Халлдор Лакснесс - Атомная база

— Что с тобой?

— Ничего.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего не случилось.

Так я начинаю длинный и, наверно, очень значительный разговор, может быть, с каким-то бесплотным духом, может быть, с самой собой, может быть, с богом, давно забытым или даже никогда не существовавшим. Вдруг я поднимаю глаза и вижу — передо мной стоит человек и смотрит на меня.

— Мне показалось, ты хнычешь.

— Нет, нет. Я немного устала. Я только что приехала.

— Здравствуй, добро пожаловать! — говорит человек. — Неужели это ты?

— Кого я вижу! — восклицаю я. Это мой добрый знакомый, один из учеников органиста — развязный полицейский, никогда не терявший присутствия духа, всегда видевший вещи в их истинном свете, возможно, именно потому, что у него такой солидный зад.

Я встаю, как это делают крестьянки, когда здороваются с мужчиной, и говорю:

— Здравствуй.

— Куда направляешься, дорогая?

— Я только что приехала с Севера.

— В такое-то время? На рассвете?

— Автобус испортился, мы из-за этого опоздали и только что прибыли. Я жду, пока рассветет как следует, чтобы не будить людей.

— Послушай, дружок, давай выпьем кофе у нашего учителя, он вряд ли уже лег спать. И ты расскажешь нам о музыке на Севере.

— Лучше расскажи мне о том, что делается на Юге.

— Ах, дорогая, что могло произойти за это время? Убийство ребенка на улице теперь не новость, не новость и то, что люди напиваются до потери сознания, чтобы набраться храбрости и бить своих жен. Сейчас главный лозунг: продать страну, выкопать кости.

Я рассказала то немногое, что знала об этом: о приезде Богов с двумя ящиками, в которых, как они утверждали, были кости, и о том, что, пока наш пастор собирался устроить похороны, правительство забрало эти ящики.

— Да, бедняги эти Боги, — сказал развязный полицейский. — В тот самый день, когда кости прибыли из Копенгагена, представители иностранной державы потребовали подписания соглашения. Альтинг так спешил с продажей страны, что у него не хватило времени на торжественные похороны останков Любимца народа. Поэтому, когда кости прибыли, министр послал записку в порт и просил сдать их на склад «Снорри-Эдда», пока не закончится заседание альтинга. Заседание затянулось далеко за полночь, потому что коммунисты выступили против доллара, и альтингу удалось продать страну только к утру. А за это время бандиты выкрали кости.

— Значит, нас продали?

— Конечно. Продали суверенитет страны. О'кэй! На Рейкьянесе построят транзитный аэропорт, и там по пути с Запада на Восток будут отдыхать благотворительные миссии.

— Кто же на это согласился?

— Какой ты ребенок, если задаешь такие вопросы. Да все наши ура-патриоты.

— Те самые, которые клялись своими матерями?

— Конечно. Уж не думаешь ли ты, что кто-то другой хотел продать нашу страну?

— А народ?

— Нам в полиции дали приказ держать наготове слезоточивые бомбы и другие хорошенькие вещички для народа. Но народ ничего не сделал. Народ — ребенок. Его учат, что преступники находятся в тюрьме на Скоулавэрдустиг, а не в здании альтинга на Ойстурвёдлур. Может быть, он иногда и колеблется в своей вере, но, если политические деятели достаточно часто клянутся и достаточно громко кричат «ура», он снова начинает верить. Народу не хватает воображения, чтобы понять политиков. Народ слишком доверчив.

— Когда летом на Севере я услышала их клятвы, я сразу почувствовала, откуда ветер дует. Теперь меня так просто вокруг пальца не обведешь. И раз уж мне посчастливилось встретить знакомого, я хочу спросить тебя еще вот о чем: что нового в «Северной торговой компании»?

— Ты и этого не знаешь?

— Я ничего не знаю.

— И даже не знаешь, что он попал туда?

— Кто попал? Куда?

— Если ты ничего не слышала, то уж и не знаю, стоит ли тебе рассказывать.

— Туда? Куда туда?

— На Скоулавэрдустиг.

— В тюрьму?

— Когда говорят туда, это значит: туда, куда попадают мелкие преступники. Но пройдет время, и, я думаю, все уладится. Он зашел так далеко, что купил «кадиллак» у Кусачек — своего земляка. В сущности, его постигла неудача только в одном — как раз в том, о чем и его и нас всегда предупреждал органист: если ты собираешься совершить преступление, раздобудь сначала себе миллионера. Иначе ты будешь смешон и попадешь в тюрьму.

— А компания?

— Ее никогда и не было. И товаров тоже не было. Правда, он и не утверждал, что товары есть. Он только говорил: товары скоро будут. И продавал, продавал все, что только можно, и получал деньги. А когда он набрал полные руки денег и хотел ввезти товары для своих покупателей, «Снорри-Эдда» лишила его права на получение валюты! Правительство, которое является одним из предприятий «Снорри-Эдда» — этой жульнической компании, — решило доконать мелких молодых торговцев…

— Не могу понять, почему у меня так дрожат ноги. — Я взяла его под руку. По правде сказать, мне стало дурно, в глазах потемнело, и я чуть не потеряла сознание. Я попросила его на минуту остановиться и закрыла рукой глаза.

— Мне не следовало болтать об этом.

— Ничего. Я просто устала с дороги.

И мы направились по улице, затем переулками к дому органиста. Наконец я пришла в себя и проговорила:

— Раз уж продали нашу страну и наш народ, все остальное не так важно.

— Посмотрим, как поживает наш органист, — сказал развязный полицейский.

Глава двадцать пятая

До и после атомной войны

Конечно, этот счастливый человек был в хорошем настроении. Он ухаживал за цветами, рукава его были засучены по локоть, руки в земле. Он сажал розы, разрыхлял землю, обрывал сухие листья, вырывал сорняки, готовил цветы к зиме. Некоторые растения, даже розы, еще цвели. Но, оглядевшись, можно было заметить, что в доме стало еще более пусто, чем раньше: старая фисгармония и картина на стене исчезли. Кроме цветов да треногого дивана, на котором так неудобно сидеть, в комнате почти ничего не было.

— Здравствуйте, — весело и радушно, как в прежние дни, сказал органист, продолжая заниматься своим любимым делом. Одно его присутствие действовало успокаивающе. — Добро пожаловать!

Он стряхнул с себя землю и протянул мне теплую руку, потом поцеловал меня и повторил:

— Добро пожаловать к нам на Юг. — Он наговорил мне комплиментов, посмеялся надо мной и наконец пригласил к столу.

— Садитесь, пожалуйста, кофе сейчас будет готов.

Мы приспособили мой деревянный сундук вместо недостающей ножки дивана и сели. Органист смеялся и над тем, что мы сидим на таком плохом диване, и над собой — его владельцем.

— А где Клеопатра? — спросила я.

— Клеопатра уехала после смерти моей матери. Она, наверно, боялась из-за меня испортить свою репутацию. Клеопатра ведь всегда была немного мелкобуржуазна, но она великая женщина. Наполеон тоже был великий человек.

— Разве Наполеон великий? — спросил развязный полицейский.

— Подумать только, о чем ты рассуждаешь! Ты невыносимо серьезен, мой друг, — сказал органист.

— А как же иначе? — отозвался развязный полицейский. — Народ молчит. Мы с Углой только что говорили: народ слишком наивен, чтобы верить тому, что произошло. Простой народ не в состоянии этого понять. А ведь мы семьсот лет боролись за независимость!

— Не будет ли нескромным спросить, что ты имеешь в виду, мой друг?

— Что продали страну и выкопали кости. Что же еще?

— В чем дело, дети? Неужели вы не хотите иметь героев?

— Героев? Конечно. Только герои и могли продать страну, — насмешливо проговорил развязный полицейский.

— Если человек для достижения своей цели ставит на карту все, рискуя даже своей репутацией в случае поражения, то кого же еще называть героем, если не его?

— Но тогда, значит, и Квислинг герой, — возразил развязный полицейский. — Ведь он с самого начала знал, что его повесят и что норвежцы будут проклинать его и мертвого.

— А Геббельс, когда увидел, что игра проиграна, убил свою жену и шестерых детей, а потом покончил с собой. Некоторые, правда, считают, что героизм связан с целями борьбы, но это недоразумение. Кому-кому, а нам, исландцам, имеющим величайшую в мире героическую литературу, следовало бы знать, что такое герой. Наши герои — викинги, а викинги изрыгали ругательства, когда им отрубали головы. И с этой точки зрения у фашистов было не меньше героев, чем у союзников. Героизм отнюдь не определяется делом, ради которого он совершается. И я лично считаю, что за последние дни у исландского народа появились свои новые герои.

— А если они победят, они все равно останутся героями? — спросил развязный полицейский.

— Они сами хорошо знают, что никогда не победят. Никогда еще не случалось, чтобы те, кто продает свою страну, оказывались победителями. Побеждают всегда те, кто строит свою страну. Не нужно только путать героизм как понятие абсолютное со славой победителей. Убийца Европы Гитлер, несмотря на все поражения, и не подумал капитулировать. Он даже женился с веревкой на шее. А бандит Геринг? Он тоже неплохо держался. Существует, правда, и другая точка зрения. Некоторые полагают, что герои — это обыкновенные люди, всякие там чудаки и идеалисты, вроде нас с тобой. И тогда мы должны признать героями миллионы людей, сожженных Гитлером в газовых печах, и сотни миллионов женщин и детей, которые будут уничтожены атомной бомбой.