Михаил Коцюбинский - Смех
— Ха-ха-ха! а-ха-ха!..
Она не могла сдержать смех, непобедимый, пьяный, клокотавший в груди и только, как пену, швырявший отдельные слова.
— Ха-ха-ха!.. всех... искоренить... ха-ха-ха!.. чтоб и на развод... всех... а-ха-ха!..— Она даже всхлипывала.
Этот дикий хохот один плясал по комнате, и было от него так больно и страшно, как от безумного танца острых ножей, блестящих и холодных. Словно дождь молний сыпал этот смех: что-то убийственное, смертельное, наводящее ужас было в его раскатах.
Чубинский ухватился за стол, чтобы не упасть.
Этот смех бил ему прямо в лицо. Что она говорит? Что-то невозможное, бессмысленное...
Пани Наталя первая сорвалась с места.
— Вон! — крикнула она тонко и пронзительно.— Вон! Она еще мне детей перережет! Гони ее вон!..
Варвара уже не смеялась. Только груди у нее все еще ходили ходуном, а голова низко склонилась. Она поглядела искоса на барыню и, собрав посуду, тяжелыми шагами направилась в кухню.
Босые ноги шлепали по полу.
Чубинскому стало душно. Он весь дрожал. Сделал несколько шагов вслед за Варварой и остановился... Что-то невозможное... непонятное... Какой-то кошмар...
Побежал на кухню и открыл двери.
Там было светло.
Увидел Варвару. Она стояла у стола, сгорбленная, увядшая, спокойная, и что-то вытирала.
— Вар...
Хотел говорить и не мог.
Только смотрел. Большими глазами, испуганными, острыми и необычайно зоркими. Охватывал ими всю картину и мельчайшие подробности. Увидел то, мимо чего ежедневно проходил, как слепой. Эти босые ноги, холодные, красные, грязные и потрескавшиеся, как у скотины. Тряпье на плечах, не дававшее тепла. Землистый цвет лица... синяки под глазами... «Это мы всё съели, вместе с обедом...» Синий чад в кухне, твердую лавку, на которой спала... среди помоев, грязи и чада... едва прикрытую. Как в берлоге... Как зверь... Надломленную силу, которая шла на других... Печальную, тусклую жизнь, век в ярме. Век без просвета, век без надежды... работа... работа... работа... и все для других, для других, чтобы им было хорошо... им, только им... А он хотел еще привязанности от нее.
Не мог говорить. К чему? Все так ясно и просто.
Выбежал из кухни назад в столовую.
— Ты видела? — набросился на жену.—Не видела? Поди посмотри...
— Почему она не бастует? — кричал каким-то необычным голосом. — Почему она не бастует?
Бегал по комнате, точно кто-то стегал его кнутом; ему было душно, нечем было дышать.
Подбежал к окну и, не сознавая, что делает, начал отвертывать гайку. Быстро и нетерпеливо.
— Что ты делаешь? — кричала насмерть перепуганная жена.
Не слушал. Толкнул что было силы болт. Железный болт со звоном ударился о ставню, так что эхо отдалось под высоким потолком. Окно отскочило, ударилось половинками о косяки, и в комнату влился желтый, мутный свет. Осенний ветер швырнул внутрь целую тучу мелкой холодной пыли и каких-то неясных хаотических звуков.
— Почему она не бастует!
Ловил грудью холодный воздух и не замечал даже грозного клокотания улицы.
А улица стонала.
А-а-а...— неслось откуда-то издали, как от прорвавшейся плотины.
А-а-а...— катилось ближе нечто дикое, и слышались в нем и звон стекла, и отдельные крики, полные ужаса и отчаяния, и топот ног огромной толпы... Скакал по улице извозчик, и гнался за ним грохот колес, как безумный... Осенний ветер мчал желтые тучи и сам бежал из города.
А-а-а... а-а-а...
Февраль 1906 г.
Чернигов
Текст по изданию: М. Коцюбинский. Повести и рассказы. Леся Украинка. Стихотворения. Поэмы. Драмы. / Вступительная статья, составление и примечания Ал. Дейча / Пер. с украинского. – М., Изд-во «Художественная литература», 1968. (Библиотека всемирной литературы, Серия третья. Литература XX века. Том 157)
