Шарлотта Бронте - Эмма Браун
– Мадам получила много заказов для новогоднего бала, – объяснила она, поспешно вытирая влажным носовым платком свое лицо. – Она приказала выполнить все эти заказы до Рождества.
– Успокойтесь, – сказал он. – Не стоит так горевать из-за одной испорченной пары перчаток.
– Вы не понимаете! – воскликнула она и снова залилась слезами. – Мне платят по два шиллинга и шесть пенсов за дюжину перчаток, но если хотя бы одна пара будет испорчена, то я обязана выплатить ее полную стоимость, а это целых три шиллинга и шесть пенсов. Мистер Эллин посмотрел на свои руки, на которых были надеты лайковые перчатки. Рукам в них было тепло и уютно. Мягкая кожа была соединена тоненькими, но прочными нитями. Никогда еще джентльмену обыкновенная пара перчаток не казалась такой важной вещью. Он спросил, не могла бы она показать ему эти злосчастные перчатки. Она послушно подала ему пару светло-голубых лайковых перчаток. Некоторые пальцы были мягкими и липкими, так как побывали во рту у зубастого малыша. Такие перчатки расправятся через пять минут после того, как их наденут на руки, однако изделие со столь незначительным дефектом почему-то нельзя продать по более низкой цене. И несчастной мастерице, которая сшила их, придется заплатить их полную, а для нее просто немыслимую, цену.
– У моей тети есть перчатки, очень похожие на эти, – осторожно сказал он. – Она потеряла одну из них, а это ее любимые перчатки. Я вам буду весьма признателен, если вы продадите мне эту пару. Я хочу сделать ей подарок на Рождество.
Перчаточница зашмыгала носом и укоризненно посмотрела на него сквозь слезы. Она поняла, что он неспроста проявляет такую невиданную щедрость.
– Лучшего хозяина для них и придумать нельзя, – сказала она. – Возьмите их.
– Тогда вы должны мне разрешить заплатить за них их полную цену, – сказал он и аккуратно отсчитал три шиллинга и шесть пенсов. – Кстати, совсем забыл. Скажите, вы когда-нибудь видели эту вещь? – спросил он и вытащил из коробки уже упоминавшееся ранее пальто.
Некоторое время Сара изумленно молчала. Потрясение оттого, что за нее заплатили ее долг, было не меньшим, чем горе, причиненное ей этим самым долгом. Наконец, придя в себя, она сказала:
– Я хорошо ее помню. Такая прелестная вещица для маленькой девочки!
– Вы случайно не помните, кто заказал мадам эту вещь?
Она снова задумалась.
– О, я помню. Тогда было столько суеты и волнений, ведь мадам не хотела шить для ребенка, и заказчик сказал, что один предмет женской одежды не отличается от другого точно так же, как одна портниха не отличается от другой. И если ей не нужны его деньги, то он заплатит их кому-нибудь другому. Мадам же на самом деле очень любит деньги. Она не могла позволить ему унести свои деньги в другое место, а у него, похоже, их было предостаточно. Он сразу же согласился заплатить ту сумму, которую она ему назвала, только попросил сшить полностью весь гардероб для девочки.
– Вы видели этого джентльмена? – поинтересовался мистер Эллин.
– Да, сэр. Я шила перчатки для этой девочки. Он очень спешил, и мне пришлось нести перчатки к мадам домой. Они были такими крошечными! Я считаю, что это пустая трата денег, ведь ребенок испортит их через пять минут после того, как начнет играть в них.
«Только не этот ребенок», – подумал мистер Эллин.
– И как этот джентльмен выглядел? – спросил он. – Он с вами разговаривал?
– Он был хорошо сложен, такой сильный и крепкий, сэр. Лицо у него было бледное, а волосы темные. Я даже испугалась, когда он заговорил со мной. Он пристально уставился на меня и начал расспрашивать про моих детей.
– О чем он вас спросил?
– Он хотел знать, ходят ли они в школу. Я сказала, что ходят. Я испугалась, что меня могут посадить в тюрьму за то, что я плохо о них забочусь. Какой смысл отправлять детей в школу, если у них нет ни еды, ни одежды?
Мистер Эллин не знал, что ей на это сказать, и только подумал о том, что нет никакой пользы держать детей дома, если они просто сидят на шее у матери.
– Если они не ходят в школу и ничему не учатся, то как же они потом смогут зарабатывать на жизнь? – осторожно спросил он.
– Они будут работать, сэр, – сказала она. – Сколько детей и калек работают на фабриках, и никто не возражает против этого. Такая же жизнь ожидает и моих детей. Если они могут ходить, то могут и работать, если же нет, то им остается только просить милостыню.
Нашего сыщика так поразила ее прямота и невежественность, что он далее забыл, зачем пришел сюда. Он бы с радостью покинул это место, но вспомнил о другом ребенке, оставленном на произвол судьбы.
– Вы случайно не знаете, как мадам заплатили за эту работу? Может быть, этому джентльмену выписывали счет? Может быть, он оставил свой адрес?
– Он сразу же расплатился наличными, – сказала перчаточница. Она явно оживилась, вспомнив об этом. – В тот самый день, когда я принесла эти маленькие перчатки. Я никогда не видела столько денег. Он достал эти огромные деньжищи из своих наружных карманов. Он был набит деньгами, словно огородное пугало соломой.
– Может быть, вы еще что-нибудь можете вспомнить?
– Почему бы и нет, сэр. Сейчас припомню. Я не напрасно упомянула об огородном пугале. Он говорил как джентльмен и манеры у него были приличные, но внешне он не очень походил на джентльмена. Хотя на нем была дорогая одежда, но во всем его облике чувствовалась какая-то небрежность.
Он положил ей в руку гинею. Она хотела отказаться от этих денег, но, увидев, что на нее смотрят другие швеи и их глаза, похожие на глаза диких кошек, светятся алчным огнем, положила монету в свой карман.
– Я очень благодарен вам, Сара, – сказал он. – Вы мне очень помогли.
– Я старалась, сэр, – сказала она. – Но я почти ничего не знаю об этом джентльмене.
– Вы мне сообщили полезные сведения о мистере Конвее Фитцгиббоне.
– Но, сэр, – сказала она, – у него было другое имя.
Тут он ощутил такое волнение, какое обычно чувствует рыбак, когда туго натянутая блесна уходит под воду под тяжестью рыбы, или охотник в тот момент, когда держит палец на курке и готовится выстрелить в летящую птицу.
– Как же его звали, Сара?
– Я не знаю, сэр. Но точно могу сказать, что не так, как вы его назвали.
Глава 12
Рождественским утром я сказала Матильде, что нам сегодня придется выйти в общество.
– Как вам будет угодно, – ответила она.
– Это означает, что тебе этого не хотелось бы.
– Нет, мадам.
Когда же я спросила ее о причине такой нелюбви к выходу в общество, Матильда ответила, что она уже разочаровалась в людях. Тем, кто не видел, какое уныние и отчаяние выражало в этот момент ее лицо, ответ этот может показаться несколько необдуманным. Но, несмотря ни на что, у нас с ней сложились хорошие отношения. Хотя было бы преувеличением утверждать, что она уже привыкла к новому месту жительства и успокоилась. По ночам она спала очень беспокойно – часто вздрагивала и просыпалась. Казалось, что ее преследуют кошмары. Днем же она почти все время проводила в своей комнате, находя в этом какое-то особое удовольствие. Она перенесла туда книги, стоявшие на полках в гостиной, и положила их возле кровати. Кроме книг она также сносила в свою комнату различные безделушки – камеи, декоративные вещицы, всяческие поделки – для того, чтобы придать комнате какое-то особое значение. Изменения коснулись даже кровати, на которой она спала. Она поменяла светло-голубое одеяло на то, которое я когда-то вышила своими руками. Она, словно птичка, сидела в этом своем гнездышке и читала книги. Часто, сидя за туалетным столиком, она подолгу всматривалась в свое отражение в зеркале. Но делала это совсем не потому, что ей, как всем девочкам, нравилось любоваться собой, и даже не потому, что она чувствовала некоторую неуверенность в своей внешней привлекательности. Нет, она просто смотрела и задавала себе тот же самый вопрос, который ей уже неоднократно задавали другие люди: «Кто же я на самом деле?»
Тем не менее, мы с ней даже предприняли небольшое путешествие. Мы побывали в Руксбери, и я показала ей бакалейную лавку, которая когда-то принадлежала моему мужу. Она несколько расстроилась, что эта процветающая лавка принадлежит теперь другому владельцу и на вывеске уже нет фамилии Челфонт. Потом мы походили по другим магазинам, купили подарки для моих многочисленных друзей и знакомых, приобрели также для моей гостьи ткань на платье и пару крепких ботинок, подходящих для прогулок по нашей холмистой местности. Она, конечно, сначала отказывалась что-либо покупать, но потом все-таки согласилась. Матильда оказалась человеком экономным и, прежде чем купить какую-нибудь вещь, все тщательно обдумывала и взвешивала. Ей нравились тонкие ткани мягких, неярких тонов. Я похвалила ее выбор и сказала, что теперь она стала больше похожа на себя настоящую. Она ответила, что если бы можно было создать саму себя с помощью одежды, то нам следовало бы возносить молитвы платяному шкафу. В наших отношениях наметился значительный прогресс. Мы с ней уже долго и помногу беседовали. Больше, правда, на отвлеченные темы, а не о чем-то конкретном. Хотя наши беседы напоминали извилистые тропинки, изобилующие знаками «Осторожно! Запрещенная территория», тем не менее по многим вопросам наши с ней мнения совпадали.
