Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 2
— Можешь представить, Бекки! сказалъ онъ. она разщедрилась только на двадцать фунтовъ!
Въ самомъ дѣлѣ, тетушка Матильда сыграла презлую шутку, и Ребекка имѣла полное право разразиться самымъ веселымъ смѣхомъ передъ кислымъ лицомъ своего супруга.
ГЛАВА XXV
Между Лондономъ и Четемомь
По пріѣздѣ изъ Брайтона, пріятель нашъ Джорджъ, какъ прилично джентльмену высшаго полета, путешествующему въ собственномъ экимажѣ на четверкѣ лошадей, остановился въ превосходной гостинницѣ на Кавендишскомъ-Скверѣ, гдѣ къ услугамъ его предложены были блистательныя комнаты, великолѣпный столъ и полдюжина чорныхъ лакеевъ, готовыхъ по одному мановенію исполнять приказанія всякаго рода. Джорджъ развернулся теперь въ полномъ блескѣ передъ своими закадышными друзьями, и Амелія въ первый разъ, съ чрезмѣрной робостію въ сердцѣ, должна была предсѣдательствовать за тѣмъ, что ея супрутъ изволилъ называть своимъ собственнымъ столомъ.
Джорджъ прихлебывалъ вино и бранилъ чорныхъ лакеевъ съ удивительнымъ величіемъ, и мистеръ Джозъ глоталъ черепаховый супъ съ отмѣннымъ апетитомъ. Доббинъ съ чрезмѣрной предупредительностью принялъ на себя хозяйственную роль, потому-что молодая леди, передъ которой поставили блестящую миску за столомъ, оказалась до того незнакомою съ содержавшейся въ ней влагой, что не хотѣла даже положить супу въ тарелку господина Седли.
Пышный аппартаментъ и богдоханское угощеніе, совершившееся въ немъ, значительно возмутили чувствительную душу мистера Доббина, и онъ поспѣшилъ выразить свое мнѣніе насчетъ этого пункта тотчасъ же послѣ обѣда, когда Джозъ уснулъ въ своихъ креслахъ. Но напрасно вопіялъ онъ противъ черепахи и непомѣрнаго употребленія драгоцѣнныхъ винъ.
— Я. привыкъ путешествовать джентльменски, сказалъ Джорджъ, и жена моя станетъ разъѣзжать какъ леди. Мистриссъ Джорджъ не потерпитъ ни малѣйшей нужды, какъ-скоро есть въ нашей шкатулкѣ какой-нибудь шиллингъ, заключилъ щедрый джентльменъ, совершенно довольный проявленіями своихъ великодушныхъ чувствъ.
И Доббинъ уже не хотѣлъ представлять умозрительныхъ доказательствъ, что счастіе Амеліи не могло заключаться въ черепаховомъ супѣ.
Вскорѣ послѣ обѣда, Амелія выразила желаніе повидаться съ своей мама, и великодушный Джорджъ, скрѣпя сердце, принужденъ былъ дать ей позволеніе съѣздить въ Фольгемъ, на «Аделаидины виллы». Амелія побрела въ свою пышную спальню, гдѣ на самой серединѣ возвышалась огромная похоронная постель, «на которой, въ древнія вренена, опочивала сестра Александра Македонскаго», и принялась надѣвать свою розовую шдяпку съ чрезмѣрной поспѣшностью и отрадой. Джорджъ продолжалъ пить свой кларетъ, когда она воротилась въ столовую и бросила на него нерѣшительный взглядъ.
— Ты не поѣдешь, мой другъ? спросила она.
— Нѣтъ, ступай одна. Я занятъ.
Его каммердинеръ получилъ приказаніе провожать мистриссъ Джорджъ. Когда карета остановилась у подъѣзда гостинницы, Амелія сдѣлала весьма неловкій книксенъ своему супругу, и заглянувъ ему раза два въ лицо, опустилась, съ грустнымъ видомъ, по большой лѣстницѣ, въ сопровожденіи капитана Доббина, который посадилъ ее въ карету, и наблюдалъ, какъ она поѣдетъ. Даже каммердинеру было стыдно, въ присутствіи трактирныхъ лакеевъ, произнесть передъ наемнымъ кучеромъ низкое имя Фольгема, и онъ обѣщалъ сказать этотъ адресъ на дорогѣ.
Доббинъ пошелъ домой на свою старую квартиру, раздумывая на дорогѣ, какъ было бы пріятно сидѣть въ каретѣ подлѣ мистриссъ Осборнъ. У Джорджа былъ другой вкусъ: опорожнивъ бутылку вина, онъ отправился въ театръ, посмотрѣть, какъ мистеръ Кинъ выполняетъ роль Шейлока въ «Венеціянскомъ купцѣ«. Мистеръ Осборнъ былъ большой любитель драматическаго искуства, и даже самъ отлично выполнялъ драматическія роли на домашнихъ театрахъ.
Джозефъ Седли продолжалъ покоиться сладкимъ сномъ. Были уже глубокія сумерки, когда пробудили его неосторожныя движенія слуги, убиравшаго графины и бутылки со стола. Не видя никого изъ своихъ друзей, онъ приказалъ подать карету, и благополучво отправился въ свою собственную квартиру, гдѣ ожидала его мягкая постель.
Мистриссъ Седли, какъ можете представить, съ восторгомъ прижала свою дочку къ материнскому сердцу. Лишь-только карета остановилась у маленькаго садика передъ окнами дома, старушка бросилась со всѣхъ ногъ встрѣтить плачущую, дрожащую, молодую супругу. Хозяинъ домика, старикъ Клеппъ, поливавшій цвѣты и одѣтый слишкомъ просто, по домашнему, то-есть, почти вовсе неодѣтый, машинально выбросилъ лейку изъ своихъ рукъ и поспѣшилъ спрятаться за кустомъ. Дѣвушка-ирландка опрометью выбѣжала изъ кухни навстрѣчу своей бывшей барышнѣ, и съ улыбкой проговорила; «Благослови васъ Богъ!» Среди развѣшанныхъ флаговъ домашняго бѣлья, Амелія съ трудомъ пробралась въ маленькую гостиную своихъ родителей.
Какъ отворились шлюзы въ глазахъ матери и дочери, когда онѣ принялись обнимать другъ друга, легко пойметъ и вообразитъ всякій читатель, способный къ сантиментальнымъ порывамъ. Когда не плачетъ женскій полъ? Какія обстоятельства жизни, радостныя или горестныя, не сопровождаются слезами съ его стороны? И еще бы не плакать теперь, при такомъ чувствительномъ свиданіи. Мать и дочь имѣли совершенное право дать полный разгудъ своей чувствительности, отрадной, нѣжной, и даже полезной для здоровья. Что касается до этого супружескаго пункта, я видывалъ женщинъ, ненавидящихъ другъ друга, и которыя, однакожь, обнмались, цаловались и плакали горько при кратковремениомъ свиданьи послѣ свадьбы. Такая чувствительность, само собою разумѣется, принимаетъ гораздо высшіе размѣры въ сердцахъ любящихъ женщинъ.
Такимъ образомъ, милостивые государи, прошу васъ имѣть нѣкоторое уваженіе къ мистриссъ Джорджъ и старушкѣ Седли; если онѣ обнимаются, перешептываются, плачутъ, смѣются и вздыхаютъ, окруженныя поэтическими сумерками въ маленькой гостиной. Старикъ Седли уважалъ и мать, и дочь. Онъ не угадалъ, кто сидѣлъ въ каретѣ, подъѣхавшей къ палисаднику его жилища. Онъ не выбѣжалъ на встрѣчу къ своей дочери, хотя поцаловалъ ее нѣжно, когда она вошла въ гостиную, гдѣ онъ, но обыкновенію, перебиралъ свой письма и бумаги. перевязывая ихъ красными снурками. Онъ недолго пробылъ въ пріісутствіи матери и дочери, и весьма благоразумено оставилъ маленькую комнату въ ихъ полномъ распоряженіи.
Каммердимеръ Джорджа бросалъ гордые взгляды на мистера Клеппа, который, не перемѣняя своего туалета, продолжалъ поливать цвѣты. Однакожь онъ снисходительно снялъ шляпу передъ мистеромъ Седли, и даже отвѣсилъ ему довольно учтивый поклонъ. Старикъ вступилъ съ нимъ въ дружескую бесѣду о своемъ зятѣ, о коляскѣ Джоза и его брайтонскихъ коняхъ, о Банапарте и военныхъ дѣлахъ. Дѣвушка-ирландка получила приказаніе поподчивать его виномъ. Въ заключеніе, мистеръ Седли, чтобъ не ударить лицомъ въ грязь, подарилъ ему полгинеи, которую тотъ опустилъ въ свой карманъ съ чувствомъ изумленія и гордости.
— Выкушайте за здоровье своихъ молодыхъ господъ, любезный Троттеръ, сказалъ мистеръ Седли, и вотъ это, когда пріѣдете домой, употребите на собственное здоровье, Троттеръ.
Едва прошло десять дней, какъ Амелія оставила домъ своихъ родителей, и однакожь ей казалось, будто она давно, давно переступила за порогъ этого мирнаго и спокойнаго пріюта. Какая пропасть лежала теперь между ней и этой прошедшей жизнью? Оглядываясь назадъ съ высоты своего мѣста, она смотрѣла, какъ-будто на другое существо, на бѣдную молодую дѣвушку, погруженную въ одно и то же чувство, обращавшую свой глаза на одинъ и тотъ же предметъ., неблагодарную къ своимъ родителямъ, или по крайней мѣрѣ, равнодушную къ ихъ ласкамъ, такъ-какъ сердце и мысли ея были постоянно заняты приведеніемъ въ исполненіе одного завѣтнаго желанія. Ей было стыдно вспоминать про эти дни, протекшіе невозвратно, и взглядъ на добрыхъ родителей переполнилъ нѣжнымъ угрызеніемъ ея тревожное сердце. Довольна ли она своимъ новымъ положеніемъ? Ясно ли представляется ей перспектива будущей жизни?
Какъ-скоро герой и героиня переступаютъ за супружескую баррьеру, романистъ, по обыкновенію, опускаетъ завѣсу, кладетъ перо, и читатели его должны знать, что впереди нѣтъ уже никакихъ элементовъ для драмы. Борьба жизни и всякія сомнѣнія оканчиваются; терой и героиня вступили въ завѣтную страну, гдѣ все благоухаетъ и цвѣтетъ. Мужъ и жена идутъ рука объ руку впередъ къ счастливой старости. Но Амелія была только на берегу новой страны, и уже съ безпокойствомъ оглядывалась назадъ на грустныя и печальныя фигуры, которыя стоятъ на другомъ, противоположномъ берегу быстраго потока и говорятъ ей послѣднее прости.
