Мариам Петросян - Дом, в котором...
— Рассказывай дальше, — попросил он.
Кузнечик рассказывал еще долго. Потом они лежали молча. Кузнечик знал, что Волк не спит.
— Выбраться бы отсюда, — тоскливо сказал Волк в темноте. — Я тут уже полгода. Ты не представляешь…
Кузнечику показалось, что он заплакал.
— Выберешься обязательно. Не беспокойся. Не бывает такого, чтобы кто-то хотел откуда-нибудь выбраться — и не выбрался.
— Ты очень славный.
Волк обнял его и прижался щекой. Щека была мокрой. — Если я когда-нибудь отсюда выйду, буду драться за тебя насмерть, вот увидишь. А ты будешь меня помнить, если я не выйду?
— Клянусь! — сказал Кузнечик. — Что всегда буду тебя помнить.
Утром сестра Агата обнаружила Волка, спящего в кровати Кузнечика. Ее крик разбудил обоих. Протаранив сестру в живот, Волк выскочил в коридор. Кузнечик выбежал следом и, онемев от ужаса, наблюдал, как Волк, лавируя между визжащими сестрами, опрокидывает на бегу тележки с завтраками и лекарствами. Путь его был усеян битым стеклом, клочьями ваты и перевернутыми омлетами. Его поймали в ответвлении коридора, где, к несчастью для Волка, оказалось сразу двое мужчин, и под гневные восклицания сестер унесли в палату, куда вскоре с мрачным видом проследовал Паук Ян.
Второй доктор и уборщик, поймавшие Волка, смазывали йодом укусы и, задрав штанины, рассматривали синяки на ногах. Некоторые из сестер, обступив их, обсуждали происшедшее, остальные собирали осколки.
Ошалевший Кузнечик, красный и дикоглазый со сна, молча стоял у двери своей палаты.
— Я считала тебя хорошим мальчиком, — сказала сестра Агата, проходя мимо. — А ты, оказывается, лгун. Для тебя стараются, протезы прилаживают, а ты вот как платишь людям за их заботы.
— Подавитесь вы своими протезами, — с ненавистью ответил Кузнечик. — И своими заботами тоже! — Не глядя на застывшую на месте сестру он вернулся к себе.
В пустой палате он долго смотрел на незастеленную кровать и упавшее на пол одеяло. Потом подцепил ногой стул и швырнул его о стену. Грохот, звон разбитого стакана, упавшего с тумбочки, перевернутый стул — все это его немного успокоило. Из коридора донеслось встревоженное квохтанье сестры Агаты.
— Вот, — сказал Кузнечик в потолок, — теперь меня посадят на цепь рядом с Волком. И ему не будет одиноко.
На цепь его не посадили — ни рядом с Волком, ни отдельно. Доктор Ян отчитал его в своем кабинете. Лось извинился и пообещал, что заберет его из лазарета. Обиженная Сестра Агата сказала, что он хороший мальчик, попавший под дурное влияние. Директор Дома погладил его по голове и сказал:
— Ничего страшного не случилось. Ребенок слегка расстроился.
— Отпустите Волка, — сказал им Кузнечик.
Только Лось услышал его.
Вечером к нему пришла девчонка в голубой пижаме, с волосами огненными, как цветок мака. Таких ярко-красных волос он никогда раньше не видел и вообще не думал, что они встречаются на самом деле. Разве что у клоунов. Девочка подошла к окну, гордо зажав в руках букет непонятных лохматых цветов. Голова ее осветила белую палату, как маленький пожар.
— Привет, — сказала она.
Кузнечик тоже поздоровался и слез с подоконника.
Девочка положила букет на тумбочку.
— Я — Рыжая.
Уши у нее торчали, кожа вокруг носа была красноватая, а глаза неожиданно черные, в красных ресницах. Чтобы разглядеть это, Кузнечику понадобилось немало времени. От ее волос было трудно отвлечься. Он удивился, что ему сообщают очевидное.
— Я вижу, — сказал он. — Трудно не увидеть.
Девчонка замотала головой. — Нет. Я знакомлюсь, — объяснила она терпеливо. — Рыжая. Теперь понял?
Он понял. — Кузнечик, — представился он.
Девочка кивнула, разглядывая пустую палату.
— Скучно у тебя тут, — сказала она. — И чисто.
Кузнечик промолчал.
— Пойдем со мной? Я приглашаю.
— А разве можно? — Кузнечик сомневался, что его пустят дальше порога после всего, что произошло.
— Нельзя. Но никто ничего не скажет, вот увидишь. Пойдем.
Они вышли в белоснежный, заглушавший шаги коридор Могильника.
Матовые двери открывались и закрывались. Старшеклассники в пижамах сидели в креслах и листали журналы. Сестры сновали из одной двери в другую, как снежные шары. Кузнечик шел за Рыжей, ожидая окриков, но никто не окликал их и ни о чем не спрашивал. Они шли, отражаясь в стеклянных шкафах, как в зеркалах, в одном за другим. Голубая пижама и белая пижама. И везде зажигался огонь ее волос.
Мы как будто исчезли, думал Кузнечик удивленно. Мы идем, но нас нет. Никто нас не видит и не слышит. Как будто рыжая девчонка заколдовала весь Могильник…
За окнами падал снег. Они свернули в другой коридор, с блестящим линолеумом, и прошли по нему до последней двери.
— Это здесь, — Рыжая толкнула дверь.
Палата была совсем маленькая. Три кровати заваленные грудами вещей. С полноценными свалками журналов, тетрадей, бумаги, кисточек и банок с краской. На стенах висели рисунки, в плетеной клетке прыгал зеленый попугайчик. Комната напоминала Хламовник и даже пахла, как Хламовник. Кузнечик наступил на апельсинную кожуру, и остановился, смущенный. С разбегу прыгнув на одну из кроватей, Рыжая сбросила тапочки, смела на пол мусор, и представила своего соседа.
— Смерть.
Красивый мальчик с битловской прической, улыбнулся и кивнул.
— Привет, — сказал он.
Кузнечик вздрогнул, услышав кличку. — Так ты тот самый…
Смерть опять кивнул, улыбаясь.
— Да садись же, — позвала Кузнечика Рыжая, спихивая с кровати очередную груду вещей. — Успеешь насмотреться.
Кузнечик сел рядом с ней. О соседе Рыжей он кое-что знал. Смерть был мальчиком, который никогда не покидал Могильника, и о котором воспитатели между собой говорили, что он не жилец. Смерть был лежачий. Он не ходил и не ездил в коляске. Он жил в Могильнике с незапамятных времен, и как Могильного жителя Кузнечик представлял его зеленоватым, похожим на покойника. Другим нельзя было представить человека, который «не жилец» уже много лет подряд. Но Смерть оказался маленьким и нежным, с глазами в поллица и длинными, как будто покрытыми лаком, темно-красными волосами. Пока Кузнечик его разглядывал, Рыжая собирала с одеяла карты.
— Поиграем? — спросила она. Они с Кузнечиком подсели к Смерти.
На час они стали гадалками, предсказав друг другу осуществление всех желаний и счастливое будущее. Потом карты полетели на пол, а Рыжая, задрав пижаму, показала Кузнечику татуировку у себя на животе. «Татуировка» была нарисована шариковой ручкой и успела размазаться, но можно было разобрать, что-то похожее на орла с человеческой головой.
— Кто это? — спросил Кузнечик.
— Не знаю, — сказала Рыжая. — Смерть считает, что гарпия. А вообще-то имелся в виду грифон. Как тебе?
— Могло быть хуже, — уклончиво ответил Кузнечик.
Рыжая вздохнула, подчищая размазанные чернила пальцем.
— Бывало и хуже, — призналась она. — В прошлые разы. Художник из меня, по правде говоря, никакой.
Они посидели молча. Смерть крутил на одеяле апельсин. Кузнечик подыскивал тему для разговора.
— А правда, что в Могильнике водятся привидения? — спросил он наконец.
Рыжая закатила глаза.
— Если ты про Белого, то никакое он не привидение. Обычный придурок. А вообще-то, конечно водятся. Только они не шляются по палатам и не бубнят всякую муть, как, небось, у вас в Хламовнике рассказывают.
— А что же они делают? — улыбнулся Кузнечик.
Рыжая требовательно уставилась на Смерть:
— Что они делают, Смерть?
Тот пожал плечами.
— Ничего, — сказал он смущенно. — Просто иногда проходят по коридорам. Повезет, если вообще их увидишь. Они тихие и красивые. А Белый — совсем наоборот. Вбежал в темноте, споткнулся, нашумел, а потом еще завыл, как собака. Я чуть не умер со страху.
— Белый из старших, — объяснила Рыжая. — Вставлял в ноздри зажженные сигареты, заворачивался в простыню и шастал по палатам — пугал малышей и девчонок. Потом его поймали и куда-то отправили. Он был совсем чокнутый.
Кузнечик представил себе жуткого, чокнутого старшеклассника в простыне и посмотрел на Смерть с уважением.
— Я бы в живых не остался, если б такое увидел, — признался он. — Или штаны бы намочил.
— А я и намочил, — улыбнулся Смерть. — Не все же рассказывать.
Чем дальше, тем Смерть Кузнечику больше нравился.
— А те, другие? — спросил он. — Которые настоящие. Ты их видел?
— Они не страшные, — ответил Смерть. — Я их видел, но не боялся. Они никому не вредят. Сами когда-то натерпелись.
Кузнечик понял, что Смерть не врет, и ощутил неприятный холодок в желудке. Смерть или сам сумасшедший, или действительно видел привидений.
— Он не врет, — подтвердила Рыжая. — Он ходок, между прочим.