Сельма Лагерлёф - Перстень рыбака
Чекко, разумеется, не стал загонять свою лодку в сарай, хотя ветер разыгрался не на шутку и простому смертному следовало бы поостеречься. Волны срывали мостки, на которых стирали белье, и бросали их на берег, а прачки вскрикивали и в испуге разбегались по домам. У гулявших господ ветер сдувал широкополые шляпы и швырял их в каналы, откуда уличные мальчишки вылавливали их с большой радостью. Срывало и паруса с мачт, и, сорванные, они громко хлопали на ветру. Детей валило с ног, а белье, висевшее на веревках в узких переулочках, уносил ветер и, уже все изодранное, бросал где-то далеко на землю.
Чекко все еще посмеивался над ветром, который резвился, играя со всякой мелочью. Ветер вел себя как мальчишка, который распугал птиц и вызвал переполох в переулках. Но когда поднялась настоящая буря, которая неизвестно чем обернется, старик загнал наконец лодку под арку моста.
Ближе к вечеру Чекко стал подумывать, что было бы неплохо оказаться в открытом море. При таком крепком бризе там-то могло быть спокойнее. На берегу творилось нечто невообразимое. Завывало в печных трубах, вздыбливало крыши и швыряло их о землю, при этом черепица летела в каналы. Ветер хлопал дверьми и оконными рамами, буйствовал во дворцовых лоджиях и разрушал изысканные лепные барельефы арок.
Старый рыбак все еще храбрился: не шел домой и не ложился спать. Не мог он отвезти домой и лодку, уж лучше бы остаться и стеречь ее. Но если кто-то, проходя мимо, ругался, проклиная непогоду, он не соглашался со словами прохожего. На его долю выпадала в молодости и не такая буря.
— Тоже мне, шторм, — бормотал он про себя. — Неужели это называется штормом? И еще кое-кто говорит, что шторм усилился как раз в ту минуту, когда я швырнул в лицо Святому Марку свой последний золотой! Как будто бы святой может распоряжаться штормом!
Когда наступила ночь, ветер и море пошли приступом на Венецию, и город содрогнулся на своих сваях. Дож Градениго и господа из Совета Старейшин[6] отправились темной ночью в собор Сан-Марко помолиться и попросить Господа Бога смилостивиться. Впереди шли факельщики, но ветер клонил факелы к земле, и язычки пламени тоже становились плоскими, как вымпелы. Ветер трепал одеяние дожа из тяжелой парчи, и слугам приходилось придерживать его.
Чекко подумал, что ничего более поразительного он не видел за всю свою жизнь. Сам дож Градениго шел в собор из-за такого пустячного ветра! Что же станут делать люди, если налетит настоящий шторм?
Волны непрестанно бились о берег, укрепленный сваями. В ночном мраке, словно белоголовые чудища, выпрыгивали они из бездны, когтями и зубами цепляясь за столбы и пытаясь их вырвать. Чекко казалось, что он слышал их злобное шипение, когда они откатывались назад. Но его бросало в дрожь, когда он видел, как они снова появляются и набрасываются на сваи.
Ночью шторм представлялся Чекко куда более ужасным, чем днем. Он слышал вокруг себя крики. Но это не было завыванием ветра; на небе проносились черные тучи, похожие на эскадру пиратских галер, эскадру, которая вот-вот ринется в бой.
Он отчетливо слышал голоса, доносившиеся из проплывавших над его головой туч.
— Скоро наступит конец Венеции, — слышалось из-за тучи. — Скоро явятся наши братья-демоны и сбросят город в море.
— Боюсь, что Святой Марк не допустит этого, — возражал ему другой голос.
— Какой-то венецианец разбил ему лоб, он лежит недвижим и не может никому помочь, — сказала первая туча.
Слова, принесенные ветром, дошли до сознания Чекко, он упал на колени и стал вымаливать прощение у Святого Марка.
Ведь то, о чем говорили демоны, было сущей правдой. Очаровательная Венеция — королева островов — оказалась на краю гибели. Один венецианец посягнул на честь Святого Марка, и настал роковой час, когда морю предстояло поглотить Венецию. И тогда — конец прогулкам при луне по каналам лагуны, конец — звону серенад, доносящихся из черных лакированных гондол. Море смоет златокудрых синьорин, величественные дворцы и позолоченный кафедральный собор.
Если б у этих болотистых островков не было бы покровителя, они бы давным-давно исчезли. Ведь до того, как Святой Марк стал покровителем Венеции, волны нередко размывали их на части.
При первых проблесках рассвета зазвонили колокола собора Сан-Марко. Люди чуть ли не ползком добирались до церкви, а ветер остервенело рвал с них одежду.
Священнослужители решили противоборствовать шторму и морю. Они распахнули главные ворота собора, и длинная процессия вышла из церкви. Впереди несли крест, затем шли верующие со свечами, шествие же замыкали те, кто нес знамя Святого Марка и священную просвиру. Но шторм не покорился. Напротив, казалось, он разыгрался еще пуще прежнего. Он валил наземь тех, кто нес крест, тушил свечи и забросил балдахин, прикрывавший просвиру, на крышу Дворца дожей. С превеликим трудом удалось спасти знамя Святого Марка с изображением крылатого льва, которое чуть не унес вихрь.
Увидев все это, Чекко, громко стеная, стал пробираться к своей лодке. Весь день пролежал он на берегу, хотя его захлестывали волны и чуть не унесли в море. Весь день он был погружен в нескончаемые молитвы, обращенные к Богу и Святому Марку. Он понял, что судьба всего города зависела ныне от его молитв.
Не многие отваживались выйти из дома в тот день, однако кое-кто добрался все-таки до набережной, проклиная непогоду. Только и разговоров было об ущербе, причиненном штормом. Видно было, как рушились дома на отдаленном острове Мурано; весь этот пологий остров оказался под водой. А здесь, на острове Риальто, тоже развалилось несколько домов.
Шторм продолжал свирепствовать целый день с неослабевающей силой. Несмотря на то, что площадь Пьяцетта возле пристани и площадь Сан-Марко уже покрылись водою, к вечеру здесь собралась большая толпа. Люди боялись оставаться в своих домах, которые ходуном ходили на сваях. Стенания людей, дрожавших от страха, смешивались с мольбами о помощи тех, кого смывало в море. Жилища многих оказались под водой, и дети захлебывались в своих колыбелях. Некоторые дома рушились прямо в воду, и под их обломками гибли старики и больные.
Чекко продолжал стоять и вымаливать прощение у Святого Марка. Ах, нельзя же так наказывать рыбака за пустяки! Не может же Святой Марк из-за него стать таким беспомощным! Пусть Святой Марк позволит дьяволам утащить его вместе с лодкой. Да и что с ним, в самом деле, церемониться! Не наказывать же из-за него весь город!
— Мои сыновья… — обратился Чекко к Святому Марку. — Тут уж не до моих детей, когда дело идет о целой Венеции! Я не пожалел бы сына даже за каждую черепицу с крыши, которую ветер сдувает в канал, если бы такой ценой я мог бы спасти город. О, Святой Марк, любой маленький камень Венеции мне дорог точно так же, как и мой родной сын!
Временами он видел ужасные сцены. То это была громадная галера, которую сорвало с якоря и несло к берегу. А потом бросило прямо на сваи набережной, и она билась о них головой дракона, украшавшей ее форштевень, словно таранила вражеский корабль. Удар следовал за ударом с такой ужасной силой, что галера тотчас раскололась. Вода устремилась в пробоины, трещины раздались, и величественный корабль распался на части. Все это время Чекко видел, как на палубе, не желая покидать корабль, оставались капитан и несколько матросов. Там они и встретили смерть, не сделав ни единой попытки спастись.
Но вот наступила вторая ночь, а молитвы Чекко все еще не дошли до Господа Бога.
— Накажи меня одного, Святой Марк! — просил Чекко. — Это сверх всяких сил, если из-за одного человека должны страдать другие. Нашли на меня твоего льва, чтобы он растерзал меня, я не испугаюсь. Что мне сделать для города? Я готов на любую жертву ради него.
В тот миг, когда Чекко произносил эти слова, он бросил взгляд в сторону Пьяцетты, и ему почудилось, что большой лев на одной из гранитных колонн исчез. Неужто Святой Марк допустил, чтобы ветер свалил его льва на землю. Чекко заплакал. Он почти отчаялся спасти Венецию.
Пока он вот так лежал на набережной, его мучили разные видения и слышались все время голоса. Вокруг него кричали и бесновались демоны. Он слышал, как они, прыгая на прибрежные сваи, шипели, словно дикие звери. Но что ему до них, когда гибла Венеция.
Тут он услышал над головой удары могучих крыльев, и у него от страха замерло сердце. Ну конечно же, это прилетел крылатый лев Святого Марка. Лев смещался то туда, то сюда, и Чекко вроде бы видел его и в то же время не видел. Но вот ему показалось, что лев затаился, спустившись на набережную Рива дельи Скиавони, где находился и сам Чекко. Испуганный Чекко хотел было прыгнуть в море, но совладал с собой и остался сидеть на месте. Видно, это его искал лев. Только бы спасти Венецию, и пусть тогда Святой Марк отомстит ему.
Лев приближался к нему ползком, будто кошка. Чекко увидел, как он, сжавшись, приготовился к прыжку. Зверь захлопал крыльями, и его огромные глаза, сверкавшие словно два рубина, превратились в две узкие щели.
