Гилберт Честертон - Перелетный кабак
– Мы не такие дураки, сэр, – отвечал гордый северянин. – У нас галерея не хуже вашей. В картинах я разбираюсь.
– Благодарю вас, – сказал Уимпол. – Не могли бы вы посмотреть на эти две картины? На одной изображена старуха, на другой – дождь в горах. Это чистая формальность. Вам отпустят выпивку, если вы угадаете, где что.
Северянин склонился к картинам и терпеливо на них посмотрел. Тишина оказала странное влияние на Джоан; она поднялась, поглядела в окно и вышла.
Наконец ценитель искусства поднял озадаченное, но вдумчивое лицо.
– Это пьяный рисовал, – промолвил он.
– Вы выдержали испытание! – взволнованно вскричал Дориан. – Вы спасли цивилизацию! Честное слово, выпивка вам будет.
Он принес большой бокал любимого Гиббсом шампанского, денег не взял и выбежал из галереи.
Джоан стояла в первом зале. Из бокового окна она увидела немыслимые вещи, которые хотела увидеть. Она увидела ало-синий флаг, стоящий в клумбе спокойно, словно тропический цветок. Но пока она шла от окна к двери, он исчез, напоминая ей, что это – всего лишь сон. Два человека сидели в автомобиле, и он уже двигался. Они были в больших очках, но она их узнала. Вся мудрость ее, весь скепсис, весь стоицизм, все благородство удержали ее на месте, и она застыла, как изваяние. Собака по имени Квудл прыгнула на сиденье, обернулась и залаяла от радости. И, хотя леди Джоан вынесла все остальное, тут она заплакала.
Но и сквозь слезы видела она странные события. Дориан Уимпол, одетый и модно, и небрежно, как и подобает на выставке, ни в малой мере не походил на изваяние. Сбежав по ступенькам, он погнался за автомобилем и вскочил в него так ловко, что далее изящный цилиндр не сдвинулся с места.
– Здравствуйте, – любезно сказал он Дэлрою. – Я прокатил вас, теперь прокатите меня.
Глава 21
ДОРОГА В КРУГВЕРТОН
Патрик Дэлрой посмотрел на неожиданного гостя сурово, но весело, и сказал только одно:
– Я не крал у вас автомобиля, поверьте, не крал.
– Конечно! – отвечал Дориан. – Я все потом узнал. Поскольку вы, как говорится, гонимый, нечестно скрывать от вас, что я не разделяю взглядов Айвивуда. Я несогласен с ним, или, точнее, он со мной несогласен с тех пор, как я проснулся, наевшись устриц, в палате общин и услышал, что полисмен выкликает: «Кто идет домой?»
– Неужели, – удивился Дэлрой, хмуря рыжие брови, – там задают такой вопрос?
– Да, – равнодушно ответил Уимпол. – Это осталось с той давней поры, когда членов парламента били на улицах.
– Почему же их сейчас не бьют? – рассудительно спросил Патрик.
Они помолчали.
– Это великая тайна, – сказал капитан. – «Кто идет домой?» Поистине прекрасно!
Капитан принял поэта гостеприимно и благожелательно; однако поэт, хорошо понимавший таких людей, заметил, что он немного рассеян. Пока автомобиль летел, громыхая, сквозь дебри южного Лондона (Пэмп миновал Вестминстерский мост и направлялся к холмам графства Суррей), большие синие глаза рыжего гиганта зорко оглядывали улицы. После долгого молчания он выразил свою мысль:
– Вас не удивляет, что теперь развелось столько аптекарей?
– Правда? – легкомысленно спросил Уимпол. – Да, вон две аптеки почти рядом…
– И владелец один и тот же, – сказал Дэлрой. – Некий Крук. Я видел за углом еще одно заведение. Какое-то вездесущее божество!
– Должно быть, большое предприятие, – заметил Уимпол.
– Я бы сказал, слишком большое, – отвечал Дэлрой. – Зачем нужны две аптеки рядом? Неужели покупатель идет одной ногой в одну, другой – в другую? А может, в одной он покупает кислоты, в другой щелочи? Слишком сложно. Какая-то двойная жизнь.
– Наверное, – сказал Дориан, – у мистера Крука большой спрос. Он продает какое-нибудь ценное лекарство.
– Мне кажется, – сказал капитан, – что спрос на лекарство ограничен. Если кто-нибудь продает хороший табак, люди могут курить больше и больше. Но я никогда не слышал, чтобы упивались рыбьим жиром. Даже касторка вызывает скорее почтение, чем любовь.
Помолчав немного, он прибавил:
– Знаешь, Пэмп, надо бы тут остановиться на минуточку.
– Хорошо, – сказал Хэмфри. – Только ничего не устраивай.
Автомобиль остановился перед четвертым владением Крука, и Дэлрой вошел и вышел прежде, чем Пэмп и Уимпол успели обменяться словом. Лицо его, особенно рот, выражало что-то неясное.
– Мистер Уимпол, – сказал капитан, – не окажете ли вы нам честь, не пообедаете ли с нами? Обедать мы будем под изгородью или на дереве. Вы понимающий человек, а за ром и за сыр мистера Пэмпа прощения не просят. Мы поедим и выпьем вволю. Это будет пир. Я не совсем точно понимаю, друзья мы или враги, но сегодня у нас перемирие.
– Надеюсь, мы друзья, – сказал поэт и улыбнулся. – Но почему же перемирие именно сегодня?
– Потому что завтра будет бой, – отвечал Патрик. – Я не знаю, на чьей вы стороне, но только что сделал важное открытие.
И он замолчал и молчал, пока они выезжали из Лондона в леса и холмы, окаймляющие Крайдон. Он думал. Дориана коснулось легкое крыло того нестойкого сна, который прилетит к вам, если вы смените душные залы на свежий ветер. Даже Квудл заснул, свернувшись клубком. Что же до Пэмпа, он обычно молчал, когда был занят делом. Поэтому и случилось так, что много ландшафтов пронеслось мимо и много времени прошло, прежде чем снова началась беседа. Небо сменило бледное золото и бледную зелень на жаркую синеву звездной ночи. Лес, длинным дротиком летящий по сторонам, был огорожен и походил на парк – прямоугольники темного бора в длинных серых коробках. Потом коробки исчезли, сосны унеслись назад, дорога стала двоиться и даже ветвиться. Через полчаса Дэлрой заметил в пейзаже что-то знакомое; а Хэмфри Пэмп давно знал, что едет по родному краю.
Собственно говоря, разница была не в том, что дорога шла в гору, а в том, что она непрестанно петляла. Она походила на тропку и казалась почти живой, когда была всего круче и непонятней. Они поднимались на большой холм, состоящий из маленьких круглых холмов, как монастырь – из обителей, и дорога непрестанно окружала то один из них, то другой. Трудно было поверить, что она рано или поздно не завяжется узлом.
– У автомобиля закружится голова, – нарушил молчание Патрик.
– Вполне возможно, – улыбнулся Уимпол. – Вы, наверное, заметили, что мой автомобиль гораздо устойчивей.
Патрик засмеялся не без смущения.
– Надеюсь, он вернулся к вам в сохранности, – сказал он. – Этот не может ехать быстро, но он прекрасно карабкается. А сейчас это нужно.
– Да, – сказал Дориан, – дорога неровная.
– Вот что! – вскричал Патрик. – Вы англичанин, я – нет. Вы должны знать, почему она так петляет. Прости нас, Господи, но мы, ирландцы, не понимаем Англии. Да она и сама себя не понимает. Она не ответит, почему дорога вьется, и вы не ответите.
– Не скажите, – со спокойной иронией возразил Дориан, и Патрик с неспокойной иронией возопил:
– Прекрасно! Новые песни автомобильного клуба! Кажется, мы все здесь поэты. Пусть каждый напишет, почему дорога петляет. Скажем, вот так, – прибавил он, ибо автомобиль чуть не свалился в болото.
И впрямь Пэмп одолевал крутизну, которая скорее подходила бы горной козе, чем автомобилю. Быть может, ощущение это усиливалось, ибо спутники его, каждый по-своему, привыкли к более ровной земле. Им казалось, что они петляют по лабиринту улочек и одновременно взбираются на башню в Брюгге[88].
– Это дорога в Кругвертон, – весело сказал Патрик. – Очень красиво. Полезно для здоровья. Непременно посетите. Налево, направо, прямо, за угол и назад. Для моих стихов подходит. Что ж вы, лентяи, не пишете?
– Если хотите, я попробую, – сказал Дориан, еще не утративший самолюбия. – Но уже стемнело, и темнеет все больше.
И впрямь между ними и небом нависла тьма, подобная полям великаньей шляпы; лишь в просветы ее глядели крупные звезды. Внизу большой холм был почти голым, повыше на нем росли деревья, словно птицы, стерегущие гнездо. Лес казался больше и реже, чем тот, который венчает холм Ченктонбери, но не уступал ему в поэтичности. Автомобиль едва петлял меж деревьев по ленте тропы. Изумрудное мерцание и серые корни буков напоминали о морском дне и морских чудищах, тем более что на земле рдели пурпуром и медью грибы, словно обломки заката, упавшие в море, или особенно яркие медузы и актинии. Однако путникам казалось и другое-что они высоко вверху, чуть ли не в небе. Яркие летние звезды, сверкавшие сквозь крышу листьев, могли оказаться небесными цветами.
Хотя путники въехали в лес, словно вошли в дом, они все так же кружились, как будто дом этот – карусель или вращающийся замок из старой пантомимы. Звезды тоже кружились над головой, и Дориан был почти уверен, что уже в третий раз видит один и тот же бук.
Наконец они достигли места, где холм вздымался к небу лесистым конусом, вздымая вместе с собою деревья. Здесь Пэмп остановился и взобрался по склону к корням огромного, но низкого бука, чьи сучья распростерлись на четыре стороны света, словно гигантские щупальца. Наверху, между ними, было дупло, подобное чаше, и Хэмфри Пэмп Пэбблсвикский внезапно исчез в нем.
