Чингиз Айтматов - Тополек мой в красной косынке
Но беда была в том, что как я ни уговаривал себя, а позабыть Асель не мог.
Делать возле машины было уже нечего. Пойти бы мне в общежитие, оно у нас веселое, шумное, красный уголок есть, а я — нет. Одному хочется побыть. Прилег на крыло машины, руки заложил за голову. Неподалеку копался под машиной Джантай. Был у нас шофер такой. Высунулся из ямы, хмыкнул:
— О чем мечтаешь, джигит?
— О деньгах! — ответил я со злостью.
Не любил его. Жмот первосортный. Хитрый и завистливый. Он и в общежитии не жил, как другие, у хозяйки какой-то на квартире. Поговаривали, жениться обещал на ней, как-никак свой дом будет.
Я отвернулся. На дворе, возле мойки, устроили возню наши ребята. Кто-то взобрался на кабину и из брандспойта поливал шоферов, ждущих очереди. Хохот стоял на всю автобазу. Струя мощная, как стукнет — закачаешься. Парня хотели стащить с кабины, а он себе приплясывает, хлещет по спинам, как из автомата, кепки сбивает. Вдруг струя метнулась вверх, изогнулась в лучах солнца, будто радуга. Смотрю, там, где струя поднимается ввысь, стоит Кадича, наш диспетчер. Эта не побежит. Держаться она умела с достоинством, к ней так просто не подступишься. И сейчас она стояла безбоязненно, спокойно. Не тронешь, мол, слабо! Отставила этак ногу в сапожке, а сама волосы прикалывает, шпильку в зубах держит, посмеивается. Мелкие серебристые брызги падают ей на голову. Ребята хохочут, подзадоривают паренька на кабине:
— Дай ей по кузову!
— Шардарахни!
— Берегись, Кадича!
Но паренек не осмеливался ее облить, только играл струей вокруг Кадичи. Я бы на его месте окатил ее с головы до ног, и, пожалуй, Кадича не сказала бы мне ни слова, посмеялась бы, да и все. Я всегда замечал, что ко мне она относилась не так, как к остальным, становилась податливой, немного капризной. Любила, когда я, заигрывая, гладил ее по голове. Мне нравилось, что она всегда спорила, ругалась со мной, но быстро сдавалась, даже если я был не прав. Иногда водил ее в кино, провожал: мне было по пути в общежитие. В диспетчерскую к ней заходил запросто в комнату, а другим она разрешала обращаться только в окошечко. Но сейчас мне было не до нее. Пусть себе балуются.
Кадича заколола последнюю шпильку.
— Ну хватит, поиграли! — приказала она.
— Слушаюсь, товарищ диспетчер! — Паренек на кабине козырнул. Его с хохотом стащили оттуда.
А она направилась к нам в гараж. Остановилась у машины Джантая, кажется, искала кого-то. Меня она не сразу заметила из-за сетки, разделяющей гараж на отсеки. Джантай выглянул из ямы, проговорил заискивающе:
— Здравствуй, красавица!
— А, Джантай…
Он жадно смотрел на ее ноги. Она недовольно повела плечом.
— Ну, чего уставился? — и легонько ткнула его носком сапожка в подбородок.
Другой бы, наверно, обиделся, а этот нет. Просиял, будто его поцеловали, и нырнул в яму.
Кадича увидела меня.
— Хорошо отдыхается, Ильяс?
— Как на перине!
Она прижалась лицом к сетке, пристально посмотрела и тихо сказала:
— Зайди в диспетчерскую.
— Ладно.
Кадича ушла. Я поднялся и уже собрался идти. Джантай снова высунулся из ямы.
— Хороша баба! — подмигнул он.
— Да не про тебя! — отрезал я.
Я думал, что он обозлится и полезет драться. Я не любитель драк, но с Джантаем схватился бы: так тяжело было на душе, что просто не знал, куда девать себя.
Однако Джантай даже не обиделся.
— Ничего! — пробурчал он. — Поживем — увидим…
В диспетчерской никого не было. Что за черт? Куда она делась? Я обернулся и прямо грудью столкнулся с Кадичей. Она стояла, прислонившись спиной к двери, откинув голову. Глаза ее блестели из-под ресниц. Горячее дыхание обожгло мне лицо. Я не совладал с собой, потянулся к ней, но тут же отступил назад. Как ни странно, мне показалось в тот миг, что я изменяю Асели.
— Зачем звала? — спросил я недовольно.
Кадича все так же молча смотрела на меня.
— Ну?.. — повторил я, теряя терпение.
— Что-то ты не слишком приветлив, — сказала она с обидой в голосе. — Или приглянулась какая-нибудь?..
Я растерялся. Почему она упрекает меня? И откуда узнала?
В это время окошечко распахнулось. Появилась голова Джантая. Ухмылка блуждала по его лицу.
— Прошу, товарищ диспетчер! — с ехидцей протянул он, подавая Кадиче какую-то бумагу.
Она зло глянула на него. С досадой бросила мне в лицо:
— А путевку за тебя кто будет получать? Особого приглашения ждешь?
Отстранив меня рукой, Кадича быстро прошла к столу.
— На! — протянула она путевой лист.
Я взял. Путевка была в тот же колхоз. Сердце похолодело: ехать туда, зная, что Асель… Да и вообще почему именно меня больше всех гоняют по колхозам?
Я взорвался.
— Опять в колхоз? Опять навоз да кирпичи возить? Не поеду! — швырнул я путевку на стол. — Довольно, полазил по грязи, пусть другие помотаются!..
— Не кричи! Наряд у тебя на неделю! А надо будет, еще прибавят, — рассердилась Кадича.
Тогда я спокойно сказал:
— Не поеду!
И, как всегда, Кадича неожиданно сдалась:
— Ну, хорошо. Я поговорю с начальством.
Она взяла со стола путевку.
«Значит, не поеду, — подумал я, — и никогда не увижусь с Асель». Мне стало еще хуже. Я отчетливо понял, что буду каяться всю жизнь. Будь что будет — поеду!..
— Ладно, давай сюда! — выхватил я путевку.
Джантай прыснул в окошке:
— Передай привет моей бабушке!
Я ничего не сказал. По морде бы ему съездить!.. Хлопнул дверью, пошел в общежитие.
x x x
На другой день я глаза проглядел на дороге. Где она? Покажется ли ее тоненькая, как тополек, фигурка? Тополек мой в красной косынке! Тополек степной! Пусть в резиновых сапогах, в пиджаке отцовском. Ерунда. Я же видел, какая она!
Тронула Асель мое сердце, взбудоражила всю душу!
Еду, смотрю по сторонам, нет, не видно нигде. Доехал до аила, вот и ее двор, притормозил машину. Может быть, дома? Но как я ее вызову, что скажу? Эх, не судьба мне, наверно, свидеться с ней! Газанул на разгрузку. Разгружаюсь, а в душе все теплится надежда: а вдруг да и встречу на обратном пути? И на обратном пути не встретил. Тогда я завернул на ферму. Ферма у них на отшибе, далеко от аила. Спрашиваю у девушки одной. Нет ее, говорит, не выходила на работу. «Значит, нарочно не вышла, чтобы не встретиться по дороге со мной», — подумал я и очень расстроился. Унылый вернулся на автобазу.
На второй день снова в дорогу. Еду и уже не мечтаю увидеть. В самом деле, зачем я ей, зачем беспокоить девушку, если она просватана? Однако не верится мне, что все так у нас и кончится, хотя в аилах до сих пор еще сватают девушек и выдают замуж без их согласия. Сколько раз я читал об этом в газетах! А что толку? После драки саблей не машут, выдадут замуж — назад не воротишься, жизнь поломана… Вот какие мысли бродили у меня в голове…
Весна в ту пору была в полном цвету. Земля в предгорье полыхала тюльпанами. С детства я люблю эти цветы. Нарвать бы охапку и принести ей! Поди найди ее…
И вдруг смотрю, глазам не верю — Асель! Сидит в сторонке на валуне, на том самом месте, где прошлый раз застряла моя машина. Будто поджидает кого-то! Я к ней! Она испуганно встала с камня, растерялась, косынку сдернула с головы, зажала в руке. Асель была на этот раз в хорошем платье, в туфельках. Даль такая, а она на каблучках. Затормозил я поскорее, а у самого сердце под горло подпирает.
— Здравствуйте, Асель!
— Здравствуйте! — ответила она негромко.
Я хотел помочь ей сесть в кабину, а она повернулась и медленно пошла вдоль дороги. Значит, не хочет садиться. Я тронул машину, открыл дверцу и так же медленно покатил рядом с ней. Так мы и двигались. Она по обочине, а я за рулем. Молчали. О чем говорить? Потом она спросила:
— Вы вчера приезжали на ферму?
— Да, а что?
— Так просто. Не надо приезжать туда.
— Я хотел вас видеть.
Она ничего не сказала.
А у меня на уме это проклятое сватовство. Узнать хочу, как и что. Спросить — язык не поворачивается. Боюсь. Ответа ее боюсь.
Асель глянула на меня.
— Это правда?
Она кивнула головой. У меня руль запрыгал в руках.
— Когда свадьба? — спросил я.
— Скоро, — ответила она тихо.
Я чуть было не рванул на машине куда глаза глядят. Да вместо скорости сцепление выключил. Мотор как взревет на холостых оборотах. Асель в сторону отпрянула. Я и не извинился даже. Не до этого.
— Значит, мы больше не увидимся? — говорю.
— Не знаю. Лучше не видеться.
— А я все равно… как хотите, буду вас искать!
И опять мы замолчали. Может быть, думали об одном и том же, а между нами будто стена стояла, которая не позволяла мне подойти к ней, а ей сесть в мою кабину.
— Асель! — сказал я. — Не избегайте меня. Я ничем не помешаю. Буду смотреть на вас издали. Обещаете?
