Бернард Маламуд - Помощник
Холодный дождь вымыл желтую слякоть из канав. Он не прекращался два дня. Элен обещала Фрэнку встретиться с ним в пятницу вечером, но ей смерть как не хотелось выходить под дождь. Улучив удобный момент, она сунула ему под дверь записку, а потом сошла вниз. В записке было сказано, что если Ник и Тесси пойдут в кино, Элен попробует пробраться в комнату Фрэнка.
В половине восьмого Ник постучал к Фрэнку и спросил, не хочет ли тот в кино. Фрэнк отказался, сославшись на то, что видел этот фильм. Ник сказал: «Пока!», и они с Тесси, завернутые в плащи и с зонтиками в руках, вышли из дому. Элен ждала, пока Ида спустится в лавку, к Моррису, но Ида сказала, что у нее болят ноги и она хочет отдохнуть. Тогда Элен сама спустилась вниз, громко стуча каблучками; она решила, что Фрэнк услышит, как она спускается, и догадается, в чем дело. Он поймет, что пока Ида слышит, куда Элен идет, она не сможет к нему прийти.
Однако через несколько минут Ида все-таки сошла вниз и сказала, что ей боязно наверху. Элен сообщила, что хочет зайти к Бетти Перл и сходить вместе с ней к портному, который шьет Бетти свадебное платье.
— На улице дождь, — сказала Ида.
— Знаю, мама, — ответила Элен, кляня себя за то, что вынуждена лгать.
Элен поднялась в свою комнату, надела шляпку, пальто и боты, взяла зонтик. Затем она спустилась вниз и громко хлопнула дверью, словно только что ушла. Потом осторожно отворила дверь и на цыпочках поднялась по лестнице.
Фрэнк догадался, что происходит, и как только она еле слышно постучала, сразу же открыл дверь. Элен была бледна, взволнована, но очень красива. Фрэнк обнял ее и почувствовал, как у нее бьется сердце.
«Сегодня она мне позволит» — подумал Фрэнк. Элен все еще чувствовала себя неловко. Ей потребовалось какое-то время для того, чтобы прийти в себя после того, как она солгала матери. Фрэнк выключил свет и настроил радиоприемник на легкую танцевальную музыку; теперь он лежал на кровати и курил. Элен несколько минут посидела в кресле, наблюдая за тем, как он курит, и слушая, как в окно, озаренное отблеском уличного фонаря, стучит дождь. Но когда он бросил окурок в стоявшую на полу пепельницу, она разулась и легла к нему на кровать, подвинув его к стенке.
— Вот так-то лучше, — вздохнул он.
Она лежала в его объятьях, закрыв глаза, ощущая спиной теплое, как рука, дыхание электрокамина. Сначала она как бы задремала, но потом очнулась: он начал ее целовать. Слегка напрягшись, Элен лежала без движения, а когда он перестал целовать, она обмякла. В окно тихо постукивал дождь, и Элен воображала, что это — теплый весенний дождь, хотя до весны еще было далеко. И в этом дожде росли всевозможные цветы, в том числе и весенние. И в цветочной тьме — сладкой цветочной ночью — она лежала с ним под звездным небом и подносила розу к своему горлу. Когда Фрэнк снова ее поцеловал, она страстно прильнула к нему.
— Дорогой!
— Элен, девочка моя, я тебя люблю!
Они еще раз, затаив дыхание, поцеловались, а потом Фрэнк стал расстегивать на ней блузку. Она села, чтобы расстегнуть лифчик, и почувствовала его пальцы у себя под юбкой.
Элен схватила его за руку.
— Пожалуйста, Фрэнк! Не надо так распаляться!
— Милая, чего мы ждем?
Он попытался просунуть руку дальше, но она сжала ноги. Тогда он схватил ее за плечи и повалил обратно на кровать. Она почувствовала, как он дрожит, прижавшись к ней, и на какое-то мгновение ей показалось, что он сейчас причинит ей боль, но этого не случилось.
Она лежала на кровати, застыв, не отвечая. Когда он снова ее поцеловал, она не шелохнулась. Через некоторое время он отпустил ее. При слабом свете электрокамина Элен увидела, какое у него несчастное лицо.
Она села на край кровати и застегнула блузку.
Фрэнк закрыл лицо руками. Он ничего не сказал, но она чувствовала, как он дрожит.
— О, Господи, — пробормотал он.
— Прости, — сказала Элен мягко. — Я тебе говорила, что не сделаю этого.
Прошло минут пять. Фрэнк медленно сел на кровати.
— Ты девушка, и поэтому боишься?
— Нет, не девушка, — сказала Элен.
— Я думал, что да, — сказал он удивленно. — Ты ведешь себя, как девушка.
— Я ведь сказала, что нет.
— Так почему же ты такая? Разве ты не понимаешь, каково это человеку?
— Я тоже человек.
— Так зачем ты это делаешь?
— Потому, что я считаю, что так надо.
— По-моему, ты сказала, что ты не девушка.
— Не обязательно быть девушкой, чтобы иметь свои идеалы по части секса.
— Я не понимаю. Если ты делала это раньше, почему ты не можешь этого теперь?
— Не могу — именно потому, что я делала это раньше, — сказала Элен, откидывая волосы. — В этом-то и суть. Я это делала, и потому не могу делать это с тобой. Я тебя предупреждала еще тогда, на Парквее.
— Не понимаю, — сказал Фрэнк.
— Это должно быть, когда любишь.
— Я же тебе сказал, Элен: я тебя люблю, — ты это знаешь.
— Но я тоже должна тебя любить. Иногда я думаю, что люблю, а иногда не уверена.
Он снова замолчал. Она отрешенно слушала музыку по радио.
— Фрэнк, не обижайся.
— Я устал от этого, — сказал он резко.
— Фрэнк, — продолжала Элен, — я сказала, что спала с кем-то другим, и, по правде говоря, мне жаль, что я это делала. Конечно, это доставило мне удовольствие, но потом я подумала, что дело того не стоило; только тогда, когда я соглашалась, я не знала, что буду такое думать, потому что я еще вообще не знала, чего хочу. Наверно, мне хотелось быть свободной, и я решила прийти к этому через секс. Но если не любишь, секс не приносит освобождения, и поэтому я дала себе слово, что не лягу в постель с мужчиной, которого не буду действительно любить. Я не хочу быть сама себе противна. Я не хочу поддаваться своим страстям, я хочу властвовать над собой, и ты тоже должен уметь владеть собой, если я тебя прошу. Я прошу это для того, чтобы когда-нибудь я могла тебя любить и не сдерживать себя.
— Ерунда какая-то, — сказал Фрэнк, — но, к его собственному удивлению, эти слова подействовали на него: он подумал, как прекрасно владеть собой, и ему захотелось, чтобы так было.
— Элен, — сказал он, — я не то хотел сказать.
— Знаю, — ответила она.
— Элен, — сказал он хрипло, — я хочу, чтобы ты знала, что я на самом деле очень хороший парень.
— Я так и думаю.
— Даже если я делаю что-нибудь плохое, я все равно хороший.
— Я понимаю, что ты имеешь в виду.
Они поцеловались, потом еще раз. Он подумал, что в жизни бывают вещи и похуже, чем ждать чего-то, от чего будет очень хорошо, когда ты это получишь.
Элен откинулась на кровати и задремала; она проснулась, когда вернулись Ник и Тесси и прошли к себе в спальню, обсуждая кинокартину, которую они только что смотрели. Это была картина о любви, и Тесси она очень понравилась. Когда они разделись и легли в постель, их двуспальная кровать заскрипела. Элен было не по себе из-за Фрэнка, но Фрэнк, казалось, вовсе не чувствовал неловкости. Ник и Тесси вскоре заснули. Элен прислушивалась к их тяжелому дыханию и думала, как ей спуститься на свой этаж, потому что если Ида не спит, она услышит шаги на лестнице. Но Фрэнк сказал, что он снесет ее на руках, а потом, через несколько минут, она поднимется наверх, как будто только что откуда-то пришла.
Она надела пальто, шляпку и боты, не забыла также зонтик. Фрэнк снес ее вниз по лестнице. Ида могла услышать на лестнице лишь его тяжелые шаги. Он поцеловал Элен на прощанье, пожелал ей спокойной ночи и пошел прогуляться под дождем, а вскоре Элен с шумом открыла дверь и поднялась к себе наверх.
После этого Ида заснула.
В дальнейшем Элен и Фрэнк снова встречались где-нибудь вне дома.
Однажды вечером, когда шел снег, входная дверь отворилась, и в лавку вошел сыщик Миногью; он толкал перед собою какого-то небритого верзилу в наручниках, лет двадцати семи, с усталыми глазами, без шляпы, в выцветшем зеленом плаще и хлопчатобумажных брюках. Войдя в лавку, тот поднял свои скованные руки и смахнул с мокрых волос снег.
— Где Моррис? — спросил Миногью у Фрэнка.
— В задней комнате.
— Проходи, — сказал Миногью верзиле в наручниках.
Они вошли в заднюю комнату. Моррис, сидя на кушетке, втихомолку курил. Он быстро выбросил окурок в мусорное ведро.
— Моррис, — сказал Миногью, — мне кажется, я поймал того субчика, который стукнул тебя по голове.
Лицо бакалейщика побелело, как мел. Он взглянул на верзилу, не вставая с кушетки.
— Я не знаю, он ли это, — пробормотал Моррис. — У него лицо было закрыто платком.
— Этот сукин сын — рослый малый, — сказал Миногью. — Тот, который тебя стукнул, тоже был высокий, правда?
— Нет, — сказал Моррис, — он был плечистый. Высокий был другой.
Фрэнк стоял в дверях, наблюдая за происходящим.
