Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1 - Иван Сергеевич Шмелев
Первая редакция «Куликова поля» (тогда еще — рассказа) была завершена автором в феврале 1939 г. и опубликована в газете «Возрождение»[21]. В январе — феврале 1942 г., по просьбе О. А. Бредиус-Субботиной, И. С. Шмелев переслал ей рассказ в пяти письмах[22]. Перепечатывая текст, Шмелев создал не точную копию (для писателя его склада это было невозможно), а еще один вариант произведения. Находящаяся в РГАЛИ рукопись — это авторский список, в котором рассказ еще раз выверен и выправлен стилистически: изменена разбивка на абзацы, сделан другой выбор слов-синонимов. Сам Шмелев неоднократно называл сделанную правку редакцией, хотя это и не совсем точно: «…Это последняя редакция, самая окончательная, для тебя и печати». «Пусть эта последняя ред „Куликова Поля“ (я опять местами правил и пополнял) будет истинной, помни!»[23].
Перепечатка рассказа послужила импульсом его будущей серьезной переработки. Уже в начале 1942 г. Шмелев занят не столько правкой, сколько размышлениями о поэтике произведения. «Рассказ постепенно становится углубленней. Моя главная цель — показать, что для духа нет ограничений во времени и пространстве: все есть и всегда будет, — нет границы между здесь и — там»[24]. В это же время возникает замысел опубликовать рассказ отдельным изданием. «И первой моей заботой, как только наступит возможность издания… — „Куликово Поле“! Я подберу к нему — что подобает, что достойно — рядом. А лучше — издать только это одно, издать молитвенно, очень чистым томиком, малого формата, как издают стихи… — ибо этот „святой рассказ“ — стоит особняком во всем моем, как и во всей русской литературе»[25]. Однако осуществить издание невозможно (идет Вторая мировая война), и переработку «Куликова поля» заслоняют другие произведения — «Лето Господне» и «Пути небесные».
К своему замыслу И. С. Шмелев возвратился нескоро. 18 февраля 1947 г. он коротко сообщил О. А. Бредиус-Субботиной о переработке произведения. Именно тогда была создана опубликованная редакция февраля — марта 1947 г. На следующий день он отправляет вторую редакцию «Куликова поля» ей и И. А. Ильину«…в новом списке, очень развернутом, в 1,5 раза»[26]. Чем же отличалась эта редакция от первой, 1939 года?
«„Куликово Поле“ — раздвинулось» — очень точно охарактеризует новую редакцию автор. В первую очередь, укрупнены образы героев и персонажей, появляются биографические подробности (это — отличительная черта второй и последующих редакций), добавлены характерные детали. Более того, нарушая почти житийный, «сказовый» лад «Куликова поля», начинает звучать многоголосие окружающего мира, ранее бывшего только фоном для речей и явлений четырех главных героев. Постепенно из рассказа о явлении святого формируется совсем другое произведение. Во вторую редакцию активно введены цитаты из работ И. А. Ильина «О сопротивлении злу силой» и «Основы художества». Именно эти фрагменты Ольга Бредиус-Субботина назовет «публицистикой», и в опубликованном варианте И. С. Шмелев частично от них откажется, а в окончательной редакции полностью исключит, заменив ссылками на «Три разговора» Вл. Соловьева и «Бесы» Ф. М. Достоевского. «Публицистические» нотки звучат и далее. Если в первой редакции подчеркнуто только совпадение двух дат — обретения креста на Куликовом поле и явления преподобного в Сергиевом Посаде, то в февральской редакции 1947 г. впервые появляется второй план — совпадение в 1925 г. Дмитриевской Родительской субботы и субботы 7 ноября, годовщины Октябрьских событий[27]. «Особенно поражало нас в нами воссозданном, „суббота 7 ноября“, сомкнувшаяся со „святой субботой“, ею закрытая»[28]. Более того, этот «второй план» делается все более и более весомым, и в финале повести становится основным: «И стало понятно, почему притекали в эту тихую вотчину, под эти розовые стены, чего искали»[29].
Тем не менее, сказовые и житийные формы не исчезают окончательно из дальнейших редакций «Куликова поля». Пытаясь использовать все грани излюбленного художественного приема, И. С. Шмелев меняет речь преподобного Сергия, вводя церковно-славянские и устаревшие обороты. В первой редакции преподобный говорит привычным бытовым языком («…Крест нашел… Как же ты думаешь…»), во второй редакции его слова звучат иначе: «Крест Христов обрел, радуйся. Чесо же смущаешися, чадо?»[30]. «Сказ» о Куликовом поле подчеркнет и разбивка второй редакции на 12 глав, для которой И. С. Шмелев нарушает первоначальное деление.
Тем не менее, сам И. С. Шмелев считал работу незавершенной. В мае 1947 г. он создает новую, по-видимому, окончательную редакцию «Куликова поля».
Продолжая переработку повести, И. С. Шмелев следует пути, намеченному еще во второй редакции. Появляются новые подробности и сюжетные линии, персонажи и герои, явление святого становится частью более развернутого повествования. С другой стороны, по мере доработки повести язык преподобного будет приближаться к церковно-славянскому, и автор станет вновь и вновь перебирать фразы, чтобы сказать «проще, сильней и глубже».
В эту редакцию И. С. Шмелев вводит диалог Следователя с Олей Средневой, в котором даны два совершенно разных описания одного и того же креста. Первое — только что найденного Василием Суховым на Куликовом поле, второе — принесенного преподобным в Сергиев Посад. «Сухов мне говорил, что Крест был темный… Светилась только царапина!» — «Нет, как раз наоборот: где посечено — окись, черно-зеленое, а ве Крест совершенно ясный, как новенький»[31]. И далее: «Крест был как живой!.. В Нем, будто, светилось Не чувствовалось „материи“, металла, меди»[32].
«Обновление креста» окончательно утверждает «Куликово поле» как многоплановое произведение. В нем сочетаются детективная фабула, сказ о явлении святого, «документальное свидетельство» об обращении «невера». И на этом, тщательно подобранном автором фоне, звучит новая и главная тема повести — евангельская тема Распятия и Воскресения России. То, что занимало мысли И. С. Шмелева во время Второй мировой войны, то, в чем он видел основное, «скрытое» движение истории.
Эта тема заставляет автора отказаться от «сказания в двенадцати главах», идеально соответствовавшего архаичной речи преподобного[33]. В окончательном варианте повести 15 глав. «Куликово поле» включает в себя все новые подробности следствия. «Хотя… зачем так уж необходимо было гостю пролезать через цепляющийся малинник, когда можно было пройти через калитку?.. оберегать от воров, когда ворам открыта дорога! Я чувствовал мистическое нечто, близость тайны, — священной тайны! — чувствовал, что меня коснулось, что я… — именно, вовлечен»[34]. В повести появляются три новых персонажа. Собственно, они не присутствуют в тексте, возникая непосредственно в восприятии читателя: Следователь по Особо Важным Делам (разнящийся со следователем рассказа), преступник и угадывающийся за ним Судья. «Вы — следователь. И должны ясно видеть, кто преступник. Народ вне дела».
* * *
Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной вводит произведения Шмелева в контекст важнейших событий жизни писателя. В их творческую историю активно
