Теодор Кернер - Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях
«Я почти начинаю верить, — сказал Видо, — в то, что волынщик есть не кто иной как дух гор Силезии. Я познакомился с ним в горах и, сам не знаю чем, завоевал его благосклонность. Он обещал мне поддержку в моей любви и честно сдержал слово, хоть и несколько своеобразным, чудным способом, за который его, впрочем, нельзя упрекать».
Дух гор покровительствовал Видо до конца его жизни. С каждым днем умножалось его состояние, его жена каждый год дарила ему детей, а его картины покупали в далеких Индии и Англии; «Пляски мертвецов», которыми гордились не только Базель, Дрезден и Любек, но и многие другие немецкие города, являются не чем иным, как копиями с оригинала Видо, который он написал в память о действительной пляске мертвых в Найсе, но который, к сожалению, пока не смог найти и изучить с целью обогащения истории искусств ни один коллекционер картин или знаток искусств.
Невеста мертвеца
Лето стояло чудесное, и никто не мог припомнить такого наплыва отдыхающих на минеральных водах. Но хотя общественные места и были переполнены, развлечься беседой было не так-то просто. Аристократия, равно как и военные, держались особняком, прочие же отпускали едкие замечания в адрес тех и других. При такой разобщенности отсутствие какой-либо общности казалось неизбежным. Даже общественные балы не способствовали созданию более непринужденных сообществ единомышленников среди образованных людей, да это было и невозможно, поскольку даже на них владелец курорта появлялся с орденской лентой и звездой, тем самым (а равно и благодаря чопорному поведению членов его семьи и позолоченному сонму лакеев) молчаливо указывая большинству присутствующих на границы их сословий.
Поэтому общие собрания становились все более малочисленными, a приятное общение, которое на курорте с каждым днем убывало, пытались сохранить только отдельные кружки.
Члены одного из таких кружков стали еженедельно собираться по вечерам в одном из залов, который в это время обычно пустовал. Здесь ужинали, a затем тут же, в зале или во время прогулок развлекались, ведя вполне приличные и непринужденные разговоры. Члены этого кружка уже знали друг друга, по крайней мере, по имени. Только маркиз, недавно присоединившийся к компании, был вообще никому не известен. Титул «маркиз» казался тем более странным в отношении этого человека, что он, как явствовало из списка отдыхающих, носил очевидно северную фамилию, причем с таким количеством согласных букв, что ни один человек не решился бы ее выговорить. И вообще во всей его внешности и поступках было что-то необычное, а его долговязая фигура, бледное лицо и темные властные глаза были настолько непривлекательными, что любой стал бы избегать общения с ним, если бы не большое количество историй, которые он знал и которые выручали членов кружка в моменты скуки. Правда, говорили и о том, что он, рассказывая, обычно злоупотреблял доверием слушателей.
В тот вечер общество уже собралось и, пребывая отнюдь не в лучшем настроении, вставало после еды из-за стола… Все чувствовали усталость после ночного бала, поэтому восхитительный облик ночного светила напрасно манил на прогулку. Даже беседа получалась тяжеловесной. Ничего удивительного: сегодня, как никогда, ощущалось отсутствие маркиза.
— Где же он может быть?! — нетерпеливо воскликнула графиня.
— Определенно, снова за «фараоном»; он хочет довести банкометов до отчаяния, — ответила Флорентина. — Только из-за него сегодня утром оба этих господина внезапно уехали.
— Невелика потеря! — возразил ей кто-то.
— Для нас, — заметила Флорентина, — но не для владельца курорта, который запретил играть в эту игру только затем, чтобы ей предавались с еще большим азартом.
— Маркизу следовало бы воздерживаться от таких вещей! — сказал таинственным голосом один шевалье. — Игроки мстительны и обычно имеют хорошие связи. Если верить слухам, что этот маркиз впутан в какие-то опасные политические интриги…
— Но, — спросила графиня, — чем он так досадил этим банкометам?
— Ничем особенным, разве что тем, что он ставит на карты, которые почти всегда выигрывают. И что еще удивительнее, при этом он не имеет почти никакой выгоды, потому что он всегда делает самые низкие ставки. Тем более выгодно это другим понтерам, которые кладут свои карты таким образом, что в мгновение ока срывают банк.
Графиня хотела еще что-то узнать, но появление маркиза заставило переменить тему разговора.
«Ну наконец-то!» — одновременно воскликнули многие.
— Сегодня мы, — сказала графиня, — так скучали по вашим рассказам, и именно сегодня вы заставили так долго ждать себя.
— Я, собственно, собирался совершить сегодня основную экспедицию, которая удалась мне просто блестяще. Завтра, вероятно, на всем курорте не останется ни одного «банка». Я ходил от одной игровой комнаты к другой, и теперь не хватает даже почтовых лошадей, чтобы увозить рассерженных банкометов.
— Не могли бы вы и нас обучить вашему удивительному искусству выигрывать? — спросила графиня.
— Едва ли, сударыня. Тут нужна счастливая рука и ничего более.
— Но, — с улыбкой возразил шевалье, — такой счастливой руки, как ваша, мне в жизни больше не приходилось встречать.
— При вашей молодости, дорогой шевалье, вам может в будущем встретиться и многое другое.
При этом маркиз так пристально посмотрел на молодого человека, что тот сказал:
— Не хотите ли вы составить мой гороскоп?
— Только не сегодня, шевалье, — перебила его графиня. — Кто знает, не случатся ли в вашей жизни события, подобные одной из тех занимательных историй, которую наш маркиз обещал нам поведать пару дней назад.
— Я сказал, что она будет занимательной?
— По крайней мере, в ней будут необычные события, a именно это нужно нам, чтобы выйти из летаргии, в коей мы сегодня пребываем.
— Не заставлю себя упрашивать, — сказал маркиз. — Однако я хотел бы знать, не известна ли кому-нибудь из вас удивительная история о невесте мертвеца?
Никто ничего не слышал о чем-либо подобном.
Нетерпеливое покашливание графини и остальных присутствующих вынудило маркиза, который, казалось, хотел зайти издалека, начать рассказ без дальнейших предисловий:
«Уже давно хотел навестить я графа Слободу в его пенатах. Нас с ним сталкивали в самых различных уголках Европы то счастливая легкомысленность молодости, то невозмутимое равновесие поздних лет. Мы состарились и мечтали вызвать из небытия совместно прожитое прошлое магическим заклинанием воспоминаний. B то же время мне было небезынтересно осмотреть жилище моего друга, которое, согласно его описанию, размещалось в очень романтическом замке, построенном его предками много веков назад и сохраняемом потомками с такой преданной заботой, что он остался в первоначальном виде и был обитаем. Граф жил здесь обычно большую часть года с домашними и только зиму проводил в своей резиденции. Я это отлично знал, поэтому всякие приготовления были излишними, и однажды вечером, примерно в это время года, я нагрянул к нему со всеми моими пожитками. Меня поразили замечательная природа и разнообразная растительность, окружавшая подножие бурой крепости на скале.
Дружеский прием, оказанный мне, не мог скрыть тихой грусти, которую хранили лица графа, его супруги и дочери, прекрасной Либуссы. Вскоре я узнал также, что там все еще не могут забыть ее единоутробную сестру, чьи тленные останки уже год как были преданы земле в церковной усыпальнице. Либусса и Хильдегарда были похожи друг на друга почти до неотличимости, если не считать небольшого пятнышка в форме земляники на затылке покойной, комната которой сохранила еще всю прежнюю обстановку и иногда посещалась членами семьи, когда тоска по покойной Хильдегарде становилась невыносимой. Сердца Либуссы и ее сестры бились в унисон, поэтому родители никак не могли поверить в возможность их разлуки на длительное время и очень боялись, что их любимая Либусса будет тоже у них отнята.
Я изо всех сил старался рассеять печаль почтенных людей забавными сценами из прошлого и направить их мысли на менее безрадостные вещи. И я был рад тому, что мои старания не остались безуспешными. Мы то наслаждались великолепием расцвеченной яркими летними красками местности, то размышляли в различных покоях поистине удивительно сохранившегося замка о деяниях ушедших поколений, благочестивые тени которых еще хранил картинный зал.
Однажды вечером, после того как граф сообщил мне в доверительном тоне кое-что о своих планах на будущее и, среди прочего, намекнул о своём желании видеть Либуссу, которая, несмотря на свои шестнадцать лет, уже отказала многим поклонникам, счастливой замужней женщиной, в комнату вошел садовник — ни жив ни мёртв от страха — и сообщил, что внизу видели привидение, в котором, без всякого сомнения, узнали старого капеллана крепости, появлявшегося еще в прошлом веке. Большая часть прислуги шла по пятам за садовником, и их бледные лица подтверждали ужасную весть.
