Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 4
— Признаюсь откровенно, господа, говаривалъ ватерлооскій Седли своимъ калькуттскимъ друзьямъ, люблю опрятность въ своемъ костюмѣ, и даже допускаю необходимость щегольства, потому-что хорошее платье служитъ нѣкоторымъ-образомъ вывѣскою душевныхъ свойствъ.
Присутствіе дамъ нѣкоторымъ-образомъ смущало его на губернаторскихъ балахъ въ Калькуттѣ: онъ краснѣлъ и даже съ безпокойствомъ отвращалъ отъ нихъ свои взоры; но все это происходило по большей части изъ опасенія, чтобъ какая-нибудь леди не вздумала въ него влюбиться. Джой разсказывалъ всѣмъ и каждому, что онъ чувствуетъ рѣшительное отвращеніе отъ женитьбы. Не было однакожь во всей Бенгаліи такого франта, какъ ватерлооскій Седли, онъ давалъ холостякамъ роскошные обѣды, и столовый его приборъ изъ массивнаго серебра, считался лучшимъ въ ост-индской столицѣ.
На выборъ приличнаго ассортимента галстуховъ и жилетовъ употребленъ былъ почти цѣлый день, за исключеніемъ утра, посвященнаго наниманію европейскаго слуги, который, вмѣстѣ съ туземцемъ, долженъ былъ ухаживать за особой мистера Седли. Другой день былъ собственно посвященъ выгрузкѣ изъ корабля вещей этого сановника, и Джой, отдавая порученіе агенту, смотрѣлъ и наблюдалъ собственными глазами, какъ приводили въ порядокъ его сундуки, ящики, книги, которыхъ никогда онъ не читалъ, и богатѣйшій ассортиментъ кашмировыхъ шалей, назначенныхъ въ подарокъ особамъ, которыхъ никогда онъ не видалъ.
Наконецъ, уже на третій день, мистеръ Джозефъ Седли, въ новомъ жилетѣ и новомъ галстухѣ европейскаго издѣлія, рѣшился двинуться съ мѣста для совершенія окончательнаго пути въ столицу. Чувствительный къ холоду туземецъ, постукивая зубами, закутался шалью, и помѣстился на козлахъ подлѣ новаго европейскаго слуги. Джой закурилъ трубку и сѣлъ въ коляску. Поѣздъ былъ вообще великолѣпный, такъ-что мальчишки повсюду встрѣчали его дружнымъ «ура», и многіе воображали, что знаменитый путешественникъ долженъ быть по крайней мѣрѣ генералъ-губернаторъ.
Это ужь само-собою разумѣется, что мистеръ Седли повсюду склонялся снисходительно на просьбы содержателей гостинницъ, приглашавшихъ его выйдти изъ экипажа и освѣжиться за ихъ гостепріимнымъ столомъ. Еще въ Соутамптонѣ онъ скушалъ нѣсколько яичекъ въ-смятку и три или четыре форели подъ жирнымъ соусомъ, такъ-что оказалась настоятельная необходимость залить эти яства стаканчикомъ хорошаго хереса, и эту обязанность путешественникъ выполнилъ въ Винчестерѣ, гдѣ экипажъ остановился для первой смѣны лошадей. Въ Альтонѣ мистеръ Седли вышелъ изъ коляски по предложенію европейскаго слуги, напомнившаго, что въ этомъ мѣстечкѣ приготовляютъ отличный портеръ. Въ Фарнгеймѣ, послѣ обозрѣнія епископскаго замка, онъ остановился собственно затѣмъ, чтобы перекусить что-нибудь. Здѣсь приготовили для него легкій обѣдъ, и мистеръ Седли кушалъ съ большимъ аппетитомъ маринованные угри, телячьи котлетки и французскіе бобы, послѣ которыхъ понадобилась бутылка кларета. На слѣдующей станціи, въ Багшотъ-Гитѣ, онъ подкрѣпилъ себя стаканомъ горячаго пунша единственно потому, что индійскій его лакей, прозябшій въ дорогѣ, выпросилъ позволеніе погрѣться въ трактирѣ этого мѣстечка. Словомъ путешествіе совершалось очень весело, и къ концу его мистеръ Седли, нагруженный портеромъ, виномъ котлетками, ростбифомъ, ветчиной, вишневкой и табакомъ, представлялъ изъ себя истянное подобіе маленькаго буфета на пароходѣ. Былъ уже поздній вечеръ, когда коляска его съ громомъ подкатилась къ маленькому подъѣзду на Аделаидиныхъ Виллахъ. Руководимый чувствомъ сыновней любви, мистеръ Седли прямо въѣхалъ въ домъ своего отца, не заглянувъ даже въ гостинницу Пестраго Быка, гдѣ Доббинъ приготовилъ для него великолѣпную квартиру.
Изъ всѣхъ оконъ на Аделаидиныхъ Виллахъ выставилась разнообразная коллекція лицъ, мужскихъ и женскихъ, и все мгновенно переполошилось въ квартирѣ старика Седли. Маленькая служанка выбѣжала къ воротамъ; мистриссъ Клеппъ и миссъ Мери взапуски бросились изъ кухни къ открытому окну; мистриссъ Эмми, задыхаясь отъ внутренняго волненія, остановилась въ корридорѣ между шляпами, сюртуками и шинелями; старикъ Седли, неподвижный и степенный, остался въ гостиной на своемъ мѣстѣ и трепеталъ всѣмъ тѣломъ при мысли о торжественномъ свиданіи. Джой опустился на подножки и вышелъ изъ экипажа въ ужасномъ состояніи. Его поддерживали новый соутамптонскій лакей и несчастный туземецъ, дрожавшій отъ стужи, какъ въ лихорадкѣ, такъ-что бурное лицо его побагровѣло, и сдѣлалось по цвѣту нѣсколько похожимъ на зобъ индѣйки. Проводивъ своего господина, горемычный Лоллъ Джуабъ усѣлся въ корридорѣ на скамьѣ, и скоро здѣсь нашли его мистриссъ и миссъ Клеппъ въ самомъ жалкомъ положеніи: посинѣлый туземецъ страшно моргалъ своими желтыми глазами, и отчаянно стучалъ бѣлыми зубами.
Хозяйка и дочь ея, озадаченныя видѣніемъ страшнаго туземца, прибѣжали въ корридоръ съ единственною цѣлью подслушать, что происходило въ затворенной гостиной, гдѣ соединились теперь всѣ остававшіеся въ живыхъ члены семейства Седли. Старикъ былъ очень растроганъ, дочь его тоже, и самъ Джой, думать надобно, былъ тоже подъ вліяніемъ сильнѣйшихъ ощущеній. Десятилѣтняя разлука способна произвести могущественное впечатлѣніе даже на закоренѣлаго эгоиста, и не разъ, въ этотъ промежутокъ времени, онъ подумаетъ о кровныхъ связяхъ и родительскомъ домѣ. Дальность разстоянія освящаетъ и то, и другое. Продолжительное размышленіе объ утраченныхъ удовольствіяхъ, испытанныхъ на родинѣ, обыкновенно увеличиваетъ ихъ очарованіе и прелесть. Джой былъ искренно радъ видѣть своего отца, и съ неподдѣльнымъ восторгомъ обнялъ свою сестру, которую, передъ отъѣздомъ на чужбину, оставилъ въ цвѣтѣ молодости и красоты. Но перемѣна, произведенная въ недужномъ старцѣ временемъ, печалью и несчастными обстоятельствами, огорчила Джоя. Эмми была въ траурѣ. Объясняя причину этого явленія своему брату, она шопотомъ извѣстила его о смерти матери, и намекнула, чтобы онъ не заводилъ объ этомъ рѣчи въ настоящую минуту. Тщетная предосторожность! Старикъ Седли самъ немедленно началъ этотъ печальный разговоръ, и повѣствуя о подробностяхъ, сопровождавшихъ кончину его супруги, расплакался какъ дитя. Это въ высшей степени растрогало индійскаго набоба, и тутъ, едва ли не первый разъ въ жизни, увидѣлъ мистеръ Джой, что онъ далеко не отличается тою гранитною твердостью духа, какимъ воображалъ въ себѣ до настоящей мипуты.
Результатъ свиданія былъ вѣроятно удовлетворителенъ во всѣхъ отношеніяхъ. Когда Джой снова сѣлъ въ коляску, и отправился къ гостинницѣ Пестраго Быка, Эмми обняла отца съ необыкновенною нѣжностью, и бросая на него тбржествующій взглядъ, спросила:
— Не правда ли, папа, я всегда вамъ говорила, что у Джоя чувствительное сердце?
— Правда, дочь моя, правда, отвѣчалъ утѣшенный старикъ.
Въ самомъ дѣдѣ, Джозефъ Седли приведенъ былъ въ трогательное умиленіе бѣдственнымъ положеніемъ своихъ родныхъ и, слѣдуя первому побужденію своего сердца, объявилъ, что съ этой поры отецъ его и сестра не будутъ болѣе терпѣть никакихъ житейскихъ неудобствъ. Онъ пріѣхалъ въ Англно надолго, быть-можетъ даже, навсегда. Его домъ и всѣ предметы домашняго хозяйства будутъ въ ихъ полномъ распоряженіи. Амелія займетъ первое мѣсто за столомъ, и мистеръ Джой надѣялся, что она будетъ у него превосходною хозяйкой, до тѣхъ поръ по крайней мѣрѣ, пока не прійдетъ ей въ голову желаніе обзавестись своимъ собственнымъ хозяйствомъ.
Эмми грустно покачала головой и, какъ водится, миньятюрное ея личико оросилось крупными слезами. Она знала на что собственно хотѣлъ намекнуть любезный ея братецъ. Она и молодая ея подруга, миссъ Мери, долго и подробно разсуждали объ этой матеріи ночью послѣ перваго майорскаго визита. Сообщая плоды своихъ собственныхъ наблюденій и открытій, миссъ Мери описала обстоятельно, какъ майоръ невольно обнаружилъ свои чувства послѣ встрѣчи съ достопочтеннымъ Бинни, и какъ былъ онъ радъ, когда узналъ, что ему нечего бояться соперниковъ.
— И развѣ сами вы не замѣтили, какъ онъ весь затрепеталъ, когда вы спросили, не женатъ ли онъ? Припомните, съ какимъ негодованіемъ былъ произнесенъ его отвѣтъ: «кто сообщилъ вамъ эту ложную вѣсть?» И вѣдь дѣло въ томъ, сударыня, что онъ ни на минуту не отрывалъ отъ васъ своихъ глазъ. Я даже увѣрена, что онъ и посѣдѣлъ-то отъ любви къ вамъ.
Амелія взглянула на свою постель, на драгоцѣнные портреты, висѣвшіе надъ ней, и сказала своей молодой подругѣ, чтобы она никогда, никогда не заикалась впередъ объ этомъ предметѣ.
