Книга о Ласаро де Тормес - Автор Неизвестен
Где, судьба, твои пределы?
Где конец моим злосчастьям?
На земле они бессчетны,
На морях — они бескрайни...
И поднялись среди нас плач и жалобные вопли, мое же горе было вдвое сильнее, ибо я оплакивал и своего друга, и самого себя, так как в случае его смерти я бы остался один — средь морей, в окружении врагов, без опоры и защиты. Мне казалось, что все — против меня, имея на то полное право, так как из-за меня они потеряли того, кого столь любили.
— Мой сеньор, — причитала капитанша-тунец, — вы оставили меня в такой печали, не желая поделиться со мной, откуда она; верно, вы предчувствовали мою великую утрату.
«Без сомнения, — печалился я, — вот он, сон, который вам приснился, мой друг; вот — причина той печали, с которой вы пустились в путь, оставив и нас в тоске».
И так каждый в стенаниях изливал свое горе. Тогда я обратился ко всем с такими словами:
— Сеньора и сеньоры, друзья, то, как мы себя ведем, получив столь скорбные вести, вполне объяснимо, и что у нас на душе — то на лицах и в речах; но теперь, после первого движения души, которое никому не подвластно, будет правильно, дорогие сеньоры (ведь слезами нашу утрату не возместить), ненадолго успокоиться и подумать о том, что нам следует предпринять. И, судя по всему, тут же начать действовать, ибо, если верить рассказанному, наши ненавистники спешат и у нас нет времени на раздумья.
Прекрасная чистейшая дама-тунец, из прелестных глаз коей текли обильные слезы, отвечала:
— Мы все видим, отважный сеньор, что ты прав, равно как и то, что нужно действовать; поэтому, если присутствующие сеньоры и друзья того же мнения и я, слабая женщина, не ошибаюсь, мы должны обратиться к вам как к тому, кого Господь наделил ясным и выдающимся умом, кому Лиций, мой повелитель, столь разумный и знающий, поверял свои самые трудные и неотложные дела и чьим советам всегда следовал, и умолять вас, чтобы вы — дабы утешить ту, что всегда будет почитать себя вашей должницей — взяли на себя заботу о спасении того, кто любил вас как истинный друг, и предприняли для этого всё необходимое.
Произнеся эти слова, она вновь залилась слезами, и мы к ней присоединились. Мело и другие тунцы, бывшие с капитаншей и согласные с ней, предложили мне стать их главой и взялись следовать за мной и во всём мне подчиняться. Я же, понимая, что обязан сделать всё, чтобы защитить того, кто из-за меня оказался в такой крайности, учтиво согласился, говоря, что каждый из присутствующих сеньоров справился бы с делом лучше, но, поелику они возложили его на меня, я принимаю их предложение с радостью. Они меня поблагодарили, и мы договорились, что сообщим обо всём всему войску, что и было сделано, и через три дня все были в сборе.
Я выбрал двенадцать советников — из тех, кто побогаче, пренебрегая бедными, пускай и самыми сведущими, потому что, когда был человеком, видел: именно так и поступают в городских управах, когда решают важные дела; и тогда же не раз видел, что иные дела проваливались, ибо, как было сказано, всё решают не умные, а разодетые. Среди избранных мною были и Мело, и дама-тунец, бывшая очень разумной женщиной, а таковых сразу отличишь и на земле, и в море. После этого мы приказали всем солдатам подкрепиться и явиться на сборный пункт — тем, у кого имелось оружие, при нем, остальным — невооруженными.
Когда все прибыли, я их пересчитал и насчитал десять тысяч сто девять тунцов-бойцов, не считая женщин, стариков и детей; пять тысяч из них — вооруженные шпагой или кинжалом, копьем или ножом. Все они принесли мне присягу, которую я принял, возложив на голову каждого — по тамошнему обычаю — свой хвост (и даже, как если бы был человеком, посмеялся про себя над сей мучительной церемонией); а они — склонив предо мной свое оружие, а у кого его не было — свои зубастые пасти, поклялись во всём мне повиноваться и приложить все силы к тому, чтобы освободить своего капитана, сохраняя при этом верность его величеству королю.
На военном совете мы договорились, что сеньора-тунец отправится с нами в надежном сопровождении сотни тунцов-дам, в том числе своей сестры, весьма красивой и благовоспитанной девицы. Мы выстроились тремя эскадронами: в одном — тунцы невооруженные, в двух других — с оружием. Во главе двигался я с двумя тысячами пятьюстами вооруженными тунцами, а в арьегарде — Мело с двумя с половиной тысячами других. Тунцы невооруженные и обоз были помещены посредине, а вместе с нами — наши уже упоминавшиеся пажи, несшие наши шпаги.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
ПОВЕСТВУЮЩАЯ О ТОМ, КАК ЛАСАРО И ЕГО ТУНЦЫ, ВЫСТРОЕННЫЕ В БОЕВЫЕ ПОРЯДКИ, ДВИГАЛИСЬ КО ДВОРУ С НАМЕРЕНИЕМ ОСВОБОДИТЬ ЛИЦИЯ
И вот, как было сказано, мы спешно пустились в дорогу, отдав распоряжение тем, кто занимался рыбной ловлей, снабжать армию, не увиливая от приказа. От тех, кто нам сообщил о случившемся, я разузнал о местонахождении двора и о том, где пребывал в заключении наш капитан. Через три дня мы оказались в трех милях от цели, а поскольку мы двигались в новом необычном боевом порядке и наше передвижение, если бы о нем стало известно, вызвало бы переполох, мы решили не подходить ближе до наступления ночи. Я приказал некоторым из тунцов, принесших нам печальную весть, отправиться в город и, ничем себя не выдавая, разузнать, как там обстоят дела, а затем вернуться с донесением; те, что вернулись, рассказали нам, что всё хуже, чем мы ожидали.
Когда наступила ночь, было решено, что сеньора капитанша со своими дамами, а также Мело с пятьюдесятью невооруженными тунцами — из числа самых знатных и пожилых, отправятся прямо к королю и, как люди осведомленные, будут умолять его тщательно исследовать все обстоятельства дела их мужа и брата. Я же со всеми оставшимися укроюсь в двух милях от города, среди скалистых, покрытых густыми зарослями гор, в которых иногда охотится король: там мы будем ожидать, чем закончатся переговоры, о чем нам будет сообщено.
И вот мы прибыли в лес, где нашли
