Герман Мелвилл - Израиль Поттер. Пятьдесят лет его изгнания
Через несколько минут командир шлюпки поднялся по трапу «Скитальца». Лихо заломив свой колпак, Поль приблизился к нему, изящно поклонился и сказал:
— Доброе утро, сэр. Доброе утро. Рад вас видеть. Какая миленькая у вас шпага! Не разрешите ли вы мне взглянуть на нее поближе?
— Я вижу, что я ваш пленник, — сказал офицер, обводя взглядом корабельные пушки и бледнея.
— Нет, что вы! Вы — мой гость, — любезнейшим образом заверил его Поль. — Так позвольте же освободить вас от вашей… вашей трости.
И так, словно в шутку, он взял шпагу, которую ему протянул офицер.
— Теперь, сэр, не скажете ли вы мне, — продолжал Поль, — почему корвет его величества «Дрейк» решил выйти в море? Чтобы совершить небольшой моцион?
— Он вышел, чтобы разыскивать вас, но когда я полчаса назад покинул его борт, там еще не догадывались, что корабль, который подходит к гавани, и есть тот самый, который нам нужен.
— Полагаю, вы получили вчера известия из Уайтхейвена, не так ли?
— Да. Срочную депешу с сообщением, что утром в их порт ворвались поджигатели.
— Что? Как вы их назвали? — грозно осведомился Поль, сдвигая колпак на затылок и подходя вплотную к офицеру. — Ах, простите, — добавил он насмешливо. — Я было запамятовал, что вы мой гость. Израиль, проводи злополучного джентльмена в каюту, а его матросов в кубрик.
«Дрейк» приближался медленно, так как ветра почти не было. Его сопровождали пять прогулочных яхт, разукрашенных вымпелами и флагами; на них толпились нарядно одетые люди, которые отправились в это опасное плаванье, побуждаемые той же страстью к зрелищам, какая привлекает зрителей в цирк. Но им и в голову не приходило, насколько близок дерзкий враг.
— Покажите-ка им захваченную шлюпку! — скомандовал Поль. — Посмотрим, какое впечатление она произведет на этих веселых путешественников.
Едва на яхтах заметили пустую шлюпку, как все они, догадавшись, в чем дело, торопливо повернули и скрылись за молом. Несколько минут спустя по обоим берегам пролива поднялись сигнальные дымы.
— Судя по дыму, они наконец почуяли нас, капитан Поль, — заметил Израиль.
— К заходу солнца дыма будет гораздо больше, — ответил Поль мрачно.
Ветер дул прямо к берегу, был час прилива, и «Дрейк» продвигался вперед с большим трудом.
А «Скиталец», пользуясь более благоприятным ветром, нетерпеливо крейсировал по проливу, словно вспыльчивый дуэлянт, томящийся морозным утром в ожидании медлительного противника, которому вовсе не хочется покидать теплую постель, чтобы его затем изрубили в куски на холоде. Наконец, когда английскому кораблю удалось выйти на ветер, Поль любезно повел его за собой к середине пролива, словно кавалер даму на балу, а там дал ему приблизиться на расстояние оклика.
— Они поднимают флаг, сэр, — доложил Израиль.
— Ну, так покажи им «звезды и полосы», мой милый.
Радостно кинувшись к ящику, Израиль пристопорил флаг к фалу. Ветер свежел. Когда Израиль выпрямился, яркий флаг обвился вокруг него, как великолепная мантия, одевая его красными полосами и звездами, которые рвались ввысь, подобно искрам и языкам пламени.
Флаг достиг верхушки флагштока, развернулся по ветру, и Поль устремил на него торжествующий взгляд.
— Я первым поднял этот флаг на американском корабле и первым в мире салютовал ему. Если даже я погибну этой же ночью, имя Поля Джонса останется жить в веках… Они окликают нас.
— Кто вы?
— Ваши враги! Ну давайте же! К чему предисловия и рекомендации?
Солнце тихо клонилось к зеленым берегам Ирландии. Небо дышало покоем, море было зеркальным, а легкий ровный ветер только-только надувал паруса. Обменявшись первыми выстрелами, оба корабля после некоторого маневрирования легли на параллельный курс и неторопливо скользили по водной глади, обмениваясь смертоносными залпами, словно два всадника, которые шагом едут по равнине, ведя дружескую беседу. Такой бой продолжался час, а затем беседа оборвалась. «Дрейк» спустил флаг. Как изменился этот величественный корабль за какие-то короткие шестьдесят минут! Палубы его напоминали теперь дремучий бор, где побывали лесорубы. Сбитые стеньги и реи повисли на снастях, упавшие в воду паруса надувались шарами, словно обрубленные кроны. Черный корпус и расщепленные основания мачт были истерзаны и изрешечены, словно их долбили гигантские дятлы.
«Дрейк» был больше «Скитальца» и нес больше пушек и людей. Потери его были гораздо тяжелее. Его мужественный капитан и старший офицер оба получили смертельные раны.
Первый скончался, когда победители взошли на борт корвета, второй — через два дня.
Начинало смеркаться, на море по-прежнему царил штиль. Никакая канонада, никакие усилия обезумевшего человека не могут нарушить стоическую невозмутимость природы, если природа хочет сохранять безмятежность. Погода не изменилась и на следующий день, что весьма облегчило починку кораблей. Когда она была завершена, они обогнули Ирландию с севера и взяли курс на Брест. Их не раз преследовали английские сторожевые суда, но им удалось благополучно добраться до своей стоянки во французских водах.
— Мы неплохо поплавали этот месяц, господа, — сказал Поль Джонс французским офицерам, которые поднялись на борт, едва «Скиталец» бросил якорь. — Я прихватил с собой двух путешественников, — продолжал он. — Разрешите представить вам моего близкого друга Израиля Поттера, прибывшего сюда из Северной Америки, а также корабль его величества короля Англии «Дрейк», прибывший сюда из Каррикфергеса в Ирландии.
Это плаванье принесло Полю славу героя — особенно при французском дворе, тем более что король Людовик прислал ему шпагу и орден. Но бедняга Израиль, который также захватил вражеское судно, да еще в одиночку, — что получил он?
Глава XVIII
ЭКСПЕДИЦИЯ, КОТОРАЯ ОТПЛЫЛА ИЗ ГРУА
Три месяца спустя после возвращения «Скитальца» в Брест переговоры доктора Франклина с французским королем, успеху которых немало способствовала пылкая настойчивость Поля, привели к тому, что на рейде Груа уже стояла разношерстная эскадра из девяти судов, готовая отплыть для нового нападения на английские берега. Входившие в нее корабли были собраны откуда попало, команды их вербовались из всевозможного сброда, офицеры не знали друг друга и все втайне завидовали Полю. На дисциплину и соблюдение субординации рассчитывать не приходилось, и экспедиция с самого начала грозила окончиться неудачей. Человеку вроде Поля все это не могло не причинять невыразимых мучений. Но он смирился с неизбежным, и, хотя во многих отношениях действительность превзошла самые худшие ожидания, его гордый дух не был сломлен.
Карьера этого упрямого искателя приключений служит блестящим подтверждением той общеизвестной истины, что поскольку все дела человеческие по самой своей природе обречены на полнейшую путаницу, поскольку они порождаются и питаются своеобразным полуупорядоченным хаосом, то, следовательно, тому, кто ищет преуспеть в великом, не следует ждать тихой погоды, которой никогда не бывало и не будет, — вместо этого он должен рассчитывать лишь на неверные средства, имеющиеся в его распоряжении, и одержимо рваться вперед к своей цели, положившись в остальном на судьбу.
Хотя Поль официально считался командиром эскадры, на деле это было не так. Почти все его капитаны высокомерно требовали полной свободы действий. Один из них впоследствии оказался явным предателем, и почти ни на кого из остальных нельзя было положиться.
Ну, а чтобы дать представление о входивших в эскадру кораблях, достаточно будет описать тот, которым командовал сам Поль. Эта тяжелая и неуклюжая посудина была в свое время построена для торговли с Индией и до сих пор хранила ароматы чая, гвоздики и араковой водки[79] — прежних своих грузов. Уже тогда этот старый корабль был так же смехотворно нелеп, как в наши дни треуголка среди цилиндров. Его слоновий корпус был увенчан соответствующим паланкином — высоким резным ютом, более всего походившим на Пизанскую падающую башню. Когда бедняга Израиль стоял на этом юте, держа у глаза подзорную трубу, он напоминал не столько моряка, сколько астронома, разглядывающего не земное, а лунное море. Галилей на холмах Фьезоле.[80] Корабль этот строился как однопалубный — другими словами, у него была только одна батарейная палуба; однако, прорубив порты в кормовом трюме, Поль втиснул туда шесть старых восемнадцатифунтовых пушек, и их ржавые дула торчали над самой водой, словно головы чумазых мулатов, выглядывающих из подвала. Это ветхое судно называлось «Дюра», но еще до отплытия получило другое название, которое затем его обессмертило. Хотя и не секрет, что название было изменено в знак уважения к доктору Франклину, теперь впервые будет рассказано, как это все произошло.
