Оноре Бальзак - Темное дело
Лорансе достаточно было приказать Марте, Катрине и чете Дюрие никуда не отлучаться из замка и не выглядывать наружу, чтобы они в точности исполнили ее распоряжение. После каждой поездки в лес лошадей оставляли на дороге в старой канаве, возле пролома в стене, а отсюда Робер и Мишю, самые сильные из всего отряда, незаметно переносили мешки через брешь в подвал, расположенный под лестницей так называемой Барышниной башни. Вернувшись в замок в шестом часу вечера, четверо дворян и Мишю тотчас же принялись зарывать золото. Лоранса и д'Отсэры считали, что вход в подвал надо замуровать. За эту работу взялся Мишю, а помогать ему должен был Готар, который тут же побежал на ферму взять несколько мешков извести, оставшиеся после постройки дома, Марта же вернулась к себе, чтобы тайком выдать их Готару. Ферма, построенная для Мишю, стояла на холме, с которого он некогда увидел жандармов, а дорога туда шла оврагом. Мишю сильно проголодался и так спешил, что к половине восьмого все уже было кончено. Он быстрым шагом пошел домой, намереваясь предупредить Готара, чтобы тот не приносил последнего мешка извести, который, как сначала казалось, еще понадобится. Ферма была уже оцеплена: сен-синьский полевой сторож, судья, писарь и три жандарма, услышав шаги Мишю, попрятались, чтобы дать ему войти в дом.
Мишю встретил Готара, шедшего с мешком на плече, и издалека крикнул ему:
— Кончено, малыш! Тащи его назад и пообедай с нами.
Мишю, весь в поту, перепачканный известью, грязью и песком, весело вошел к себе в кухню, где Марта с матерью поджидала его, чтобы подать суп.
В ту минуту, когда Мишю открывал водопроводный кран, собираясь вымыть руки, вошел судья, а вслед за ним писарь и полевой сторож.
— Чем можем служить, господин Пигу? — спросил Мишю.
— Именем императора и закона я арестую вас! — провозгласил судья.
Тут появились три жандарма; они ввели Готара. При виде треуголок с галуном Марта и ее мать в ужасе переглянулись.
— Вот как? А за что? — спросил Мишю и, сев к столу, обратился к жене: — Подай мне, до смерти есть хочется.
— Сами знаете за что, — сказал судья и, предварительно показав Мишю ордер на арест, дал знак писарю, чтобы тот приступил к составлению протокола.
— Что ты разинул рот, Готар? Будешь обедать или нет? — спросил Мишю. — Пусть себе пишут на здоровье, что им вздумается.
— Вы признаете, что платье на вас испачкано и порвано? — спросил судья. — Вы не отрицаете также тех слов, которые сказали Готару сейчас во дворе?
Марта, пораженная хладнокровием мужа, подавала ему обед, а Мишю ел жадно, как очень проголодавшийся человек, и не отвечал судье; рот у него был набит, а совесть чиста. Зато у Готара от ужаса кусок не шел в горло.
— Послушайте, — шепнул полевой сторож на ухо Мишю, — куда вы девали сенатора? Ведь вам, как говорят судейские, грозит смертная казнь.
— О, боже мой! — воскликнула Марта, расслышавшая последние слова сторожа, и упала, точно сраженная молнией.
— Наверно, Виолет сыграл с нами какую-нибудь скверную шутку! — воскликнул Мишю, вспомнив рассказ Лорансы.
— А, так вам известно, что Виолет вас видел? — подхватил мировой судья.
Мишю прикусил язык и решил, что больше не произнесет ни слова. Готар благоразумно последовал его примеру. Убедившись, что все попытки заставить Мишю говорить бесполезны, зная к тому же, что он слывет в округе человеком коварным, судья распорядился связать ему и Готару руки и увести их в сен-синьский замок, куда направился и сам, рассчитывая застать там старшину присяжных.
Молодые дворяне и Лоранса так проголодались и им так хотелось поскорее сесть за стол, что они предпочли не тратить времени на переодевание. В столовую, где их уже с некоторой тревогой поджидали супруги д'Отсэры, Лоранса явилась в амазонке, а молодые люди в лосинах, ботфортах и зеленых суконных куртках. Старичок перед тем заметил, что они то уезжают куда-то, то возвращаются, а главное, что они относятся к нему с недоверием; но ведь не могла же Лоранса услать его из дому, как своих слуг. И после того как один из сыновей уклонился от ответа на его вопрос и убежал, старик признался жене:
— Боюсь, как бы Лоранса опять какой-нибудь штуки не выкинула!
— На что же вы сегодня охотились? — спросила г-жа д'Отсэр у Лорансы.
— Погодите, в свое время узнаете, в каком ужасном деле приняли участие ваши сыновья, — ответила та, смеясь.
Хотя это было сказано шутя, тем не менее ответ Лорансы страшно испугал пожилую даму. Катрина доложила, что кушать подано. Графиня взяла под руку старика д'Отсэра и лукаво улыбнулась при мысли о том, какую каверзу она подстроила кузенам; теперь одному из них придется предложить руку г-же д'Отсэр, которой благодаря их сговору предстоит сыграть роль прорицательницы.
Госпожу д'Отсэр повел к столу маркиз де'Симез. После прочтения молитвы настала столь торжественная минута, что сердца Лорансы и ее кузенов бурно забились. Г-жа д'Отсэр, разливавшая суп, была поражена внезапным волнением близнецов и непривычно покорным видом Лорансы.
— Видимо, произошло что-то из ряда вон выходящее? — воскликнула она, глядя поочередно на всех троих.
— К кому вы обращаетесь? — спросила Лоранса.
— Да ко всем вам, — ответила г-жа д'Отсэр.
— Что касается меня, матушка, то я голоден как волк, — ответил Робер.
Взволнованная г-жа д'Отсэр протянула маркизу де Симезу тарелку, которая предназначалась младшему брату.
— Я, как в свое время ваша мать, постоянно путаю вас, несмотря на галстуки. Я думала, что предлагаю суп вашему брату, — сказала она, обращаясь к маркизу.
— Вы предложили ему гораздо большее, чем думаете, — сказал младший, бледнея. — Отныне он — граф де Сен-Синь.
Бедный юноша, обычно такой веселый, навсегда утратил свою жизнерадостность; но он нашел в себе силу взглянуть на Лорансу с улыбкой и подавить безграничное сожаление. В один краткий миг влюбленность растворилась в братской любви.
— Как? Разве графиня решила, кого ей выбрать? — воскликнула г-жа д'Отсэр.
— Нет, — отозвалась Лоранса, — мы предоставили решить этот вопрос судьбе, а вы стали ее орудием.
И Лоранса рассказала о соглашении, заключенном ими в то утро. Старший де Симез, видя, как внезапная бледность покрыла лицо его брата, еле сдерживался, чтобы не воскликнуть: «Женись ты на ней, а я удалюсь и умру». Когда стали подавать сладкое, обитатели Сен-Синя услышали стук в окно столовой со стороны сада. Старший д'Отсэр пошел к двери и впустил кюре; брюки священника были разорваны о колючки ограды, через которую он перелез.
— Бегите скорее! Вас собираются арестовать.
— Почему?
— Я еще не знаю, но за вами идут.
Эти слова были встречены дружным смехом.
— Да мы ни в чем неповинны, — воскликнули молодые люди.
— Повинны или неповинны, — ответил кюре, — а скорее садитесь на лошадей и мчитесь к границе. Потом докажете свою невиновность. Заочное осуждение можно обжаловать, но нельзя обжаловать приговор, порожденный народными страстями и подготовленный предрассудками. Вспомните слова президента де Арлэ: «Если бы меня обвинили в том, что я украл башни собора Парижской богоматери, я прежде всего сбежал бы».
— Но ведь бежать — значит признать себя виновным, — возразил маркиз де Симез.
— Не бегите!.. — сказала Лоранса.
— Опять эти возвышенные глупости! — воскликнул в отчаянии кюре. — Будь я всемогущим богом, я вас унес бы. Но если меня здесь застанут, особенно в таком виде, мой необычный визит обратят и против вас, и против меня, поэтому я бегу той же дорогой. Подумайте же о том, что я сказал. Еще есть время. Чиновники забыли, что стена вашего сада выходит в мой сад, а со всех других сторон вы окружены.
Советы бедного кюре имели не больше успеха, чем советы маркиза де Шаржбефа, но едва кюре успел уйти, как во дворе раздался шум приближавшейся толпы и лязг жандармских сабель. Эти звуки донеслись до гостиной.
— Такая общность наших жизней — чудовищна, — с грустью сказал младший Симез Лорансе, — и любовь наша — чудовищная любовь. Она тронула ваше сердце. Быть может, все близнецы, история которых нам известна, были так несчастны именно потому, что их появление на свет противоречит законам природы. А что касается нас — смотрите, как беспощадно нас преследует судьба. Рок самым жестоким образом откладывает осуществление принятого вами решения.
Лоранса была ошеломлена. В ушах у нее стоял какой-то шум, и сквозь него она услышала зловещие слова председателя совета присяжных:
— Именем императора и закона я арестую господ Поля-Мари и Мари-Поля Симезов, Адриена и Робера д'Отсэров. Эти господа, — добавил он, указывая сопровождающим его лицам на грязь, приставшую к платью арестованных, — вероятно, не станут отрицать, что часть нынешнего дня они провели верхом?
— В чем же вы их обвиняете? — гордо спросила мадмуазель де Сен-Синь.
— А барышню вы не задерживаете? — спросил Жиге.
