Чарльз Диккенс - Прогулка на пароходе
Слѣдующая среда назначена была для торжественнаго дня, и рѣшено было единодушно, что каждый членъ комитета будетъ носить на лѣвой рукѣ бантъ изъ голубыхъ флорансовыхъ лентъ. Изъ объявленія мистера Перси Ноакса оказывалось, что пароходъ, предназначенный для поѣздки, принадлежалъ Общей Пароходной Компаніи и стоялъ у пристани подлѣ таможни, и такъ какъ мистеръ Перси предложилъ, чтобы обѣдъ и вина были доставлены лучшимъ оффиціянтомъ, то, cъ общаго согласія, рѣшили, что онъ, мистеръ Перси Ноаксъ, явится на пароходѣ къ семи часамъ утра назначеннаго дня, для наблюденія за распоряженіемъ, а остальные члены комитета съ избраннымъ обществомъ прибудутъ къ девяти часамъ. Грогъ повторился еще разъ; присутствующіе молодые люди произнесли нѣсколько праздничныхъ спичей; президентъ получилъ искреннюю благодарность, — и митингъ разошелся.
Во все это время стояла прекрасная погода, которая и продолжалась. Прошло воскресенье, и Перси Ноаксъ сдѣлался необыкновенно дѣятеленъ и суетливъ, и находился въ безпрерывномъ движеніи около пароходной пристани, къ крайнему изумленію писцовъ и къ величайшей выгодѣ голборнскихъ извощиковъ. Наступилъ вторникъ, и безпокойству мистера Перси Ноакса не было пpeдѣла: каждую минуту онъ подбѣгалъ къ окну посмотрѣть, не набѣгаютъ ли облачки на лазурное небо; а мистеръ Гарди привелъ въ изумленіе цѣлый кварталъ, заучивая, въ комнатахъ президента, новые куплеты, приличные предстоящему торжественному случаю.
Въ эту ночь тревоженъ былъ сонъ мистера Перси Ноакса: ему безпрестанно грезились смутныя видѣнія то отходящихъ отъ пристани пароходовъ, то гигантскихъ часовъ со стрѣлкой, указывающей на четверть десятаго, то безобразное лицо мистера Александера Бриггса, выглядывающаго черезъ бортъ парохода и оскалившаго зубы, какъ будто въ насмѣшку надъ его безплодными усиліями вскарабкаться на падубу. Наконецъ, мистеръ Перси Ноаксъ сдѣлалъ послѣднее усиліе — и проснулся. Яркое солнце весело озаряло его спальню, и мистеръ Перси Ноаксъ въ тотъ же моментъ схватился за часы, въ страшномъ ожиданіи увидѣть, что зловѣщія грёзы его осуществились.
Было только пять часовъ: Перси расчиталъ время, положивъ полчаса на туалетъ; а такъ какъ утро было прекрасное и отливъ былъ въ полномъ своемъ дѣйствіи, то мистеръ Ноаксъ рѣшился свободно прогуляться до переулка Страндъ и оттуда отправиться на лодкѣ къ пароходу.
Онъ одѣлся; торопливо представилъ извинительную причину, что не будетъ завтракать, и вышель изъ квартиры. Улицы имѣли такой опустѣлый видъ, какъ будто толпы народа въ послѣдній разъ наполняли изъ наканунѣ. Только изрѣдка показывались въ нѣкоторыхъ мѣстахъ подмастерья, выбѣжавшіе на улицу съ заспанными глазами, чтобъ открыть ставни, изрѣдка встрѣчались блюстители порядка, или молочницы, медленно пробирающіяся по улицѣ. Слуги не начинали еще ни чистить дверей, и разводить огней, — однимъ словомъ, Лондонъ представлялъ изъ себя картину совершеннаго опустошенія.
На углу одного переулка разставленъ былъ «уличный завтракъ». Кофе кипѣлъ на жаровнѣ и большіе ломти хлѣба съ масломъ лежали въ грудѣ одинъ на другомъ, какъ доски на лѣсномъ дворѣ. Общество располагалось на скамейкѣ, приставленной, ради комфорта и безопасности, къ сосѣдней стѣнѣ. Два молодыхъ человѣка угощали трехъ «лэди» и ирландскаго полевщика; ихъ необузданный хохотъ и растрепанная одежда обнаруживали, что предъидущій вечеръ проведенъ былъ въ шумномъ разгулѣ. Маленькій уличный метельщикъ стоялъ въ недальномъ разстояніи и съ завистью смотрѣлъ на соблазнительныя явства; а съ противоположной стороны улицы всю эту группу внимательно осматривалъ полицейскій стражъ. Томные взгляды, блѣдныя лица, пестрые наряды жалкихъ женщинъ также странно не согласовались съ яркимъ, разливающимъ радость солнечнымъ свѣтомъ, какъ и ихъ принужденная веселость съ буйнымъ хохотомъ двухъ молодыхъ людей, которые, для разнообразія своихъ удовольствій, изрѣдка подтрунивали надъ содержательницей этой подвижной кофейной.
Мастеръ Перси Ноаксъ быстро миновалъ это мѣсто, повернувъ въ переулокъ Страндъ, и когда открылась передъ нимъ сверкающая блескомъ поверхность Темзы, ему казалось, что онъ никогда еще въ жизни не чувствовалъ въ своей душѣ столько счастія и не находилъ въ особѣ своей столько значительности.
— Не прикажете ли шлюпку, сэръ? вскричалъ одинъ изъ трехъ перевощиковъ, обмывавшихъ каждый свою шлюпку, при чемъ каждый изъ нихъ насвистывалъ свою особенную пѣсню. — Прикажете, что ли?
— Нѣтъ, отвѣчалъ мистеръ Перси Ноаксъ, довольно отрывисто: ему показалось, что вопросъ былъ сдѣлавъ вовсе несоотвѣтственно его достоинству.
— Можетъ быть, вамъ угодно не шлюпку, а цѣлое судно? спросилъ другой лодочникъ, къ безпредѣльному восторгу своихъ товарищей.
Мистеръ Перси Ноаксъ отвѣчалъ на это взглядомъ, въ которомъ выражалось величайшее негодованіе.
— Не хотите ли, сэръ, чтобы я отвезъ васъ къ пароходу? спросилъ старый перевощикъ весьма вѣжливо. На немъ надѣто было красное полинялое платье, цвѣтъ котораго похожъ былъ на оберточный ластикъ «Путеуказателя къ присутственнымъ мѣстамъ.»
— Пожалуй, но только поскорѣй. — На пароходъ «Эндиворъ», подлѣ самой Таможни.
— Эндиворъ?! вскричалъ лодочникъ, который за минуту произвелъ всеобщій хохотъ. — Да я своими глазами видѣлъ, какъ полчаса тому назадъ Эндиворъ прошелъ мимо насъ вверхъ по Темзѣ.
— Я тоже видѣлъ, сказалъ другой: — и, право, хотѣлось бы еще разъ взглянуть на него — прелесть что за видъ! Полнехонекъ джентльменовъ и прекрасныхъ лэди.
Мистеръ Перси Ноаксъ принудилъ себя пропускать мимо ушей эти доводы и вошелъ въ шлюпку, которую старикъ, послѣ нѣсколькихъ пріемовъ отталкиванія, притягиванія и переталкиванія, подплылъ наконецъ къ самымъ ступенькамъ пристани. — «Отваливай!» вскричалъ мистеръ Перси Ноаксъ, и шлюпка быстро понеслась по Темзѣ. Мистеръ Перси Ноаксъ преважно развалился на только что обмытой скамейкѣ, между тѣмъ какъ лодочники предлагали съ пристани пари на какую угодно сумму, что ему никогда не доѣхать да Таможни.
— Вотъ и Эндиворъ! сказалъ восхищенный Перси, приставая къ пароходу.
— Держитесь крѣпче! вскричалъ черезъ бортъ буфетчикъ, и мистеръ Перси Ноаксъ въ секунду очутился на палубѣ.
— Надѣюсь, сэръ, что вы найдете все по вашему желанію. Не правда ли, что пароходъ сегодня кажется какъ-то особенно хорошъ?
— Отлично хорошъ! превосходенъ! отвѣчалъ распорядитель, въ порывѣ душевнаго восторга, который невозможно описать.
Палуба была вымыта, скамейки по бортамъ вытерты; для музыкантовъ устроено отдѣльное мѣсто; очищено мѣсто для танцевъ; въ одномъ углу навалена была цѣлая груда табуретокъ, и надъ палубой растянутъ тентъ. Мистеръ Перси Ноаксъ съ шумомъ спустился внизъ; повара и жена буфетчика накрывали тамъ обѣдъ на двухъ столахъ, во всю длину каюты; послѣ того мистеру Перси Ноаксу оставалось снять съ себя сюртукъ и безпрестанно бѣгать взадъ и впередъ по пароходу, ничего не дѣлая, но въ полномъ убѣжденіи, что этимъ помогаетъ всѣмъ. Жена буфетчика хохотала до слезъ, а мистеру Перса Ноаксу было не до смѣху: онъ едва переводилъ духъ отъ усиленныхъ своихъ движеній. И вотъ у пристани Лондонскаго моста зазвонилъ пароходный колоколъ: Маргэтскій пароходъ совершенно готовъ, Гревзандскій пароходъ также готовъ; народъ шумитъ; носильщики быстро спускаются со ступенекъ пристани съ ношею, которая раздавила бы всякаго другого человѣка, но только не носильщика; на пароходы положены сходни, съ прибитыми къ нимъ четырехъ-угольными дощечками; пасажиры бѣгутъ по нимъ, торопятся, толкаютъ другъ друга, обгоняютъ, — точь-въ-точь какъ стадо овецъ, которыхъ загоняютъ въ птичникъ…. Но вотъ звонъ колокола прекращается, сходни отнимаютъ прочь, и пароходы трогаются съ мѣста…. Сцена была одно изъ самыхъ очаровательныхъ сценъ шума и суеты, какую только воображеніе человѣка можетъ представить себѣ.
Время летѣло быстро; наступила половина девятаго; повара уѣхали на беретъ; обѣдъ совершенно готовъ. Мистеръ Перси Hoаксъ заперъ главную каюту и положилъ ключъ къ себѣ въ карманъ, съ тѣмъ, чтобъ можно было внезапно отпереть ее, во всемъ ея великолѣпіи, передъ глазами изумленнаго общества. Музыканты прибыли на пароходъ; туда же прибыли и вина.
За десять минутъ до девяти, на пароходъ явился весь комитетъ. Тутъ находился и пасторъ Гарди, въ своей курткѣ и жилетѣ, въ бѣлыхъ брюкахъ, шолковыхъ чулкахъ и туфляхъ, съ соломенной шляпой на головѣ и съ огромной зрительной трубой подъ мышкой. Тутъ же находился и молодой джентльменъ въ зеленыхъ очкахъ, въ пикетовыхъ «невыразимыхъ», въ камзолѣ изъ той же матеріи съ блестящими пуговицами, съ изображеніемъ сценъ изъ «Поля и Виргинія». Остальные члены комитета, одѣтые въ бѣлыя шляпы, легкія куртки, такіе же камзолы и панталоны, очень похожи были на лакеевъ и вестъ-индскихъ плантаторовъ.
