Теодор Драйзер - Сестра Керри
— Разве вы не можете подождать еще немного? — нежно спросила она. — Я постараюсь узнать, когда он уезжает.
— Что пользы в том? — воскликнул Герствуд все с той же пылкостью.
— Может быть, нам удастся куда-нибудь уехать.
В сущности, положение не стало яснее для Керри, но постепенно в ее сознании происходил тот сдвиг, который заставляет женщину уступить из любви к мужчине. Герствуд не понял этого. Он думал лишь о том, как ее убедить, какими доводами заставить ее бросить Друэ. Он спрашивал себя, как далеко решится зайти Керри в своей любви к нему, и старался подыскать такой вопрос, который заставил бы ее сказать об этом откровенно.
Наконец у него мелькнул в голове один из таких удачных, вопросов, которые, часто маскируя наши истинные желания, позволяют уяснить стоящие на нашем пути препятствия и тем подсказывают какой-то выход. Слова, которые он произнес, отнюдь не совпадали с его намерениями и вырвались у него раньше, чем он успел обдумать их.
— Керри, — начал он, глядя ей прямо в лицо и напуская на себя глубокую серьезность, которой сейчас в нем вовсе не было, — Керри, если бы я пришел к вам, скажем, на будущей неделе или даже на этой, хотя бы даже сегодня, и сказал, что мне необходимо уехать, что я не могу больше оставаться здесь ни одной минуты и никогда уже не вернусь, — пошли бы вы тогда за мной?
Его возлюбленная посмотрела на него взглядом, исполненным преданности, и ответ ее был готов прежде, чем Герствуд успел договорить.
— Да, — сказала она.
— Вы не стали бы спорить, не стали бы отговаривать меня? — настаивал он.
— Если бы вы не могли ждать? Нет, не стала бы!
Герствуд улыбнулся, поняв, что она приняла его слова совершенно всерьез. Ему рисовалась возможность очень приятно провести неделю или две. Он мельком подумал, не сказать ли ей, что он шутит, и таким образом рассеять ее милую серьезность, но слишком уж очаровательна она была в эту минуту. И он не стал ее разубеждать.
— А если, предположим, у нас не хватило бы времени обвенчаться здесь? — спросил он, ухватившись за вдруг блеснувшую мысль.
— Если мы обвенчаемся, как только прибудем на место, все будет в порядке.
— Я именно так и думал, — сказал Герствуд.
— Да.
День теперь казался Герствуду еще более светлым и радостным.
Он сам удивлялся: как пришла ему в голову такая мысль? При всей своей несбыточности она была столь удачна, что он не мог сдержать улыбки. Благодаря ей Керри доказала, как она любит его. Теперь у него не оставалось никаких сомнений. Он найдет способ овладеть ею!
— Хорошо, — шутливо сказал Герствуд, — в один из ближайших вечеров я приеду и украду вас!
И он весело рассмеялся.
— Но только я не останусь с вами, если мы не обвенчаемся, — с задумчивым видом произнесла Керри.
— Я и не стал бы требовать этого, — нежно ответил он и взял ее за руку.
Теперь, когда все стало ясно, Керри почувствовала себя бесконечно счастливой. Она еще сильнее полюбила Герствуда, увидев в нем своего спасителя. Что же касается ее поклонника, то вопрос о женитьбе не тревожил ее. Герствуд думал лишь о том, что при такой сильной любви не должно быть препятствий к его будущему счастью.
— Давайте пройдемся, — предложил он, вставая и обводя парк довольным взглядом.
— С удовольствием! — отозвалась Керри.
Они прошли мимо какого-то молодого ирландца, проводившего их завистливым взглядом.
«Хороша парочка, ничего не скажешь! И, наверное, очень богаты…» — заметил тот про себя.
16. Неразумный Аладдин. Ворота в мир
Вернувшись в Чикаго, Друэ решил уделить некоторое внимание тайному ордену Лосей, к которому он принадлежал. Дело в том, что в дороге он получил новое доказательство могущества своего ордена.
— Вы не представляете себе, как полезно быть масоном! — сказал ему в разговоре другой коммивояжер. — Взгляните-ка на Газенштаба. Он звезд с неба не хватает. Конечно, он представитель солидной фирмы, но одного этого далеко недостаточно. Я вас уверяю, что главное тут — его высокое положение в ордене. Он один из самых видных масонов, а это много значит. У него есть тайный знак — штука немаловажная.
Друэ тут же решил, что ему следует побольше интересоваться подобными делами, поэтому, вернувшись в Чикаго, он тотчас же посетил главную квартиру тайного ордена Лосей.
— Слушайте, Друэ, вы пришли очень кстати! — сказал мистер Гарри Квинсел, видный член местного отделения ложи. — Вот вы-то и сможете нам помочь.
Разговор происходил после делового заседания, и в зале стоял гул голосов. Друэ переходил с места на место, обмениваясь приветствиями и шутками с десятком знакомых.
— Какое такое у вас дело? — добродушно спросил он, с улыбкой глядя на своего собрата по ложе.
— Мы хотим устроить через две недели спектакль. Не знаете ли вы какой-нибудь молодой женщины, которая согласилась бы принять в нем участие? Роль очень легкая.
— Конечно, найдется! — ответил Друэ.
Он даже не потрудился вспомнить, что среди его знакомых не было ни одной женщины, которую он мог бы привлечь к этой затее. Просто его врожденное добродушие подсказало утвердительный ответ.
— Так вот, послушайте, я расскажу вам, в чем дело, — продолжал мистер Квинсел. — Нам необходимо приобрести новую мебель для ложи, а денег в кассе сейчас маловато. Мы и подумали, что можно раздобыть деньги, устроив спектакль.
— Ну, конечно! — поддержал его Друэ. — Отличная мысль.
— У нас есть несколько весьма талантливых молодых людей. Взять, например, Гарри Бэрбека — он прекрасно имитирует негров. Мак-Льюис совсем неплохой трагик. Вы когда-нибудь слыхали, как он декламирует «Над холмами»?
— Нет, не приходилось.
— Ну, так поверьте мне, читает великолепно!
— И вы хотите, чтобы я нашел вам женщину для участия в спектакле? — спросил Друэ. Разговор уже наскучил ему, и он хотел отделаться от собеседника. — А что вы будете ставить?
— «Под фонарем», — сказал мистер Квинсел.
Это знаменитое произведение Августина Дэйли успело уже пережить дни успеха на большой сцене и перейти в репертуар любителей, причем наиболее трудные места были вычеркнуты, а число действующих лиц сведено к минимуму. Друэ когда-то видел эту пьесу.
— Очень хорошая вещь! — одобрил он. — Она должна иметь успех. Вы загребете уйму денег.
— Мы тоже надеемся, что пьеса будет иметь успех, — сказал мистер Квинсел. — Смотрите, не забудьте найти кого-нибудь для роли Лауры, — закричал он, видя, что Друэ обнаруживает некоторое нетерпение.
— Будьте спокойны! Я позабочусь об этом.
Друэ ушел, тотчас же позабыв о словах Квинсела, как только тот умолк. Он даже не позаботился спросить, где и когда состоится спектакль.
Но день или два спустя он получил напоминание в виде письма, в котором сообщалось, что первая репетиция пьесы «Под фонарем» назначена на пятницу, а потому мистера Друэ просят срочно сообщить адрес его знакомой, чтобы препроводить ей роль.
— О, черт! — вырвалось у молодого коммивояжера.
«Кто же из моих знакомых годится для такой роли? — подумал он, почесывая розовое ухо. — Я вообще не знаю никого, кто бы хоть что-нибудь понимал в любительских спектаклях!»
Он стал перебирать в памяти знакомых женщин и остановился на одной из них лишь потому, что та жила неподалеку, на Западной стороне. Выйдя в тот вечер из дому, он решил первым делом отправиться к ней. Но стоило ему очутиться на улице и сесть в конку, как все это мгновенно вылетело у него из головы. О своем упущении он вспомнил, лишь прочитав краткую заметку в «Ивнинг Ньюс», где говорилось, что местная ложа ордена Лосей устраивает шестнадцатого числа спектакль в Эвери-холл, причем будет исполнена пьеса «Под фонарем».
— Вот те на! — воскликнул Друэ. — Опять забыл!
— Что такое? — поинтересовалась Керри.
Они сидели за маленьким столиком в комнате, где находилась переносная газовая плитка. Иногда Керри готовила дома, и как раз в этот вечер ей захотелось устроить домашний ужин.
— Да вот спектакль в моей ложе! Они ставят пьесу и просили меня найти кого-нибудь для женской роли.
— Что же они собираются ставить?
— «Под фонарем».
— А когда?
— Шестнадцатого.
— Почему же ты не исполнил их просьбы? — спросила Керри.
— Потому, что я никого не знаю, — признался Друэ.
Вдруг он поднял глаза и взглянул на Керри.
— Послушай, — сказал он, — хочешь играть на сцене?
— Я? — изумилась Керри. — Но ведь я не умею.
— А откуда ты знаешь, что не умеешь? — задумчиво произнес Друэ.
— Но ведь я никогда не играла, — ответила Керри.
И все же ей было приятно, что он подумал о ней. Она просияла, ибо ничто на свете не привлекало ее так, как сценическое искусство.
А Друэ, верный своей натуре, ухватился за эту мысль, найдя столь легкий выход из положения.
