Джонатан Свифт - Дневник для Стеллы
7. Нынче рано утром я был у мистера Льюиса, служащего в канцелярии государственного секретаря, и он показал мне письмо от мистера Гарли, в котором тот выражает желание помириться со мной, но я остался глух ко всем их уговорам и попросил Льюиса уведомить его, что я ожидаю от него дальнейших шагов. Ведь стоит однажды позволить этим великим министрам чересчур о себе возомнить, и с ними никакого сладу не будет. Он обещает мне все разъяснить, если только я пожелаю прийти повидаться с ним, но я не пойду; пусть соизволит сделать это письменно, в противном случае я его отрину. О причине нашей ссоры я расскажу вам при встрече и предоставлю вам судить самим. Он полагал, что своим поступком выказывает мне свое расположение, однако я воспринял это совершенно иначе, мне отвратителен и сам поступок и способ, какой он для этого избрал. Я возмущен до глубины души. Все, что я сейчас рассказал вам, — чистейшая правда, хотя это и можно принять за шутку. Я решительно отказываюсь примириться с такого рода знаком расположения и ожидаю от него дальнейших шагов. Мистер Форд и я пообедали с мистером Льюисом. У нас был ужасный снегопад, и это стоило мне двух шиллингов за портшез и карету, и кроме того я еще гулял до тех пор, пока основательно не перепачкался. Я теперь оставил привычку читать или писать после того, как лягу в постель. Последнее, что я делаю перед тем, как лечь, это пишу что-нибудь моим МД, потом ложусь, гашу свечу и стараюсь как можно быстрее заснуть. Но по утрам, как вам известно, я непременно что-нибудь пишу в постели.
8. Утро. «Я просил Апронию беречь себя, особенно ноги». Скажите на милость, находите ли вы эту фразу такой уж необычайно остроумной? Я, например, откровенно вам признаться, не нахожу. Но партийные раздоры сказываются теперь решительно на всем, и вы не можете себе представить, сколько чепухи я выслушал по поводу остроумия этой фразы; за каких-нибудь полчаса она с восхищением была произнесена чуть не сотню раз. Прошу вас, прочитайте ее еще разок и хорошенько вдумайтесь в нее. По-моему, уместнее было бы слово «советовал», а не «просил». Я вряд ли запомнил бы ее, если бы ее не повторяли так часто. Чего ради? — ай, глупышки! — Да затем, что она, к вашему сведению, мне сейчас приснилась, и я проснулся с ней, что называется, на губах. Ну, как, попались на удочку, или нет, ну, признавайтесь, плутовки? Я встретил в суде справедливости мистера Гарли, и он спросил меня, давно ли я выучился такой шутке — писать самому себе? Он, оказывается, увидел в кофейне под стеклом ваше письмо и готов был поклясться, что это мой почерк; и мистер Форд, который взял это письмо и переслал мне, подумал то же самое. Помнится, что и другие принимали ваш почерк за мой; все же не зря я был когда-то учителем чистописания малышки МД. — Но, позвольте, чем я собственно сейчас занимаюсь? пишу с утра юным дамам? Да у меня есть дела поважнее; так что доброго вам утра, сударыни, доброго утра. Вечером я, возможно, отвечу на ваше письмо, а, возможно, и нет; это уж будет зависеть от настроения дерзкого маленького Престо. — Вечером. Погулял нынче в парке, невзирая на погоду, как я это делаю всегда, если только дождь не зарядит в полную силу. А знаете ли вы, что у нас здесь творилось? Три дня была оттепель и невылазная грязь, потом шел снег, а теперь подморозило, и снег покрылся ледяной коркой. Обедал у леди Бетти Джермейн впервые со времени моего приезда в Англию и просидел у нее словно последний олух до восьми, глазея, как она и еще одна дама играют в пикет, а ведь у меня по горло всяких дел. По-моему сегодняшний день был самый холодный за всю зиму.
9. Утро. Прошлой ночью, пролежав в постели около часа, я принужден был встать и позвать хозяйку и служанку с тем, чтобы они погасили огонь в камине нижнего этажа, потому что в моей спальне пахло дымом, хотя у меня не топилось. И это уже второй раз. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким несчастным. Да и что может быть досаднее? — Всю ночь шел снег, а сейчас дождь льет как из ведра — Постойте, а где же письмо МД? Ну-ка, миссис Письмо, где вы там, покажитесь. — Вот оно я, говорит оно, извольте-ка отвечать, глядя мне прямо в лицо. — О, поверьте, я весьма сожалею, что вы гак быстро получили мое двенадцатое; боюсь, что следующих писем вам придется ожидать подольше. Я все беспокоюсь, как бы вы не получили мое четырнадцатое, в то время как я пишу это, поскольку хотел бы, чтобы всегда одно письмо от Престо вы читали, другое — находилось в пути, а чтобы третье — он писал. Что касается злополучной посылки, то я начинаю опасаться, что она пропала. Она была адресована мистеру Карри в его дом на Кейпл-стрит. Вчера я получил письмо от доктора Раймонда из Честера, он пишет, что посылал слугу повсюду справляться, но разыскать ее так и не удалось. Бог весть, окажутся ли более успешными усилия мистера Смита. Стерн ему все объяснил, да и я, посылая бутылку с лекарством для вас, сопроводил ее запиской. Надеюсь, что хотя бы эта бутылка не затеряется, и жажду услышать, что вы ее уже получили. Не правда ли, вы ведь слишком хорошего мнения о заботливости Престо, чтобы усомниться на его счет. Я бываю достаточно невнимателен к кому угодно, но только не к МД, хотя на Стерна мне, пожалуй, не следовало полагаться. — Но я на этом не успокоюсь и приму еще какие-нибудь меры. — Что касается того, что вы говорите по поводу добряка Пизли и Айзека[398], то я отвечу вам, как и прежде; фи, детка, зачем же верить всякого рода досужей болтовне. Вы, конечно, можете рассказать мне, насколько сочувственно эти вещицы были встречены публикой и нравятся ли они вам, дают ли они представление о нынешнем положении дел и были ли они напечатаны в Дублине или только присланы отсюда, но только лишь ради удовлетворения моего любопытства. — Сэр Эндрю Фаунтейн выздоровел, так что потрудитесь взять свои огорчения обратно, но не оставляйте их при себе, а выбросьте собакам. И малышки МД, конечно же, гуляют, не так ли? — Сердечно этому рад. — Да, мы здесь разделались с чумой: должен заметить, что с вашей стороны было довольно-таки дерзко претендовать на нее раньше людей более достойных. Ваши сведения о том, что история с офицерами, которых вынудили продать свои должности, будто бы вымышлена, достойны восхищения. Вы можете в любой день удостовериться, что все трое точно так же служат теперь в армии, как и вы. Двенадцать шиллингов за починку сейфа, то есть за то, чтобы навесить на петлю железку ценой в фартинг и позолотить ее; посулите шесть шиллингов, а я, так и быть, уплачу их, и никогда больше не нанимайте его или ее. — Да нет же, в самом деле, я стараюсь, насколько это от меня зависит, отложить их затею с проповедью. Я смотрю на дело иначе: ведь никто здесь не сомневается в том, способен ли я произнести проповедь, так что вы глупышки. — Ваше мнение по поводу этого еженедельного листка[399] вполне совпадает с нашим. Мистера Прайора попытались было оскорбить на улице, предположив, что он является его автором, но в одном из последних номеров это предположение отметается. Никто не знает автора, кроме немногих посвященных — я имею в виду министров и издателя. — Бедные глазки Стеллы, да хранит их господь и пошлет им исцеление. Прошу вас, берегите их и пишите не больше двух строк в день при ясном дневном свете. — Как Стелла выглядит, мадам Дингли? — Весьма недурно; все еще красивая молодая женщина. — Не хуже ли она других? Обратит ли она на себя внимание в деревенской церкви? — Погодите-ка минутку, прекрасные дамы. Я посылал нынче Патрика к Стерну, и он только что возвратился с ответом, что ваша посылка цела и невредима и находится в Честере у сестры некоего мистера Ирла и что вдова полковника Эджворта, которая в следующий понедельник уезжает отсюда в Ирландию, захватит ее с собой и вручит вам в полной сохранности, так что появилась какая-то надежда. — Ну вот, а теперь позвольте возвратиться к вашему письму. — Грамота о даровании первин уже составлена. Королева пока еще не отправила письмо, однако патент будет выписан[400] здесь, и на это уйдет еще какое-то время. С некоторых пор мистер Гарли что-то помалкивает насчет своего обещания представить меня королеве: так что я ввел вас в заблуждение, когда обмолвился об этом. И то сказать, он настолько обременен делами, что не может все упомнить, хотя раза три или четыре действительно говорил мне об этом еще задолго до того, как я вам проболтался. Как, разве миссис Уоллс все еще не разрешилась от бремени? А я полагал, что она уже давно на ногах и здорова, а ребенок умер. — Вы хорошо сделали, прислав мне, наконец, отчет о своих расходах, однако я не стал его дожидаться, премного вам благодарен. Надеюсь, вы уже получили вексель, который я отправил вам в последнем письме, и кроме того вы получите вскоре еще восемь фунтов в счет процентов, причитающихся от Хокшоу; пожалуйста, проверьте его долговое обязательство. Надеюсь, вы рачительные хозяйки и Стелла не усмотрит в этих моих словах намерения, чтобы она жалела себе вина. Однако проживание в таких дорогостоящих квартирах требует известных средств. По ряду причин я предпочел бы, чтобы до моего возвращения вы никуда не переезжали. Во-первых, эта француженка[401] в непродолжительном времени снова начнет ворчать, и, кроме того, если вас пригласят куда-либо в деревню, то будет досадно платить ей во время вашего отсутствия; а между тем пребывание в деревне чрезвычайно полезно для здоровья бедняжки Стеллы. Впрочем, поступайте, как вам заблагорассудится и не вините Престо. — О, но вы приводите еще и доводы. — Что ж, я их прочитал и повторяю — поступайте, как вам угодно. — Да, Раймонд говорит, что ему придется задержаться дольше, нежели он предполагал, он все никак не уладит свои дела. М…… находится сейчас в деревне у своих друзей, она возвратится в Лондон весной, а потом намерена обосноваться в Херефордшире. Ее муженек — бесчувственная злобная скотина, и его нимало не заботит, что ей необходимо хотя бы с кем-нибудь видаться. О господи, посмотрите, как я споткнулся и оставил две строчки недописанными, и все из-за безобразной складки на листе. — Вы, надо думать, малость приврали в этой истории с пожаром, чтобы выглядело позанятней. Берниджу все же придется отправиться в Испанию; я попробую порекомендовать его герцогу Аргайлу, его генералу, как только снова увижу герцога; однако офицеры говорят мне, что продай он сейчас свою должность, это было бы для него крайним бесчестьем, и ему никогда больше нельзя было бы рассчитывать на продвижение на военном поприще, так что он непременно должен ехать, если только не намерен оставить службу окончательно. Так ему и передайте и еще, что я написал бы ему, если бы знал, куда адресовать письмо, о чем твердил уже восемьдесят раз. Я готов пожертвовать чем угодно, лишь бы вам не приходилось затруднять себя отправкой писем, когда вам это почему-либо неудобно. Ведь мы уже условились, что я буду писать вам, когда смогу, и МД будут поступать точно так же; а при чрезвычайных обстоятельствах я черкну хотя бы строчку; если же писем долго нет, то мы будем считать, что все обстоит благополучно; таков будет теперь наш постоянный уговор и придержите-ка язычок. — Хорошо, вы получите свои булавки, а что касается огарков, то ничего обещать не могу, потому что сжигаю свечи до основания; кроме того, я отлично помню, как Стелла изволила проезжаться по этому поводу много лет тому назад — а ведь она может подумать то же самое и обо мне. — И Дингли получит свои очки с дужками. — Бедная дорогая Стелла, как вы смели писать эти две строчки при свече; вы заслуживаете изрядной трепки. Это письмо, юные дамы, будет, я полагаю, отправлено завтра и, следовательно, через десять дней после предыдущего. Конечно, говоря по совести, это слишком рано, но ответ на ваше очень уж быстро его заполнил, а я совсем не собираюсь исписывать вам целых три страницы in folio, нет, неееет. Все это я написал утром, лежа в постели. — А засим, доброго вам утла, маленькие куклы[402]; это просто для рифмы. Вы, наверно, хотите еще и политики, но, право, я не в силах сейчас размышлять на эту тему, а вот вечером, возможно, кое-что расскажу. Ну, а теперь вы отсядете подальше от кровати и позволите мне встать, не так ли? — Вечером. Обедал у моей соседки Ваномри; погода такая унылая, что не мог заставить себя двинуться куда-нибудь дальше. К тому же у меня были кое-какие тревожные симптомы, как обычно бывает перед приступом головокружений, но пока все обошлось. Я по-прежнему пью горькое лекарство доктора Рэдклифа и намерен принимать его и дальше.
