Эрнест Хемингуэй - Рассказы. Прощай, оружие! Пятая колонна. Старик и море
— Хорошо, — сказал Мануэль. — Если это твое последнее слово.
— Да, — сказал Ретана.
— До завтра, — сказал Мануэль.
— Я буду там, — сказал Ретана.
Мануэль поднял свой чемодан и вышел.
— Захлопни дверь! — крикнул Ретана.
Мануэль оглянулся. Ретана сидел, наклонившись над столом, и просматривал бумаги. Мануэль плотно притворил дверь, и замок щелкнул.
Он спустился по лестнице и вышел из подъезда на залитую солнцем улицу. Было очень жарко, и отблеск солнца на белых зданиях больно резанул глаза. Он пошел к Пуэрта-дель-Соль по теневой стороне крутой улицы. Тень была плотная и свежая, как проточная вода. Но когда он пересекал поперечные улицы, зной сразу охватывал его. Среди встречавшихся ему людей Мануэль не заметил ни одного знакомого лица.
Перед самой Пуэрта-дель-Соль он зашел в кафе.
В кафе было пустовато. Только немногие посетители сидели за столиками у стены. За одним из столиков четверо играли в карты. Остальные сидели, прислонившись к стене, и курили; перед ними стояли пустые рюмки и чашки из-под кофе. Мануэль прошел через длинный зал в маленькую заднюю комнату. В углу за столиком сидел человек и спал. Мануэль сел за один из столиков.
Вошел официант и остановился возле Мануэля.
— Вы не видели Сурито? — спросил его Мануэль.
— Он приходил утром, — ответил официант. — Теперь он раньше пяти не придет.
— Дайте мне кофе с молоком и рюмку коньяку, — сказал Мануэль.
Официант вернулся, неся поднос с большим стаканом для кофе и рюмкой. В левой руке он держал бутылку коньяку. Описав подносом дугу, он все сразу поставил на стол, а мальчик, который шел за ним, налил в стакан кофе и молока из двух блестящих кофейников с длинными ручками.
Мануэль снял шляпу, и официант увидел косичку, приколотую надо лбом. Наливая коньяк в рюмку, стоявшую возле стакана кофе, он подмигнул мальчику. Мальчик с любопытством посмотрел на бледное лицо Мануэля.
— Вы будете здесь выступать? — спросил официант, закупоривая бутылку.
— Да, — сказал Мануэль. — Завтра.
Официант медлил у столика, прижав дно бутылки к бедру.
— В клоунаде? — спросил он.
Мальчик смутился и отвел глаза.
— Нет, после.
— А я думал, что будут Чавес и Эрнандес, — сказал официант.
— Нет. Я и еще один.
— Кто? Чавес или Эрнандес?
— Кажется, Эрнандес.
— А что случилось с Чавесом?
— Он ранен.
— Кто сказал?
— Ретана.
— Эй, Луис! — крикнул официант в соседнюю комнату. — Чавес ранен.
Мануэль снял обертку с порции сахара и бросил оба куска в стакан. Он помешал кофе и выпил его; кофе был сладкий, горячий и приятно согревал пустой желудок. Потом он выпил коньяк.
— Налейте еще рюмку, — сказал он официанту.
Официант вытащил пробку и налил полную рюмку, пролив коньяк на блюдце. К столику подошел еще один официант. Мальчик ушел.
— Что, Чавес тяжело ранен? — спросил Мануэля второй официант.
— Не знаю, — ответил Мануэль. — Ретана не сказал.
— Ему-то, конечно, наплевать, — вмешался высокий официант. Мануэль раньше не видел его. Он, вероятно, только что подошел.
— У нас так: если Ретана поддержит, твое счастье, — сказал высокий официант. — А если не поддержит, можешь пойти и пустить себе пулю в лоб.
— Верно, — поддакнул второй официант. — Совершенно верно.
— Еще бы не верно, — сказал высокий официант. — Я хорошо знаю, что это за птица.
— Смотрите, как он выдвинул Виляльту, — сказал первый официант.
— Да разве его одного, — сказал высокий официант. — А Марсьяла Лаланду! А Насионаля!
— Верно, верно, — подтвердил маленький официант.
Они оживленно разговаривали возле столика Мануэля, а он молча смотрел на них. Он уже выпил вторую рюмку коньяку. О нем они забыли — словно его здесь и не было.
— Это просто стадо верблюдов, — продолжал высокий официант. — Вы когда-нибудь видели Насионаля-второго?
— Я видел его в прошлое воскресенье, — ответил первый официант.
— Настоящий жираф, — сказал маленький официант.
— Я же вам говорил, — сказал высокий официант. — Все это любимчики Ретаны.
— Послушайте, дайте мне еще рюмку, — сказал Мануэль. Пока они разговаривали, он перелил коньяк с блюдца в рюмку и выпил его.
Первый официант, не глядя на Мануэля, наполнил рюмку, и все трое, разговаривая, вышли из комнаты.
Человек в дальнем углу все еще спал, прислонившись головой к стене, слегка похрапывая при каждом вдохе.
Мануэль выпил коньяк. Его самого клонило ко сну. Выходить на улицу не стоит — слишком жарко. Да и делать там нечего. Нужно повидать Сурито. Он вздремнет немного, пока тот не пришел. Мануэль толкнул ногой свой чемодан под столом, чтобы удостовериться, что он тут. Может быть, лучше поставить его под стул, к стене. Он нагнулся и подвинул чемодан. Потом положил голову на стол и заснул.
Когда он проснулся, кто-то сидел за столиком напротив него. Это был высокий, плотный мужчина с крупными чертами лица и смуглой, как у индейца, кожей. Он уже давно сидел здесь. Он махнул рукой официанту, чтобы тот не подходил, и теперь сидел и читал газету, время от времени взглядывая на Мануэля, который спал, положив голову на стол. Он читал с трудом, по складам, усиленно шевеля губами. Чтобы передохнуть, он отрывался от газеты и смотрел на спящего. Он неподвижно и грузно сидел против Мануэля, надвинув на лоб черную широкополую шляпу.
Мануэль выпрямился и посмотрел на него.
— Здравствуй, Сурито, — сказал он.
— Здравствуй, малыш, — сказал плотный мужчина.
— Я спал. — Мануэль потер лоб кулаком.
— Я видел, что ты спишь.
— Как дела?
— Хороши. А твои?
— Так себе.
Оба молчали. Пикадор Сурито смотрел на бледное лицо Мануэля. Мануэль смотрел на огромные руки пикадора, складывающие газету, прежде чем спрятать ее в карман.
— У меня к тебе просьба, Манос, — сказал Мануэль.
«Маносдурос» было прозвище Сурито. Каждый раз, как он слышал его, он вспоминал о своих огромных руках. Он смущенно положил их перед собой на стол.
— Давай выпьем, — сказал он.
— Давай, — сказал Мануэль.
Официант подошел, вышел и снова вошел. Уходя, он оглянулся на сидящих за столиком Мануэля и Сурито.
— В чем дело, Маноло? — Сурито поставил рюмку на стол.
— Ты не согласишься поработать со мной завтра вечером? — спросил Мануэль, смотря через стол на Сурито.
— Нет, — сказал Сурито. — Я больше не работаю.
Мануэль посмотрел на свою рюмку. Он ждал этого ответа: вот и дождался. Ну да, дождался.
— Не сердись, Маноло, но я больше не работаю. — Сурито смотрел на свои руки.
— Ну что ж, — сказал Мануэль.
— Я слишком стар, — сказал Сурито.
— Я только спросил, — сказал Мануэль.
— Это завтра вечером?
— Да. Я подумал, что если у меня будет один хороший пикадор, я справлюсь.
— Сколько тебе платят?
— Триста песет.
— Так ведь я один получаю больше.
— Я знаю, — сказал Мануэль. — Я не имел никакого права просить тебя.
— Почему ты не бросишь этого дела? — сказал Сурито. — Почему ты не отрежешь свою колету, Маноло?
— Не знаю, — ответил Мануэль.
— Ты немногим моложе меня, — сказал Сурито.
— Не знаю, — сказал Мануэль. — Не могу бросить. Только бы шансы были равные — больше мне ничего не нужно. Не могу не выступать, Манос.
— Нет, можешь.
— Нет, не могу. Я пробовал бросать.
— Я понимаю, что это трудно. Но так нельзя. Ты должен бросить раз и навсегда.
— Не могу я этого сделать. Да и последнее время я был в форме.
Сурито посмотрел на лицо Мануэля.
— Тебя свезли в больницу.
— Но до этого я был в блестящей форме.
Сурито ничего не ответил. Он перелил коньяк со своего блюдца в рюмку.
— В газетах писали, что такой работы еще не видывали, — сказал Мануэль.
Сурито молча посмотрел на него.
— Ты же знаешь, когда я в форме, я хорошо работаю, — сказал Мануэль.
— Ты слишком стар, — сказал пикадор.
— Нет, — сказал Мануэль. — Ты на десять лет старше меня.
— Я — другое дело.
— Вовсе я не слишком стар, — сказал Мануэль.
Они помолчали. Мануэль не спускал глаз с лица пикадора.
— Я был в форме, когда это случилось. Ты напрасно не пришел посмотреть на меня, Манос, — с упреком сказал Мануэль.
— Не хочу я на тебя смотреть, — сказал Сурито. — Я слишком волнуюсь.
— Ты не видел меня в последнее время.
— Зато раньше видел.
Сурито посмотрел на Мануэля, избегая его взгляда.
— Бросай это дело, Маноло.
— Не могу, — сказал Мануэль. — Я сейчас в форме, верно тебе говорю.
