Исаак Зингер - Враги. История любви
В сотый раз Герман подсчитал свои расходы. Он задолжал за квартиру, здесь и в Бронксе; он должен был оплатить счета за телефонные разговоры на имя Ядвиги Прач и Шифры Пуа Блох; он еще не заплатил за электроэнергию и газ и в той квартире, и в этой, и их могли отключить в любую минуту. Он потерял счета; его бумаги и документы каким-то образом исчезали; наверное, он терял и деньги."Да, мне поздно стараться изменить что-то", — подумал он.
Через некоторое время он пошел в ванную побриться. Он посмотрел на свое намыленное лицо в зеркале. Мыло на скулах было похоже на бороду. Из пены торчал бледный нос и пара светлых, усталых и все-таки молодых и жадных глаз.
Зазвонил телефон. Он подошел к аппарату, взял трубку и услышал пожилой женский голос. Она запиналась, ей трудно было говорить. Он уже хотел изложить трубку, когда она сказала: "Это Шифра Пуа".
"Шифра Пуа? Что случилось?"
"Маша заболела", — она начала всхлипывать.
"Самоубийство", — пронзило Германа. "Говори, что случилось!"
"Приезжай скорей — пожалуйста!"
"Что случилось?"
"Пожалуйста приезжай!", — повторила Шифра Пуа. И она повесила трубку.
В первое мгновенье Герман хотел было перезвонить ей, чтобы выяснить подробности, но он знал, что Шифре Пуа трудно говорить по телефону — она плохо слышит. Он вернулся в ванную. Пена на его щеках высохла и слезала хлопьями. Что бы ни случилось, он должен побриться и принять душ. "Пока жив, нельзя быть вонючим". Он снова принялся намыливать лицо.
Ядвига вошла в ванную. Обычно она открывала дверь медленно и спрашивала, можно ли ей войти, но в этот раз она забыла всякую вежливость."Кто сейчас звонил? Твоя любовница?"
"Оставь меня!"
"Кофе остынет".
"Я не буду завтракать. Я сейчас уйду".
"Куда? К любовнице?"
"Да, к любовнице".
"Ты обрюхатил меня и бегаешь к шлюхам. Никаких книг ты не продаешь, обманщик!"
Герман был удивлен. Столь раздраженным тоном она с ним еще никогда не говорила. Ярость охватила его."Иди на кухню, или я выгоню тебя отсюда!", прорычал он.
"У тебя есть любовница. С ней ты проводишь ночи. Ты собака!"
Ядвига потрясла перед ним кулаком, а Герман вытолкнул ее за дверь. Он слышал, как она ругается на своем крестьянском наречии: "Scierwa, cholera, lajdak, parch". Он залез под душ, но шла только холодная вода. Он одевался быстро, как только мог. Ядвига ушла из квартиры, вероятно, рассказывать соседкам, что он добил ее. Герман выпил глоток кофе из чашки, стоявшей на кухонном столе, и выбежал вон. Вскоре он вернулся; он забыл свитер и галоши. На улице его ослепил снег. Кто-то протоптал дорожку между сугробов. Он пошел к Мермейд-авеню, где торговцы убирали снег и сгребали его в кучи. Холодный ветер налетел на него, и даже вся та одежда, что он надел на себя, не смогла защитить его от холода. Он слишком мало спал и казался себе легким — от голода.
Он поднялся по лестнице на открытый перрон станции и ждал поезда. Кони Айленд, с Луна-парком и ипподромом, лежал заброшенный под зимним снегом и льдом. Поезд промчался вдоль перрона и затормозил, Герман вошел в вагон. На секунду он увидел в окно океан. Волны разбивались и пенились с гневом. По пляжу медленно брел человек, и было непонятно, чего он хочет там на холоде разве что утопиться.
Герман сел на место под трубами отопления. Он чувствовал, как горячий воздух поднимается сквозь щели между планками. Вагон был наполовину пуст. Пьяный лежал на полу. Он был в летней одежде и без шапки. Время от времени он ворчал себе под нос. Герман поднял с пола грязную, смятую газету и прочел сообщение о сумасшедшем, который убил жену и шестерых детей. Поезд шел медленнее, чем обычно. Кто-то из пассажиров сказал, что пути завалило снегом. Под землей поезд пошел быстрее и наконец прибыл на Таймс-сквер, где Герман пересел в экспресс на Бронкс. Поездка длилась почти два часа, и все два часа Герман читал мокрую газету: комментарии, объявления, даже страницу о скачках и некрологи.
2
Войдя в машину квартиру, он увидел Шифру Пуа, невысокого молодого человека (это был врач) и женщину с темным лицом, наверное, соседку. Ее голова с кудряшками казалась чересчур большой для ее маленького тела.
"Я думала, ты уже не придешь!", — сказал Шифра Пуа.
"На метро долго ехать".
Волосы Шифры Пуа были покрыты черным платков. Ее лицо казалось желтые и сморщенным, более, чем обычно.
"Где она?", — спросил Герман. Он не знал, спрашивает ли он о живом или о мертвом человеке.
"Она спит. Не входи".
Врач, круглолицый, с влажными глазами и вьющимися волосами, приблизился к Герману и спросил насмешливо: "Муж?"
"Да", — сказала Шифра Пуа.
"Мистер Бродер, ваша жена не беременна. Кто вам рассказал это?
"Она сама сказала".
"Кровотечение у нее было, но она не беременна. Ее когда-нибудь осматривал врач?"
"Я не знаю. Не могу сказать".
"Люди, где, вы думаете, вы живете — на Луне? Вы как будто все еще в своем местечке в Польше". Врач говорил наполовину на английском, наполовину на идиш. "Если женщина забеременевает в этой стране, она находит себе врача, и врач следит за ней. Вся ее беременность была вот здесь!", — сказал врач я показал указательным пальцем на висок.
Шифра Пуа уже знала диагноз, но всплеснула руками так, как будто слышала его первый раз.
"Я этого не понимаю, я этого не понимаю. Ее живот рос, и ребенок толкал ее".
"Все нервы".
"Какие нервы! 3ащити и сохрани нас от таких нервов! Господи, она закричала, и начались схватки. О, жалкая моя жизнь!", — причитала Шифра Пуа.
"Миссис Блох, я один раз слышала о подобном, случае", — сказала соседка. "Чего только не бывает с нами, беженцами. Мы так много страдали при Гитлере, что почти сошли с ума. У женщины, о которой я слышала, вырос большой живот. Все говорили, что там близнецы. Но в больнице выяснилось, что там были только газы".
"Газы?", — спросила. Шифра Пуа и приложила ладонь к уху, как будто совсем оглохла. "Но я же говорю вам, что все эти месяцы у нее не было месячных. Да, это злые духи играли с нами. Мы выбрались из ада, но ад последовал за нами в Америку. Гитлер помчался нам вслед".
"Я ухожу", — сказал врач."Она проспит до поздней ночи, а может быть, и до раннего утра. Когда проснется, дайте ей лекарство. Можно дать ей и поесть, но не шолет".
"Кто же посреди недели шолет?", — спросила Шифра Пуа."Мы даже по субботам не едим шолет. Шолет, который приходится готовить в духовке, не бывает вкусным".
"Я просто пошутил".
"Вы придете еще раз, господин доктор?"
"Я загляну завтра рано утром по пути в больницу. Бабушкой вы станете через год. Внутри себя она абсолютно в порядке".
"Так долго я не проживу. Один Бог на небесах знает, сколько жизни отняли у меня эти несколько часов. Я думала, она на шестом месяце — самое большее на седьмом. Вдруг она кричит, что у нее схватки, и из нее льется кровь. Это чудо, что я еще жива и еще стою на ногах".
"Да, все это у нее здесь, наверху", — врач показал на лоб. Он пошел, остановился у дверей и кивнул соседке, чтобы она следовала за ним. Шифра Пуа выжидала молча, потому что подозревала, что соседка подслушивает за дверью. Потом она сказала:
"Я так хотела внука. По крайней мере одного. Мы бы назвали его в честь кого-нибудь из убитых евреев. Я надеялась, это будет мальчик, и мы назовем его Меир. Но ничего у нас не выходит, потому что нам не везет. О, зачем я спаслась от нацистов? Я должна была умереть с евреями, а не бежать в Америку. Но мы хотим жить. Какой смысл в жизни? Я завидую мертвым. Я целыми днями завидую им. Я не имею права распорядиться собственной смертью. Я надеялась, мои останки похоронят в Святой Земле, но, видно, мне суждено лежать на американское кладбище".
Герман ничего не ответил. Шифра Пуа подошла к столу и взяла молитвенник. Потом снова положила его. "Хочешь есть?"
"Нет, спасибо".
"Почему ты так долго ехал? Ну ладно, я все-таки помолюсь."Она надела очки, опустилась на стул, и ее бледные губи зашевелились.
Герман осторожно открыл дверь в спальню. Маша спала в кровати, в которой обычно спала Шифра Пуа. Она была бледной, но выглядела неплохо. Он долго смотрел на нее. На него нахлынули любовь и стыд. "Что я могу сделать? Как я могу загладить всю ту боль, что я причинил ей?" Он закрыл дверь и пошел в свою комнату. Через наполовину замерзшее окно он видел дерево во дворе, еще недавно покрытое зелеными листьями. Теперь на дереве лежал снег и висели сосульки. Толстый голубовато-белый покров лежал на куче металлолома и на металлическое заборе. Снег покрывал мусор, выброшенный людьми.
Герман лег на кровать и заснул. Когда он открыл глаза, был вечер, перед ним стояла Шифра Пуа и будила его.
"Герман, Герман, Маша проснулась. Пойди и посмотри на нее".
Прошло несколько секунд. прежде чем он понял, где он, и вспомнил, что случилось.