Проспер Мериме - Аббат Обен

— Дорогой аббат! — проговорила я наконец. — Вы непременно должны получить приход много лучше этого. Я напишу епископу, моему дядюшке, а в случае надобности сама съезжу к нему.

— Покинуть Нуармутье! — воскликнул он, всплеснув руками. — Но ведь я счастлив здесь! Мне нечего пожелать с тех пор, как вы поселились в этом краю. Вы осыпали меня дарами, и мой скромный домик стал похож на дворец.

— Нет, — сказала я, — мой дядюшка стар, и если на свое несчастье я потеряю его, мне не к кому будет обратиться, чтобы исхлопотать вам хороший приход.

— Увы, сударыня, мне будет жаль покинуть это село... Настоятель храма Святой Марии скончался... но меня утешает то, что его заменит аббат Ратон. Это весьма достойный священник, и я рад за него; впрочем, если бы его преосвященство подумал обо мне...

— Как, настоятель храма Святой Марии скончался?! — воскликнула я. — Сегодня же еду в Н. и поговорю с дядей.

— Нет, нет, не надо, сударыня! Аббат Ратон гораздо достойнее меня, да и покинуть Нуармутье...

— Господин аббат! — сказала я твердо. — Это необходимо!

При этих словах он опустил голову и больше не посмел возражать. Я чуть ли не бегом вернулась в замок. А он, несчастный, шел за мной и был так взволнован, что рта не смел раскрыть. Он был сражен. Я не мешкала ни минуты. В восемь часов вечера я уже была у своего дяди — он был явно расположен в пользу своего ненаглядного Ратона; но он меня любит, и я знаю свою власть над ним. Словом, после долгих споров я настояла на своем. Ратон был устранен, и ныне аббат Обен — кюре храма Св. Марии. Вот уже два дня, как он в городе. Несчастный понял значение моих слов «это необходимо». Он почтительно поблагодарил меня, не говоря ни о чем, кроме своего неоплатного долга передо мной. Я была признательна аббату за то, что он сразу уехал из Нуармутье под предлогом, будто ему следует как можно скорее поблагодарить его преосвященство. Перед отъездом он послал мне свою прелестную византийскую шкатулку, прося позволения иногда писать мне. Что скажешь, моя красавица? «Доволен ли ты, Куси?»[7] Это был урок, и я его не забуду, когда снова появлюсь в свете. Но тогда мне минет тридцать три, и уже нечего будет опасаться, что меня кто-нибудь полюбит... да еще такой любовью!.. Конечно, это невозможно. Пусть так, но от всего этого безумства у меня остались прелестный ларчик и истинный друг. Когда мне исполнится сорок лет и я буду бабушкой, я поведу интригу, чтобы аббат Обен получил приход в Париже. Ты познакомишься с ним, дорогая, и он даст первое причастие твоей дочери.

VI

Дорогой учитель! Вам пишет уже не скромный священник из Нуармутье, а настоятель храма Св. Марии. Я простился с болотами, и ныне я горожанин, живущий в прекрасном церковном доме на главной улице Н***; я — настоятель большого храма, прекрасного храма, в котором царит образцовый порядок, храма великолепного по своей архитектуре, который изображен во всех альбомах Франции. Служа мессу у его мраморного алтаря, я спрашивал себя: я это или не я? Но то был не сон, а явь. Больше всего меня радует мысль, что Вы приедете погостить ко мне на каникулах, и я сумею предоставить вам хорошую спальню, хорошую кровать, не говоря уже о некоем бордо, названном мною «Нуармутье», которое, смею утверждать, достойно Вас. Но, спросите Вы, каким образом я попал из Нуармутье в храм Св. Марии? Вы оставили меня на паперти, а видите на колокольне.

О Meliboee, deus nobis haec otia fecit[8].

Дорогой учитель! Провидение привело из Парижа в Нуармутье великосветскую даму, вынужденную временно жить на десять тысяч экю в год из-за неприятностей, которых нам с Вами нечего опасаться. К сожалению, эта любезная и добросердечная особа несколько испорчена фривольными книгами и обществом столичных вертопрахов. Смертельно скучая со своим мужем, которым не очень-то можно похвалиться, она оказала мне честь своей благосклонностью. Бесчисленные подарки, постоянные приглашения, и что ни день, то новый проект, для которого я был ей необходим. «Аббат, я хочу учиться латыни... Аббат, я хочу изучать ботанику... horresco referens[9]; она пожелала даже, чтобы я наставлял ее в богословии. Как жаль, что Вас не было со мной, дорогой учитель! Словом, для удовлетворения этой жажды знаний потребовались бы все наши преподаватели из Сент-А***. К счастью, ее причуды были недолговечны, и редкий курс доходил до третьего урока. Когда я объяснил ей, что rosa по-латыни значит «роза», она воскликнула: «Аббат, да вы просто кладезь премудрости! Как это вы позволили похоронить себя в Нуармутье?» Надо Вам сказать, дорогой учитель, что чтение нынешних дрянных книжонок привило этой милейшей особе довольно странные понятия. Однажды она дала мне некое сочинение, только что полученное ею из Парижа, от которого она была в восторге, а именно, Абеляра де Ремюза[10]. Вы, вероятно, читали эту книгу и могли оценить ученые рассуждения ее автора, к сожалению, весьма дурного направления. Прежде всего я взялся за второй том, о философии Абеляра, и лишь прочтя его с живейшим интересом, вернулся к первому тому о жизни знаменитого ересиарха. Разумеется, только его и соизволила прочесть моя знатная дама. Дорогой учитель! Эта книга открыла мне глаза. Я понял, сколь опасно общество прекрасных дам, неистово влюбленных в науку. По части экзальтации дама из Нуармутье перещеголяла бы самою Элоизу. Я был в замешательстве, оказавшись в столь новом для себя положении, как вдруг она говорит мне: «Аббат! Я хочу, чтобы вы стали настоятелем храма Святой Марии; прежний его настоятель скончался. Это необходимо». Она тотчас же садится в карету, едет к его преосвященству, и через несколько дней я — настоятель храма Св. Марии, несколько смущенный тем, что получил это назначение по протекции, а впрочем, крайне довольный, что удалось избежать когтей столичной львицы. На парижском жаргоне, дорогой учитель, под львицей подразумевается женщина, пользующаяся успехом в свете.

Ώ Ζεύ, γυναιχών οίον ώπασας γένος[11].

Неужто мне следовало отказаться от удачи и встретить лицом к лицу опасность? Это было бы глупо. Разве святой Фома Кентерберийский[12] не принял несколько замков в дар от Генриха II? До свиданья, дорогой учитель! Надеюсь в скором времени пофилософствовать с Вами, сидя в уютных креслах за жирной пуляркой и бутылкой бордо, more philosophorum. Vale et me ama[13].

Примечания

Впервые опубликовано — газ. «Конститюсьонель», 1846, 24 февраля.

1

Филаминта — героиня комедии Мольера «Ученые женщины».

2

Упадок духа, уныние (итал.).

3

«Мопра» — роман Жорж Санд, напечатанный в 1836 году.

4

...песнь пиратов из «Гяура». — Песнь пиратов есть не в «Гяуре» Байрона, а в его поэме «Корсар».

5

«Жослен» — изданная в 1836 году поэма Альфонса де Ламартина (1790—1869). В ней рассказывается о борьбе в душе молодого деревенского священника, вынужденного выбирать между любовью и религиозным долгом. Религия в поэме в конце концов одерживает верх.

6

...«моем старом Плутархе для брыжей» — цитата из комедии Мольера «Ученые женщины» (д. II, явл. 7). Герой комедии Кризаль говорит о «толстом Плутархе, годном только для того, чтобы закладывать в него кружевные брыжи».

7

«Доволен ли ты, Куси?» — полустишие из трагедии Вольтера «Аделаида Дюгесклен» (д. V, явл. 6).

8

О Мелибей, божество сотворило нам эти досуги (лат.). — Цитата из «Буколик» Вергилия (эклога I, стих 6).

9

Повествуя, дрожу (лат.). — Цитата из «Энеиды» Вергилия (п. II, стих 204).

10

«Абеляр» де Ремюза. — Речь идет о двухтомном сочинении Шарля де Ремюза (1797—1875) «Абеляр, его жизнь, его философия и его теология», повествующем о французском средневековом философе, богослове и писателе Петре Абеляре (1079—1142), о его любви к Элоизе.

11

Стихотворная строчка, взятая, по-видимому, из Семерых против Фив Эсхила: «Зевс, что за племя нам послал ты в женщинах». Аббат Обен и его учитель, аббат Брюно, превосходно знают древних авторов. (Прим. автора.)

12

Фома Кентерберийский — Фома Бекет (1117—1170), английский политический и церковный деятель, епископ Кентерберийский, канцлер Англии. Пользовался неограниченным доверием короля Генриха II, но после возникшей между ними ссоры был убит по приказанию короля. Причислен к лику святых.