Давид Фридман - Мендель Маранц
Когда совсем стемнело, Зельда зажгла газ. Желтый свет газового рожка сразу разогнал мрачные тени. Зельда начала суетиться: гремела тарелками, переставляла стулья, бегала от плиты к столу и от стола к посудному шкафу. А, и дети, дети!
– Ты, Натан, садись здесь; для тебя Сэмми, я приготовила такие лепешки, какие ты кушал, когда мы были богатыми. А тебе, Хими, я знаю, понравится штрудель. Почему ты так долго умываешься, Джекки? Дай и Лене умыться! У нас теперь нет ванной – одна раковина для всех!
– Мама, ты приготовила кугель?
– Я приготовила кугель, и я приготовила штрудель, и испекла пирог – словом, все так, как было раньше.
– О! Вы только посмотрите! – воскликнула Лена, хлопая в ладоши, когда Зельда поставила на стол большую миску, из которой выглядывала голова какой-то большой птицы. – Жареный гусь! Начиненный яблоками! Вот это я понимаю!
Зельда вся просияла. Она решила сделать детям сюрприз. Пусть они забудут хоть на минуту этот старый, грязный дом, верхний этаж, бедность в каждом углу, пляшущую при дрожащем желтом свете газового рожка. Пусть они еще раз посидят все вместе за столом, заставленным фруктами, жарким, прелестным десертом. Хими и Натан потирали руки. У Джекки блестели глаза.
– Что такое бедность? Сабля. Она теряет свою остроту, если вложить ее в ножны!
Мендель вымыл руки и начал резать гуся на равные части, как делал в ту пору, когда дети были маленькими и поднимали спор за столом. Теперь они все были взрослые. Натан готовился к адвокатской карьере, Лена служила секретарем у банкира, Хими – приказчиком в магазине, Сэмми был помощником слесаря, а Джекки скоро должен был кончить городскую школу.
– Что такое дети? Арбуз. Они вырастают в одну ночь. Что такое родители? Огурцы. Они всегда имеют приблизительно один вид.
Зельда стояла у печки, сложив руки на животе, и любовалась детьми, сидевшими в ожидании с ножами и вилками в руках. Даже в бедности есть свои приятные стороны.
Вдруг Лена сделала кислую мину.
– Что это такое? – спросила она. – Твердое, как лошадь.
– Это называется гусь! – проворчал Натан. – Старая подошва.
«Ой, я умру!» – подумала Зельда, ломая руки. – Разве мясо не мягкое? – заботливо спросила она. – А я просила Шмиля: «Дай мне самого молодого гуся»… Ну так кушайте деликатесы – пудинг, кугель, пирог с фруктами.
– А с чем этот пирог? – мрачно спросил Хими.
– Как всегда! – сказала Зельда, настораживаясь. – А разве тебе не нравится? Ну, правда, я не положила орехов, варенья, да и яблок маловато…
– Бэ-э! – сказала Лена.
– Уходи сейчас же из-за стола! – закричала Зельда. – Нечего строить рожи!.. А ты, Сэмми, почему не пьешь чай с пудингом?
– Спасибо, мама. Я люблю чай с хлебом.
«Вот какой пир у Маранцев в их новом доме, – горько подумала Зельда. – Вместо люстры – желтый газовый рожок; вместо румяного гуся – старый жесткий петух, и все угощение – чай с хлебом!».
И во всех этих лишениях и бедности виноват только он один, и на нем-то Зельда и решила выместить всю свою злобу. Она возьмет все эти тарелки с непочатыми кушаньями и с горя побьет их у него на голове.
«Пусть знает, что у меня на душе».
Но вдруг она остановилась. Ее рот остался открытым, брань не сорвалась с языка, тарелки задержались в руке. Мендель Маранц принялся за еду.
Спокойно, методично он отправлял в рот кусок за куском, жевал и чмокал; сперва кусок петуха, потом ложку яблочной начинки, потом опять кусок петуха и так продолжал до тех пор, пока в миске не остался один петушиный скелет, белый, как слоновая кость.
Затем он отставил миску, вытер руки о салфетку и принялся за кугель, пудинг и фруктовый пирог. Дети следили за ним, как он по очереди набивал в себя все это, как им казалось, с беспримерным героизмом. Покончив во всем, что было на столе, он сложил салфетку и с восхищением посмотрел на Зельду.
– Зельда – великолепно! – воскликнул он. – Что такое кулинария? Искусство! Дети не могут этого понять. И что такое жена? Финансист. За гроши она может устроить настоящий пир!
Каменный взгляд Зельды сразу смягчился. Лицо ее залила краска.
– Ну, не стадно ли вам? – обратилась она к детям. – Вы видите? Берите пример с отца.
– Правильно, Зельда, – одобряюще сказал он. – Не пища плохая, а дети плохие! Что такое дети? Жирафы. Они любят задирать головы.
Но дети побросали салфетки и вылезли из-за стола. Их отец был для них загадкой. Они вместе с матерью все еще надеялись, что он проснется от своего летаргического сна, изобретет какую-нибудь машину и она вырвет их из бедности. Но теперь им все стало понятно. Капитан со своим судном сел на мель. Каждый должен был спасаться, как мог.
Лена мечтала о новых нарядах, которые помогли бы ей победить гордого молодого банкира, который разговаривал с ней только тогда, когда диктовал что-нибудь. Натан хотел сделаться членом общества адвокатов, но отец не мог дать ему денег для членского взноса, и он вынужден был поступить на службу конторщиком. Сэмми, получивший коммерческое образование, не имел возможности заняться коммерцией, а Химми, мечтавший сделаться изобретателем, как и его отец, теперь боялся и думать об этом, видя наглядно, к чему это приводит. Даже маленький Джекки, уже мнивший себя великим актером, играющим где-нибудь в театре на Бродвее, теперь думал о том, что ему как видно, придется продавать газеты на улицах. Все планы их рушились по вине отца.
– Я постараюсь уйти отсюда, как можно скорее! – решил Натан.
– Если ему нравится жить на улице Питт, пусть живет один, – проворчал Сэмми.
«И каждый день ест жаренных петухов!» – подумал Хими.
Даже маленький Джекки мечтал о каком-то чудесном избавлении от бедности.
– Не беспокойся, мама, – говорил он. – Мы еще будем богатыми. Отец придумает какое-нибудь изобретение, а я сделаюсь великим артистом, и ты будешь приезжать ко мне в театр в огромном автомобиле.
– А откуда у меня возьмется автомобиль, Джекки?
– Мой шофер будет приезжать за тобой.
Глаза Зельды наполнились слезами, она отвернулась и начала вытирать посуду. Она старела, а дети подрастали.
– Что такое жизнь? – вздохнул Мендель. – Розовый куст. Одна треть увядает, одна треть в цвету, одна треть только распускается.
«Неужели мой Мендель уже увял? – подумала Зельда. – Нет! Она даст ему еще немного времени для передышки, чтобы он мог опомнится после такого удара, после падения с такой высоты, а потом?.. Искра, вспышка, вращение колес, шум мотора, и Мендель начнет работать, начнет изобретать, как и раньше. Неужели он допустит, чтобы дети кормили его? Нет, он купит им еще и дома, и автомобили, и каждому даст ключ к богатству!»
А Мендель тем временем валялся на кушетке, заложив руки за голову, и курил папиросу. Он спокойно пускал в потолок дым, уходивший кольцами, в то время, как его дети, один за другим, бежали из родительского дома. Удастся ли ему вернуть их обратно?.. В другом конце коридора ревел внук Менделя, Соломон, просивший кушать на целый час раньше времени – представитель нового, более беспокойного поколения.
XIX. Сумерки и рассвет
Однажды, когда Зельда и Сарра, обе в фартуках, с половыми щетками в руках, стояли в коридоре и разговаривали, к ним вдруг подошел какой-то элегантный молодой человек в шоферской дохе и рукавицах.
– Разрешите спросить, – несмело начал он, – мистер Маранц… э-э-э… живет здесь?
Сердце Зельды замерло от радости. Может быть, наступило, наконец, время?.. Какой-нибудь богач пришел к ним, чтобы приобрести новое изобретение? Несомненно, Мендель опять изобрел что-то, но только пока держит в секрете. Вдруг Сарра воскликнула:
– Да ведь это Оскар! Оскар Гассенхейм!
– Тот самый молодой человек, за которого ты когда-то хотела выйти замуж? – удивленно спросила Зельда. – Вот это тот самый милый, застенчивый молодой человек?
– Кто? Я? – пробормотал Оскар, как всегда теряясь в присутствии женщин.
– Подождите, у меня мокрые руки, – сказала Зельда, вытирая их о фартук. – Но вы не пятьтесь назад, Оскар, а не то полетите с лестницы!
Да, это был Оскар. Перед Саррой сразу встал весь их роман. Он приехал за ней, и она бежала с ним из дома своих родителей в другой дом, где уже все было готово к свадьбе, и где их ожидали все их родственники. Он предварительно спросил у всех разрешения бежать – очень предусмотрительный герой, от которого она отшатнулась, как только узнала об этом.
Но теперь положение изменилось. Оскар уже не был глупым мечтателем, а красивым, скромным молодым человеком, в то время, как она представляла собой пожилую женщину, стоявшую перед ним в грязном платье со щеткой в руках. Глядя на него теперь, она, казалось, жалела о том, что отказала ему. Спокойная, тихая жизнь с мужем казалась ей тупой и скучной.
– Но что могло привести вас сюда через десять лет? – спросила Сарра, удивленно глядя на него.
– Кого? Меня? – пробормотал Оскар, смущенный вопрос. – Видите ли, я э-э-э…
