Михаил Веллер - Приключения майора Звягина
Он скромничал. Володина жизнь теперь била ключом, и все, как говорится, по голове: мозги вправлялись. Дни складывались в недели, и ни одна неделя не обходилась без происшествий.
Он филонил дома с привычной простудой, полеживал поутру с книжечкой, оставшись один, когда в дверь отчаянно зазвонили. Прошлепал в трусах:
– Кто там?
– Откройте, ради Бога, скорее, – задыхающийся женский голос.
В дверном глазке – светловолосая девушка, пальтишко запахивает на горле, милая вроде, испуганная вроде… на площадке больше никого нет.
– Пожалуйста, впустите меня, скорее!.. – Володя растерянно протянул руку за своим пальто к вешалке, задрапировался им, и отворил. Девушка влетела молниеносно и бесшумно и захлопнула за собой дверь. Нашла взглядом и повернула выключатель.
– Уф-ф… – с огромным облегчением перевела дух она.
– Э-э… вы не объясните, в чем дело?.. – спросил Володя, в меру ошарашенный этим явлением.
– Простите. Сейчас все объясню, конечно, – благодарно произнесла девушка, налаживая дыхание. – Такое вторжение… Ну, бывают в жизни ситуации… понимаете?..
Он начал понимать, кивнул с превосходством благополучного хозяина над застигнутым грозой гостем, и даже перестал стесняться своих голых ног из-под пальто.
– Ну, как мужчина женщину, вы меня можете понять, наверное?.. Я была… в гостях… ну, у человека… и тут…
Володя сочувственно кивнул и улыбнулся осторожно. Девушка была определенно мила. Лет двадцати пяти, не старше. Глазки карие, ресницы мохнатые, ручки маленькие, – это он рассмотрел уже в комнате, куда они как-то незаметно переместились.
– Вы садитесь, – предложил он, и она села.
– Короче, пришлось удирать, – она состроила комическую гримасу, а сама еще подрагивала. – Простите, – сказала она, – колотит еще. У вас не нашлось бы капельку чего-нибудь выпить?
– Если вас устроит дешевый портвейн… – промямлил Володя.
– Обожаю его как память о студенческих годах. – «Сколько же ей лет?..» Он полез в стенной шкаф и из старой коробки со щетками и кремами извлек завернутую в газету бутылку – заначка профессионала. На кухне открыл ее, нацепил быстро штаны и свитер, прихватил рюмки.
– А можно ударную дозу? – невинно спросила она. Он улыбнулся, пожал плечами; применили стаканы, и удачно применили, просто сказочно славно день начинался.
– Если уж за знакомство – меня зовут Марина.
– Володя. Что же вы не снимаете пальто? давайте, я повешу в прихожей.
– Меня все еще трясет. Можно, я посижу пока так?
Бутылка кончилась быстро, и Володя воспарил в высокие выси, любуясь красавицей. Если вам доведется пить в обществе, найдите взглядом самую некрасивую женщину и не отводите глаз на протяжении всего времени; в тот момент, когда она покажется вам милой и желанной – встаньте и идите домой: вы пьяны; так гласит древний английский рецепт. Но Марина была в самом деле красива, и ясный блеск глаз, нежный поворот шеи, изысканная впадинка под скулой – все было всамделишным, а не алкогольной иллюзией.
– Вам не жарко? – спросил Володя, невинно желая (кроме естественного гостеприимства, да и невоспитанно, в конце концов, сидеть в гостях за столом – в пальто) увидеть чуть больше, чем позволяла угадывать мохнатая бежевая ткань на жесткой, очевидно, подкладке.
Марина достала из кармана длинную красную пачку, вытащила тонкую коричневую сигарету, душисто пыхнула от поднесенной им спички и просто сказала:
– У меня под ним ничего нет. Не успела.
– А? – идиотски спросил Володя, раскрывая рот набок, как хваченный кондрашкой.
– Хотя и жарко, – улыбнулась Марина, встала, расстегнула пуговицы, глядя ему в глаза, сняла пальто и повесила на спинку соседнего стула.
На ней были чулки и туфли.
Она была безупречна; а все подробности потрясенный Володя пожирал выпученными глазами по отдельности и в совокупности, и чувство реальности покинуло его, а вместо него появилось другое чувство, как нельзя более естественное. Она села, закинула ногу на ногу и продолжала курить.
– Сейчас я бы с удовольствием выпила кофе, – улыбнулась она.
Володя деревянно кивнул, не своим голосом идиотски сказал:
– Естественно, – хотя что ж тут было естественного, с другой стороны, и, шарахаясь и задевая стены, пошел на кухню. Там он уронил ряд предметов кухонной утвари и сварил кофе.
– Надеюсь, я вас не очень шокирую, – просто и дружественно произнесла Марина, прихлебывая.
– Н-нет, – проблеял он, тщетно изображая, что все в порядке.
– А душ тоже можно принять?
– П-пы-пожалуйста. – Через минуту она высунулась из ванной, где шумел душ:
– Володя, извините, вы не заняты? Можно вас на минуточку?
Он пошел на зов, с трудом храня равновесие в карусели грез, видений, мечтаний и прочих вожделений.
– Я злоупотребляю вашим гостеприимством, но если бы вы были так любезны потереть между лопаток, – она была сама вежливость, воспитанность и простота, и от этого контраста ее тона и ситуации, к которой этот тон применялся, у Володи заклинивало мозги.
– Я бы советовала вам раздеться, а то всю одежду намочит, – порекомендовала она, изгибаясь всем задним фасадом под его рукой с намыленной губкой.
Шнур догорел. «Не может быть!!» – взорвался в мозгу динамитный патрон, и Володя, ослепнув от предощущения невозможных наяву блаженств, бросился в море любви.
Это оказалось весьма бурное море, ласковое и нежное, где шторм и штиль сменяли друг друга, а качка бросала до небес, отделяя душу от тела, и неизвестно, сколько именно алмазов можно насчитать в упомянутых небесах, но море было бескрайне и неутомимо, и Володя сосчитал все алмазы, или во всяком случае гораздо более, нежели мог предполагать.
– Откуда ты взялась?.. – неземным голосом вопросил он, с трудом всплывая в реальность, где через полчаса дочка должна была вернуться из школы.
– С улицы, отвечал Гаврош. – Она поцеловала его, встала с измочаленной постели и пошла в душ. – Нет-нет, теперь я сама.
После душа влезла в пальто, из другого кармана извлекла косметичку и стала набрасывать грим.
– А теперь – еще кофе и пару бутербродов. – Скомандовала. Ласково, но скомандовала.
Он неверными руками напялил домашний наряд и выполнил приказ, плывя в сладком изнеможении.
– Послушай… почему? – Она проглотила кусок и улыбнулась ему.
– Я что… нравлюсь тебе?..
– Кокетка, – сказала она. – А что, такой мужчина, как ты, может не нравиться женщине?
– Да чем, собственно?.. – Он добросовестно осмотрел себя взором глаз и взором мысленным, и пожал плечами.
– В тебе масса мужества, которое только и жаждет реализации, – пояснила она. – И настоящая женщина это всегда чувствует. А этому, знаешь, очень трудно противиться.
Володя сглотнул.
– У меня никогда в жизни так не было, – сказал он.
– У меня тоже, – с некоторым укоризненным назиданием прозвучал ответ.
Она взглянула на настенные часы и встала уходить, и он ее не удерживал, а даже воспринял предстоящий уход с благодарностью, потому что до прихода дочери оставалось минут десять, пожалуй.
– Телефон дай, – попросил он в прихожей.
– Не надо, – покачала она головой.
– Почему?!
– Это было так хорошо… и неожиданно… как сказка… так в жизни даже не бывает…
– Я не могу больше не увидеть тебя!!! – он был опять сбит с ног, ошарашен, смят.
– Ну что ты, – она ласково поцеловала его в щеку. – У тебя, конечно, много женщин… ты донжуан, ловелас, бабник, трахальщик, что там еще…
– Нет!!! – закричал Володя.
– Не смеши меня, милый, я не девочка. Будем это считать просто приключением. Но это было самое замечательное приключение в моей жизни, – с искренностью и страстью прошептала она.
– Ты мне позвонишь?
– Не надо.
– Почему?!
– Потому что еще одна такая встреча – и я не смогу без тебя жить. За эти несколько часов все во мне перевернулось, понимаешь? У женщин это не так, как у мужчин.
– У меня тоже перевернулось!
– У тебя семья. Дети.
– Я все равно уеду! – вырвалось у него.
– Куда?
– В Америку! – отчаянно выдал он.
– Говорят, там женщин еще больше, чем здесь, – улыбнулась она и открыла дверной замок. – Мне пора бежать, милый. – И только тут он спохватился:
– Но куда же ты… так?.. Она махнула рукой:
– Схвачу машину… ничего, не простужусь. – И, выскользнув из его объятий, исчезла, защелкнув за собой дверь.
Володя добрел до постели и рухнул в полубессознательном состоянии. Он щипал себя и мотал головой,. но на столе стояли две чашки, и два стакана, и окурки в пепельнице были тонкие, коричневые, и ныло тягуче и сладко внизу живота.
Окурки. Он взглянул на часы и стал быстро прибираться, успев даже постелить чистую простынь: «Был жар, вспотел…»
Ну, пот-то высох, и был смыт душем, и видение рядом под душем колыхалось помрачающе; а вот жар не вовсе исчез, прижился в глубине, как рдеющий уголь под пеплом и золой, способный в любой миг дать пламя, яркое, с треском, только раздуй его.
