Теодор Кернер - Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях
Арнольд собирался сказать ей что-то в ответ, но громкая музыка, зазвучавшая в пивной, заглушила его слова. Каждый раз музыканты исполняли неизвестные художнику мотивы, а от света многочисленных светильников он поначалу чуть не ослеп. Однако Гертруда провела его в центр зала, где болтали между собой, сбившись в кучку, молодые девушки-крестьянки. Здесь он был ею оставлен, чтобы до начала танцев немного осмотреться по сторонам и познакомиться с остальными парнями.
В первые минуты Арнольд чувствовал себя не очень уютно среди такого количества чужих людей, да и странная одежда и выговор их были ему неприятны: насколько мило звучали эти резкие; непривычные звуки из уст Гертруды, настолько же резали они слух, будучи услышаны от других. Молодые люди, правда, были любезны с ним: один из них подошел к художнику, взял его за руку и сказал:
— Это очень рассудительно с вашей стороны, господин, что вы хотите остаться с нами, а посему веселитесь — и этот промежуток времени пройдет для вас очень быстро.
— Какой промежуток? — спросил Арнольд, менее удивленный его выражением, чем тем, что парень был так твердо уверен в его желании сделать деревню своей родиной. — Вы считаете, что я сюда вернусь?
— А вы хотите снова уйти? — быстро спросил молодой крестьянин.
— Завтра или, может быть, послезавтра, но я вернусь.
— Завтра? Вот как? — засмеялся парень. — Ну, пусть будет по-вашему. Да, поговорим об этом завтра. А теперь давайте-ка я вам покажу все наши развлечения, а то вы сами толком ничего не увидите, если завтра уже уйдете.
Остальные стали исподтишка посмеиваться, однако молодой крестьянин взял Арнольда под руку и провел его по всему дому, который был заполнен веселящимися гостями. Сначала они прошли через комнаты, в которых играли в карты, и перед игроками лежали огромные кучи денег; потом очутились в зале с кегельбаном, отделанном светлыми, блестящими драгоценными камнями. В третьей комнате играли в «колечко» и другие игры, и молодые девушки, смеясь и напевая песни, бегали по комнате и кокетничали с парнями, пока музыканты, которые до того играли только веселые мелодии, вдруг исполнили туш в знак того, что начинаются танцы. Гертруда уже стояла рядом с Арнольдом, и он держал ее руку в своей.
— Пойдем, нам нельзя быть последними, — сказала милая девушка, — я ведь как дочь старосты обязана танцевать первый танец.
— Но что это за странная мелодия? — спросил Арнольд. — Я никак не попаду в такт.
— Ничего, ничего, получится, — улыбнувшись, ответила Гертруда, — не пройдет и пяти минут, как вы научитесь, а я покажу вам, как это делается.
Громко ликуя, все, за исключением картежников, ринулись в танцевальный зал, и Арнольд, в восторге от того, что с ним такая удивительно красивая девушка, вскоре забыл обо всем на свете.
Снова и снова танцевал он с Гертрудой, и, казалось, никто не собирался отбивать у него его даму, разве что девушки иногда поддразнивали его, пролетая мимо них в танце. Одно только досаждало ему: рядом с пивной находилась старая церковь, и в зале хорошо были слышны пронзительные, режущие слух удары колокола. Первый его удар подействовал на танцующих подобно прикосновению волшебной палочки. Музыка прервалась на полутакте; веселая, беспорядочно суетившаяся, толпа застыла как вкопанная на месте — все молча считали отдельные медленные удары. Но как только отзвучал последний, веселое оживление вспыхнуло с новой силой. Так пробил восьмой, девятый, а затем и десятый час, и когда Арнольду захотелось узнать о причине такого необычного поведения людей, Гертруда приложила палец к губам. Вид у нее при этом был такой серьезный и печальный, что он ни за что на свете не посмел бы больше омрачать ее счастье.
К десяти часам был объявлен перерыв, и оркестр, имевший, очевидно, железные легкие, увлек за собой молодежь в обеденный зал. Там было весело: вино лилось рекой, и Арнольд, не желавший отставать от других, втайне уже подсчитывал, какой ущерб может нанести этот расточительный вечер его скромному кошельку. Но рядом с ним сидела Гертруда, пила вместе с ним из одного бокала — мог ли он обременять себя такими заботами! («А вдруг утром придет ее Генрих?»)
Прозвучал первый удар колокола, возвещавший о наступлении одиннадцатого часа, и снова смолкло громкое веселье пирующих, снова повторилось это напряженное вслушивание в тягучие, дребезжащие звуки. Непонятный страх овладел им, а его сердце сжалось при мысли о матери и родном доме. Медленно поднял он бокал и осушил его за здоровье далеких родных.
Однако с одиннадцатым ударом гости быстро вышли из-за стола: снова продолжались танцы, и все заторопились обратно в зал.
— За кого вы пили в последний раз? — спросила Гертруда, снова вложив в его руку свою.
Арнольд медлил с ответом: вдруг Гертруда высмеет его, если он признается ей в этом? «Но нет, ведь после обеда она так истово молилась на могиле своей матери», — подумал он и тихим голосом ответил:
— За мою маму.
Гертруда ничего не сказала ему, молча поднимаясь рядом с ним по лестнице, которая вела в танцевальный зал, но и не смеялась больше, а прежде чем пойти с ним танцевать, спросила:
— Вы так любите свою маму?
— Больше своей жизни!
— А она вас?
— Разве может мать не любить свое дитя?
— А если вы вдруг не вернетесь домой?
— Бедная мама, — сказал Арнольд, — у нее разорвется сердце.
— Снова начинается танец, — скороговоркой выкрикнула Гертруда, — пойдем, нам нельзя терять ни минуты!
Этот танец был еще более неистовым, чем все предыдущие; молодые парни, разгоряченные крепким вином, шумели, ликовали И кричали, так что возникший шум грозил заглушить музыку. Арнольду было уже не так уютно среди этого адского гвалта, да и Гертруда присмирела и стала серьезной. Однако ликование остальных гостей становилось все более неуемным. В перерыве между танцами к ним подошел староста и, смеясь, сказал: «Правильно, господин художник, сегодня вечером ноги у нас только для танцев — времени для отдыха нам хватит. Ну, Трудхен, что ты скроила такую серьезную физиономию? Разве с такой миной можно танцевать? Эй, веселье продолжается! А мне теперь нужно найти мою старуху и станцевать с ней сегодня заключительный танец. Настраивайтесь, музыканты уже снова надули щеки!» После этих слов он с радостным возгласом протиснулся в толпу веселящихся.
Арнольд снова обнял Гертруду за талию, но она неожиданно вырвалась, схватила его за руку и тихо прошептала: «Пойдемте!»
У Арнольда не оставалось времени на расспросы, так как она выскользнула у него из рук и побежала к двери зала.
— Куда ты, Трудхен? — кричали ей вдогонку подруги.
— Сейчас вернусь, — отмахнулась она, и уже в следующее мгновение они с Арнольдом были на улице, где свежий вечерний ветерок обдал их прохладой.
— Куда ты, Гертруда?
— Идемте! — Девушка снова взяла его за руку и повела через всю деревню, мимо дома отца, в который она на минуту забежала, чтобы прихватить какой-то маленький сверток.
— Что ты задумала? — испуганно спросил ее Арнольд.
— Идемте! — только и сказала она, и они двинулись дальше. Так они миновали последний дом и вышли за околицу деревни, все время идя по широкой, прочной и укатанной дороге, — и вдруг Гертруда свернула с нее влево, и они вскоре очутились на вершине небольшого плоского холма, с высоты которого были хорошо видны ярко освещенные окна и двери пивной. Здесь она остановилась, протянула Арнольду руку и с сердечной теплотой в голосе сказала:
— Поцелуйте за меня вашу маму и… прощайте!
— Гертруда! — воскликнул Арнольд, пораженный ее словами, — сейчас, в такую ночь, ты хочешь прогнать меня? Разве я чем-нибудь обидел тебя?
— Нет, Арнольд, — сказала девушка, впервые называя его по имени, — именно… именно потому, что вы мне нравитесь, вам нужно уходить.
— Но я не допущу, чтобы ты впотьмах добиралась до деревни, — настаивал Арнольд. — Девочка, ты не знаешь, как ты нравишься мне: ты в считанные часы успела покорить мое сердце. Ты не понимаешь…
— Не говорите больше ничего, — быстро перебила его Гертруда, — мы не будем прощаться. Когда колокол пробьет двенадцать — а это будет не позже, чем через десять минут, — подойдите к двери пивной. Там я буду вас ждать.
— А пока…
— Стойте здесь, на этом месте. Обещайте мне, что вы не сделаете ни шагу ни влево, ни вправо, пока не прозвучит двенадцатый удар колокола!
— Я обещаю, Гертруда, но потом…
— Потом можете приходить, — сказала девушка и, протянув ему руку для прощания, хотела уже уйти. «Гертруда!» — жалобным, почти умоляющим голосом крикнул Арнольд.
Гертруда постояла еще мгновение, как бы колеблясь, затем вдруг вернулась к нему, обвила руками его шею, и Арнольд почувствовал, как ледяные губы прекрасной девушки прижимаются к его губам. Но все это длилось не более мгновения, потому что уже в следующую секунду она вырвалась и побежала в деревню, а Арнольд, пораженный ее странным поведением, но памятуя о своем обещании, остался стоять на том месте, где она его оставила.
