Эрнест Хемингуэй - Фиеста
— Знаю, что нелегко.
— Не могу же я все время напиваться.
— Нет.
— Милый, пожалуйста, останься со мной. Ты останешься со мной и поможешь мне?
— Конечно.
— Я не говорю, что это хорошо. Хотя для меня это хорошо. Господи, никогда я не чувствовала себя такой дрянью.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Пойдем, — сказала Брет. — Пойдем разыщем его.
Мы вместе шли в темноте под деревьями по усыпанной гравием аллее, потом аллея кончилась, и мы через ворота парка вышли на улицу, ведущую в город.
Педро Ромеро был в кафе. Он сидел за столиком с другими матадорами и спортивными критиками. Все они курили сигары. Когда мы вошли, они посмотрели на нас. Ромеро поклонился улыбаясь. Мы сели за столик в середине комнаты.
— Попроси его перейти к нам и выпить с нами.
— Подожди. Он сам придет.
— Не могу смотреть на него.
— А на него приятно смотреть, — сказал я.
— Всю жизнь я делала все, что мне хочется.
— Знаю.
— Я чувствую себя такой дрянью.
— Будет тебе, — сказал я.
— Господи! — сказала Брет. — Чего только женщинам не приходится выносить.
— Разве?
— Ох, я чувствую себя такой дрянью.
Я посмотрел в их сторону. Педро Ромеро улыбнулся. Он сказал что-то сидящим с ним за столиком и встал. Он подошел к нашему столику. Я встал, и мы пожали друг другу руки.
— Не хотите ли выпить?
— Позвольте мне угостить вас, — сказал он. Он отодвинул стул и сел, безмолвно испросив разрешение у Брет. Держался он превосходно. Но продолжал курить. Сигара хорошо шла к его лицу.
— Вы любите сигары? — спросил я.
— Очень. Я всегда курю сигары.
Это придавало ему вес. С сигарой он казался старше. Я обратил внимание на кожу его лица. Она была чистая, гладкая и очень смуглая. На скуле виднелся треугольный шрам. Я видел, что он смотрит на Брет. Он чувствовал, что между ними что-то есть. Он, должно быть, почувствовал это, когда Брет пожала ему руку. Но он вел себя очень осторожно. Я думаю, он был уверен, но боялся сделать промах.
— Вы завтра выступаете? — спросил я.
— Да, — сказал он. — Альгабено был ранен сегодня в Мадриде. Вы слышали?
— Нет, — сказал я. — Тяжело?
Он покачал головой.
— Пустяки. Вот сюда. — Он показал на свою ладонь.
Брет потянулась к его руке и расправила пальцы.
— А-а, вы умеете гадать? — сказал он по-английски.
— Немного. Не хотите?
— Хочу, я очень люблю это. — Он положил руку на стол, ладонью вверх. — Скажите, что я буду жить вечно и стану миллионером. — Он все еще был очень вежлив, но более уверен в себе. — Посмотрите, — сказал он, — есть ли у меня там быки?
Он засмеялся. Рука у него была очень красивая, с сухим запястьем.
— Тут тысячи быков, — сказала Брет. Все ее волнение прошло. Она была очень хороша.
— Отлично, — засмеялся Ромеро. — По тысяче дуро за штуку, — сказал он мне по-испански. — Скажите еще что-нибудь.
— Хорошая рука, — сказала Брет. — Я думаю, он проживет очень долго.
— Говорите мне, а не вашему другу.
— Я говорю, что вы долго проживете.
— Знаю, — сказал Ромеро. — Я никогда не умру.
Я постучал костяшками пальцев по столу. Ромеро заметил это. Он покачал головой.
— Нет. Этого не нужно. Быки — мои лучшие друзья.
Я перевел его слова Брет.
— Вы убиваете своих друзей? — спросила она.
— Всегда, — сказал он по-английски и засмеялся. — Чтобы они не убили меня. — Он посмотрел на нее через стол.
— Вы хорошо говорите по-английски.
— Да, — сказал он. — Иногда говорю неплохо. Только об этом никто не должен знать. Не годится, чтобы тореро говорил по-английски.
— Почему? — спросила Брет.
— Не годится. Все будут недовольны. У нас так не полагается.
— Почему будут недовольны?
— Просто так. Тореро не должен быть такой.
— А какой же?
Он засмеялся, нахлобучил шляпу на глава, передвинул сигару во рту и сделал сердитое лицо.
— Как те за столом, — сказал он. Я поглядел туда. Он в точности передразнил выражение лица Насионаля. Он улыбнулся, и лицо его приняло прежнее выражение. — Нет. Я должен забыть английский язык.
— Только не сейчас, — сказала Брет.
— Не надо?
— Не надо.
— Ну не буду.
Он снова засмеялся.
— Я хочу такую шляпу, — сказала Брет.
— Хорошо, я вам достану.
— Отлично. Смотрите же, достаньте.
— Непременно. Сегодня же достану.
Я встал. Ромеро тоже поднялся.
— Сидите, — сказал я. — Я пойду разыщу наших друзей и приведу их сюда.
Он посмотрел на меня. Это был взгляд, в последний раз спрашивающий, все ли ясно. Все было ясно.
— Садитесь, — сказала ему Брет. — Поучите меня говорить по-испански.
Он сел и взглянул на нее через стол. Я вышел. Люди, сидевшие за столиком матадоров, провожали меня жесткими взглядами. Приятного в этом было мало. Двадцать минут спустя, когда я вернулся и заглянул в кафе, Брет и Педро Ромеро уже не было. На столике еще стояли стаканы из-под кофе и наши три пустые рюмки. Подошел официант с салфеткой, собрал стаканы и рюмки и вытер стол.
17
У входа в «Миланский бар» я нашел Билла, Майкла и Эдну. Эдной звали знакомую Билла.
— Нас выставили, — сказала Эдна.
— С помощью полиции, — сказал Майкл. — Там, в баре, сидят люди, которым я не по вкусу.
— Я уже четыре раза удерживала их от драки, — сказала Эдна. — Вы должны помочь мне.
Лицо у Билла пылало.
— Идем опять туда, Эдна, — сказал он. — Идите туда и потанцуйте с Майклом.
— Это же глупо, — сказала Эдна. — Ну опять будет скандал.
— Биаррицкие свиньи, — сказал Билл.
— Идем, — сказал Майкл. — Бар это или не бар? Не имеют они права занимать все помещение.
— Славный ты мой Майкл, — сказал Билл. — Приезжает такая английская свинья и оскорбляет Майкла и портит нам фиесту.
— Это такие мерзавцы, — сказал Майкл. — Ненавижу англичан.
— Не смеют они оскорблять Майкла, — сказал Билл. — Майкл — замечательный малый. Не смеют они оскорблять Майкла. Я этого не потерплю. Не все ли равно, банкрот он или не банкрот. — Голос у него сорвался.
— Да, не все ли равно? — сказал Майкл. — Мне лично все равно. Джейку тоже. Может быть, вам не все равно?
— Все равно, — сказала Эдна. — А вы правда банкрот?
— Ну конечно. Вам все равно, Билл?
Билл обнял Майкла за плечи.
— Я сам хотел бы быть банкротом. Я бы этой сволочи показал.
— Просто они англичане, — сказал Майкл. — Наплевать на то, что говорят англичане.
— Подлые свиньи, — сказал Билл. — Сейчас пойду и выволоку их.
— Билл! — Эдна взглянула на меня. — Пожалуйста, не ходите туда, Билл. Они же дураки.
— Правильно, — сказал Майкл. — Дураки. Я так и знал, что все оттого, что они дураки.
— Не позволю говорить про Майкла такие вещи, — сказал Билл.
— Вы их знаете? — спросил я Майкла.
— Нет. Первый раз в жизни вижу. Они говорят, что знают меня.
— Не потерплю, — сказал Билл.
— Идем отсюда. Пойдемте в кафе Суисо, — сказал я.
— Это шайка Эдниных друзей из Биаррица, — сказал Билл.
— Да они просто дураки, — сказала Эдна.
— Один из них Чарли Блэкмен из Чикаго, — сказал Билл.
— В жизни не бывал в Чикаго, — сказал Майкл.
Эдна расхохоталась и никак не могла остановиться.
— Ну, вы, банкроты, уведите меня отсюда.
— Из-за чего был скандал? — спросил я Эдну. Мы шли через площадь в кафе Суисо. Билл исчез.
— Я не знаю, как это вышло, но кто-то позвал полицию, чтобы вывести Майкла из задней комнаты, где танцуют. Там были какие-то люди, которые встречались с Майклом в Каннах. А что такое с Майклом?
— Он, вероятно, должен им, — сказал я. — Люди обычно сердятся на это.
На площади, перед билетными кассами, дожидались две очереди. Люди сидели на стульях или просто на земле, завернувшись в одеяла и старые газеты. Они заняли очередь, чтобы утром, когда откроются кассы, купить билеты на бой быков. Тучи расходились, светила луна. Многие в очереди спали.
Не успели мы занять столик на террасе кафе Суисо и заказать фундадору, как появился Роберт Кон.
— Где Брет? — спросил он.
— Не знаю.
— Она была с вами.
— Она, должно быть, пошла спать.
— Нет.
— Я не знаю, где она.
Лицо его в электрическом свете было изжелта-бледно. Он не садился.
— Скажите мне, где она.
— Сядьте, — сказал я. — Я не знаю, где она.
— Вы лжете!
— Отстаньте.
— Скажите мне, где Брет.
— Ничего я вам не скажу.
— Вы знаете, где она.
— Если бы и знал, вам не сказал бы.
— Да подите вы к черту, Кон! — крикнул Майкл через стол. — Брет сбежала с мальчишкой матадором. У них сейчас медовый месяц.
— Замолчите!
— Да подите вы к черту, — томно протянул Майкл.
— Это правда? — Кон повернулся ко мне.
— Подите к черту!
— Она была с вами. Это правда?
— Подите к черту!
— Я заставлю вас сказать, — он шагнул вперед, — сводник проклятый!
