, словно вымершая. Вернулся носильщик и открыл автомат.
— Так и есть, все отсырело. Он теперь редко когда работает. Вот. — Он протянул пакетик с жевательной резинкой, влажный и липкий.
— Вы же говорили, что тут отличный климат?
— Точно. Мидлэндский климат — для здоровья самый полезный.
— Откуда же сырость?
— Так понятное дело, — объяснил тот, — станция в низинке... Глядите.
Ночная темнота таяла, как туман на склонах холмов. Вдалеке, за сараем и полем, над станцией, запасными путями, над холмами поднималась заря. Домики виднелись уже не сплошной массой, а каждый по отдельности. Пни спиленных деревьев напомнили Д. поле сражения. Теперь можно было разглядеть и странную металлическую конструкцию, возвышающуюся над гребнем холма. Д. спросил:
— Что это?
— А, так, — ответил носильщик, — это они тут открытие сделали.
— Надо сказать, безобразный вид у этого «открытия».
— Безобразный? Вы так думаете? Не знаю. Мы тут привыкли к этой штуке. Если б она вдруг исчезла, мне бы чего-то не хватало.
