Франц Кафка - Процесс
— Да нет, — сказал фабрикант, — откуда заместитель директора может это знать?
— А вы? — спросил К. уже значительно спокойнее.
— Я время от времени узнаю кое-что о суде, — сказал фабрикант, — и это как раз касается того, что я хотел вам сообщить.
— Как много людей связаны с судом! — сказал, наклонив голову, К. и провел фабриканта к письменному столу.
Они снова уселись, как раньше, и фабрикант сказал:
— К сожалению, я могу вам сообщить не очень много. Но в таких делах и самой последней мелочью нельзя пренебрегать. А кроме того, мне хочется вам чем-то помочь, пусть даже моя помощь и будет очень скромной. Мы ведь до сих пор были хорошими деловыми партнерами, верно? Ну вот.
К. хотел извиниться за свое сегодняшнее поведение во время переговоров, но фабрикант не позволил себя прервать, передвинул свою папку из-под локтя под мышку, показывая этим, что он спешит, и продолжил:
— О вашем процессе я узнал от некоего Титорелли. Он художник. Титорелли — это только его художественный псевдоним, его настоящего имени я даже вообще не знаю. В течение уже нескольких лет он время от времени приходит ко мне в контору и приносит картинки, за которые я ему всегда даю — он почти попрошайка — что-то вроде милостыни. Симпатичные, кстати, картинки — степные пейзажи и тому подобное. Эти продажи всегда проходили очень гладко, и мы уже оба к ним привыкли. Но тут его визиты стали повторяться что-то уж слишком часто, я его упрекнул, мы разговорились; мне было интересно, как это ему удается прожить одними его художествами, и тут я, к моему удивлению, узнал, что основной источник его доходов — писание портретов. Он работает для суда, так он мне сказал. Для какого суда? — спрашиваю я. И тогда он мне рассказывает об этом суде. Ну, вы, наверное, лучше, чем кто-либо, можете себе представить, как я был удивлен этим рассказом. С тех пор я при каждом его визите узнаю что-нибудь новое об этом суде и так постепенно получил некоторое представление обо всем этом деле. Титорелли, впрочем, болтлив, и мне часто приходится его окорачивать не только потому, что он, конечно, и врет тоже, но прежде всего потому, что деловой человек вроде меня, у которого собственные деловые заботы отнимают почти все силы, не может очень интересоваться еще и посторонними вещами. Но это я только так, к слову. Так вот, я и подумал, что, может быть, Титорелли окажется вам в чем-то полезен, он знает многих судей, и хотя сам он никакого особого влияния иметь не может, но все же он может вам посоветовать, как подступиться к разным влиятельным людям. И если даже сами по себе эти советы ничего не решают, то в ваших руках они, по-моему, могут приобрести большое значение. Вы ведь почти что адвокат. Я так всем и говорю: прокурист К. это почти что адвокат. О, у меня нет ни малейшего беспокойства за исход вашего процесса. Ну так как, пойдете к Титорелли? По моей рекомендации он, безусловно, сделает все, что в его силах. Я в самом деле думаю, что вам стоит зайти к нему. Естественно, не обязательно сегодня — когда-нибудь, при случае. Хочу еще добавить, что, разумеется, этот совет, который я даю вам, ни в малейшей степени ни к чему вас не обязывает, — действительно, вы же не обязаны идти к Титорелли. Нет, если вы полагаете, что можете обойтись без Титорелли, то, конечно, лучше совсем о нем забыть. Может быть, у вас уже есть какой-нибудь тщательно разработанный план, а Титорелли может его нарушить. Нет, тогда, естественно, ни в коем случае не ходите туда! И, конечно, тут надо и над собой сделать усилие, чтобы пользоваться советами такого типа. Ну, это как вы захотите. Вот, тут рекомендательная записка, а тут адрес.
Разочарованный, К. взял письмо и сунул его в карман. Даже в самом лучшем случае польза, которую ему могла принести эта рекомендация, была несравненно меньше, чем вред, заключавшийся в том, что фабрикант знал о его процессе, и в том, что художник продолжал распространяться на эту тему. Он с трудом заставил себя сказать фабриканту, который уже направился к двери, несколько слов благодарности.
— Я схожу туда, — сказал он, прощаясь в дверях с фабрикантом, — или, поскольку я сейчас очень занят, напишу ему; может быть, он как-нибудь зайдет ко мне.
— Я же знал, — сказал фабрикант, — что вы найдете наилучшее решение. Правда, мне кажется, что лучше бы вам избегать приглашений таких людей, как этот Титорелли, сюда, в банк, для разговоров с ним о процессе. Да и не всегда бывает желательно оставлять в руках у таких людей свои письма. Но вы, конечно, все это продумали и знаете, что вам следует делать.
К. кивнул и проводил фабриканта до самого выхода из приемной. Несмотря на внешнее спокойствие, он был очень напуган, он испугался самого себя; собственно, о письме к Титорелли он сказал только для того, чтобы как-то показать фабриканту, что оценил по достоинству его рекомендацию и намерен, не откладывая, обдумать возможность встречи с Титорелли, но, ведь если бы он счел помощь Титорелли полезной, он бы, недолго думая, и в самом деле ему написал. А то, что это могло бы иметь опасные последствия, он понял только после замечания фабриканта. Он что же, в самом деле уже так мало может полагаться на свой собственный рассудок? Если он способен откровенно, письмом пригласить в банк какого-то сомнительного человека, чтобы тут, будучи отделенным лишь дверью от заместителя директора, спрашивать у него совета по его процессу, то не было ли тогда возможно — и даже очень вероятно, что он не замечает и других опасностей — или навлекает их? Ведь не всегда рядом будет стоять кто-то, кто сможет его предостеречь. И именно теперь, когда он должен был проявлять силу и собранность, проявлялись вот такие прежде чуждые ему сомнения в собственной бдительности! Так что же, те затруднения при исполнении своих обязанностей, которые он испытывает в банке, теперь начнутся и в процессе? Сейчас, впрочем, он вообще уже не понимал, как могло быть, что он хотел писать этому Титорелли и приглашать его в банк.
К. все еще в недоумении качал головой, когда сбоку к нему подошел секретарь и обратил его внимание на троих господ, сидевших тут, в приемной, на скамье. Они уже давно ждали допуска к К. Теперь, когда секретарь заговорил с К., они встали, и каждый постарался воспользоваться благоприятной возможностью приблизиться к К. раньше других. Поскольку со стороны банка было весьма неучтиво заставлять их терять время здесь в ожидании допуска, то и они не намерены были теперь проявлять уважение.
— Господин прокурист, — начал один из них.
Но К. велел секретарю подать его зимнее пальто и, надевая его с помощью секретаря, сказал, обращаясь ко всем троим:
— Прошу прощения, господа, к сожалению, в данный момент я не имею времени принять вас. Я очень прошу меня простить, но мне необходимо сделать один неотложный деловой визит, и я должен немедленно уйти. Вы ведь и сами заметили, насколько я уже тут задержался. Не будете ли вы так любезны прийти завтра или когда-либо еще. Или, может быть, мы обсудим все по телефону? Или, может быть, вы мне сейчас коротко скажете, в чем состоит ваше дело, и я вам потом дам обстоятельный письменный ответ. Впрочем, было бы лучше, если бы вы пришли как-нибудь в другой раз.
Эти предложения К. привели господ, ожидание которых теперь оказывалось совершенно напрасным, в такое изумление, что они молча уставились друг на друга.
— Итак, мы договорились? — спросил К., отворачиваясь к секретарю, который теперь принес ему и шляпу.
Сквозь открытую дверь кабинета К. было видно, что снегопад на улице очень усилился. Поэтому К. поднял воротник пальто и застегнул его высоко под подбородком.
Как раз в этот момент из соседнего кабинета вышел заместитель директора, посмотрел, усмехаясь, на то, как К. в зимнем пальто ведет переговоры, и спросил:
— Вы собираетесь уходить, господин прокурист?
— Да, — сказал К., собравшись, — я должен нанести деловой визит.
Но заместитель директора уже повернулся к клиентам.
— А эти господа? — спросил он. — Мне кажется, они уже давно ждут.
— Мы уже договорились, — сказал К.
Но тут сдержанность покинула господ, они окружили К. и заявили, что не ждали бы тут часами, если бы у них не было важных дел, которые должны быть обсуждены теперь же, причем обстоятельнейшим образом и без свидетелей.
Заместитель директора некоторое время слушал их, наблюдая в то же время за К., который держал в руке шляпу и то здесь, то там очищал ее от соринок, и затем сказал:
— Господа, есть один очень простой выход. Если вы согласитесь удовлетвориться мною, я с большой охотой возьму на себя эти переговоры вместо господина прокуриста. Ваши дела, естественно, должны быть обсуждены безотлагательно. Мы тоже деловые люди, как и вы, и умеем ценить время деловых людей, как оно того стоит. Не угодно ли пройти сюда?
И он открыл дверь в приемную его кабинета.
